Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса
Шрифт:
— Да, я понимаю вас, — промямлил Мэлони, по всему виду которого было ясно, что сейчас он с большим удовольствием мирно колол бы дрова, напевая себе под нос.
— Некоторые люди устроены так, — продолжал Сайленс со все возрастающей серьезностью, — что их текучее тело очень слабо связано с физическим; в своем большинстве это индивиды со слабым здоровьем, но с сильными страстями; во время глубокого сна их двойник легко отделяется от материального тела и, движимый каким-либо всепоглощающим желанием, обретает образ животного и ищет удовлетворения своей страсти.
Даже при свете дня всем нам стало как-то не по себе, мы жались к теплу и друг к другу, а Мэлони все подбрасывал в костер хворост. Лишь доктор Сайленс, чей голос
— Например, чтобы вам было понятно, — закончил он свою лекцию, — можно представить какого-нибудь субтильного молодого человека, который воспылал любовью к девушке, однако, сознавая, что чувства его безответны, он мужественно подавляет их внешние проявления. Понятно, что любая попытка подавления желания только усиливает его интенсивность, а в случае если двойник нашего молодого человека легко проецируется, то в глубоком сне запретное чувство может высвободиться из-под контроля человеческой воли, и тогда текучее тело способно принять поистине чудовищные формы, становясь видимым для окружающих. И если его преданность была сродни собачьей, хотя всепоглощающая страсть и оставалась скрытой, то текучее тело вполне может принять форму существа, кажущегося не то собакой, не то волком…
— Волком-оборотнем, вы хотите сказать? — воскликнул Мэлони, бледный как смерть.
Джон Сайленс успокаивающе махнул рукой.
— Оборотень — это истинно материальное явление, хотя в прошлом оно обрастало в фантазии темных, необразованных крестьян поистине фантастическими свойствами, превращаясь в едва не демонический образ. Оборотень представляет собой не что иное, как дикие и часто кровожадные инстинкты подверженного страстям человека, которые рыщут по свету, воплощенные в его текучем теле, теле его страстей и желаний. Сам же человек может ничего об этом не знать…
— То есть это не обязательно умышленно? — быстро и с облегчением переспросил Мэлони.
— Да. Поскольку это желания, высвободившиеся во сне из-под контроля сознательной воли. У всех так называемых примитивных народов этот страшный феномен называется одинаково — оборотень, «Wehr Wolf»; [21] он до сих пор вызывает у крестьян суеверный ужас, но в наши дни оно встречается все реже и реже, так как мир становится все более цивилизованным, эмоции — рафинированными, желания чуть теплятся, осталось мало людей, сохранивших ту неукрощенную натуру, которая способна генерировать столь интенсивные импульсы, да еще и проецировать их в образе животных.
21
Неточность: нем. слово Werwolf, хотя этимологически и восходит в древневерхненем. wer (человек) и wolf (волк), пишется слитно и без буквы «h». — Примеч. ред.
— Подумать только! — воскликнул, задыхаясь от волнения, Мэлони. — Нет, я просто обязан сообщить вам то, что было доверено мне по секрету: в жилах Сангри есть частица дикарской крови — среди его предков были американские индейцы…
— Ну что же, давайте посмотрим, как это вписывается в нашу теорию, — спокойно прервал его доктор. — Итак, в Сангри есть примесь индейской крови, но, похоже, он абсолютно не осознавал своей психической неустойчивости, и только примитивная жизнь на острове, когда предмет его желаний был постоянно у него на глазах, разожгла неистовое пламя в его дикарской крови…
— Индейской крови, — поправил Мэлони.
— Пусть так, индейской, — согласился доктор. — Я хочу сказать, что по мере того, как в нем разгорается это дикарское пламя, ему необходима разрядка, ничем не ограниченный выплеск жизненной энергии.
Он пристально посмотрел на Мэлони, а тот тупо смотрел на него ничего не выражающим взглядом.
— Дикая жизнь, подобная той, что вы, например, ведете на этом острове, могла бы быстро пробудить его дикарские инстинкты — его глубоко захороненные инстинкты; результаты будут очень тревожными.
— А дальше тонкое тело, как вы его называете, воспользовавшись глубоким сном физического тела, попытается отделиться и удовлетворить свои желания… — сказал я, приходя на помощь окончательно запутавшемуся прелату.
— Именно, — подхватил Сайленс, — однако при этом само желание не является злонамеренным — оно остается во всех смыслах здоровым и чистым…
— Ох! — услышал я тяжкий вздох Мэлони.
— Стремление влюбленного к соединению с предметом любви становится неуправляемым, буйным, оно расчищает себе путь всеми дозволенными и недозволенными способами, — продолжал доктор, стараясь донести свою мысль до сознания прелата, скованного привычными предрассудками. — Следует помнить: желание обладать с легкостью становится безудержным и, воплощенное в какой-либо животной форме тонкого тела, может в клочья порвать все преграды на пути к сердцу любимого существа. Au fond, [22] это не что иное, как стремление к соединению, чудесное и абсолютно чистое желание растворить в себе или… — Сайленс на мгновение замолчал и, посмотрев в глаза Мэлони, многозначительно закончил: —…или самому погрузиться в кровь возлюбленного сердца…
22
По сути (фр.). — Примеч. ред
Костер вдруг ярко вспыхнул и затрещал; я невольно вздрогнул, Мэлони же трясло как в лихорадке — он беспокойно вертел головой, бросая тревожные взгляды то на море, то на деревья. Ветер как раз утих, и последние слова доктора отчетливо прозвучали в тишине.
— Тогда… тогда он мог бы, наверное, и убить? — пробормотал наконец, запинаясь, Мэлони; его неестественная попытка при этом скептически усмехнуться была просто страшна.
— Мог бы, в отчаянии, — отозвался доктор Сайленс. Затем, после очередной короткой паузы, во время которой он явно решал, какие еще сведения разумно сообщить нам, продолжил: — Если же двойнику не удастся вернуться в свое физическое тело, то человек, которому это тело принадлежит, проснется дебилом — возможно, не проснется вообще.
Мэлони выпрямился, обретя наконец дар речи.
— Вы хотите сказать, что если этой текучей животной субстанции, чем бы она ни являлась, не дать возвратиться, то человек может никогда больше не проснуться? — спросил он дрожащим голосом.
— Да, он может умереть, — спокойно ответил доктор.
Нависшая над нами атмосфера зловещей тревоги сразу как-то разрядилась.
— Тогда не лучший ли это способ избавиться от дикаря… от этого зверя?.. — прогремел прелат.
— Конечно, это был бы идеальный способ убийства, которое невозможно раскрыть, — прозвучал суровый ответ, произнесенный так же невозмутимо, как говорят о погоде.
Мэлони заметно пал духом, а я подбросил хворосту в костер.
— Большая часть жизненных сил человека, а также наиболее тонкая составляющая физического тела, покидает его вместе с двойником, — пояснил доктор Сайленс, немного помедлив. — Так что оставленное материальное тело истощено как в физическом, так и в психическом плане. Оно значительно уменьшается в размерах, представляясь стороннему взгляду каким-то ссохшимся и сжавшимся — похожее можно наблюдать с телом медиума во время сеанса. И еще: любая, самая незначительная царапина или повреждение, нанесенные двойнику, будут точно воспроизведены по принципу зеркального отражения на пребывающем в трансе физическом теле…