Несломленная
Шрифт:
Удивительно, что лицо почти не пострадало. Сердце у него защемило. Такая, видать, дерзкая, самодостаточная, даже бескровные губы сохраняли свой упрямый изгиб. Скорей всего, ее не переспоришь. А сейчас беспомощная, совсем юная.
Феликс умел хорошо читать по лицам, поэтому даже по выражению глаз медиков понимал, что девчонка в критическом состоянии.
Он наблюдал, как кровь перетекает из его вены в девушку, и мысленно пытался с ней разговаривать. Он слышал, что людям, находящимся на грани между жизнью и смертью нужно, чтобы их на Земле что-то держало. Ярцев однозначно не верил в мистику. Но ему было очень страшно осознавать, что эта сорви-голова в женском обличье может умереть вот тут, рядом с ним,
– Держись, сестренка! Прорвемся! Ты ж боец! Потерпи, сейчас получишь порцию ярцевской крови, со стола убежишь. – И его не волновало, что думали при этом врачи, может, и покрутили мысленно пальцем у виска. Феликсу было наплевать.
А потом подумал с иронией, что ее кровь и так наполовину из адреналина состоит, а добавить еще его неохлажденной, вскипающей по малейшему поводу – вот уж поистине гремучая смесь получится. Он был уверен, что его отъезд в больницу наверняка сопровождался комментариями типа: «Чтоб побольше крови у него взяли, может, не будет сразу в голову ударять, а размеренно поступать начнет». Или и того хлеще: «Странно, обычно вампир из нас кровь пьет, а тут сдавать полетел». Что и говорить, его вспыльчивость и придирчивость была притчей во языцех. Он сам за собой это признавал, но поделать ничего не мог, потому что терпеть не мог тупости, безответственности и разгильдяйства. И был уверен, что мозги должны быть в базовой комплектации полицейского.
Воспоминания об этом эпизоде пронеслись вихрем в мозгу Феликса
С пересохшими от волнения губами Феликс произнес:
– А еще он сказал: «Прорвемся!», «Ты же боец!» и вообще нес всякую ерунду.
– А еще у него группа крови VI отрицательная, которая меня спасла..
– А ваш отец сотрудничал с нашим отделом в качестве консультанта и фамилия у него Сафронов, как и у вас. Я и думать забыл об этом, и фамилия ни о чем не напомнила, думал однофамильцы.
В кабинете повисла тишина. Они с таким изумлением смотрели друг на друга, будто долгие годы провели в одиночестве на необитаемом острове и сейчас, впервые увидев другого человека, не знают, что делать. Кинуться в объятия, дружественно потереться носами, как папуасы, или как сдержанные индейцы, приветственно поднять руку?!
Алена снова заплакала: переполнявшие ее эмоции не могли найти другого выхода. Феликс медленно, будто ступая по тонкому льду, подошел к Алене, прижал к себе и стал успокаивающе гладить по голове.
– Моим любимым шоколадом в детстве была «Аленка». Сейчас картинка кажется анахронизмом, но мама говорила, что раньше все так ходили девчонки, в таких платочках, особенно за пределами Москвы. Может на вкус шоколадка и не была лучше других, но я любил собирать обертки. У меня их была целая куча. Друзья не знали о моем увлечении, думали, я просто сладкоежка. А мне каждая шоколадка приносила радость от встречи. Я видел в ней образ сестренки. Сестренки – Аленки! И теперь моя детская мечта сидит здесь, очаровательно хлюпая носом. Алена Викторовна, вы готовы стать моей младшей сестрой? Цитирую Киплинга: «Мы с тобой одной крови». Ведь мы, правда, однокровные?
Алена подняла заплаканные глаза и восхищенно кивнула. О таком она даже не мечтала.
Глава 5.3
Тимохин справедливо полагал, что шеф в рассерженном состоянии может наговорить гадостей. А Алена их не заслуживает. И вот, открыв дверь класса и увидев картину, не поддающуюся осмыслению, он хотел попятиться назад, чтобы на досуге найти какое-нибудь логическое объяснение. Однако девушка, заметив его, остановила. Все еще всхлипывая, она произнесла:
– Сережа, помнишь, я тебе рассказывала, что человек, отдавший чуть ли не половину крови, вытащил меня из тоннеля своими словами,
Действительно, в это поверить трудно. В том, что начальник мог отдать не только кровь, но и саму жизнь за другого, Сергей не сомневался. Ярцев четко знал, что хорошо, что плохо, и как совершенный механизм принимал решения, исходя из этих понятий. Даже не включаясь эмоционально. Но чтобы рациональный железный Феликс, как его называли за глаза, сентиментально и ирррационально беседовал с находящейся в бессознательном состоянии девушкой – никогда. Все помнили, как он чехвостил подчиненных за постеры в кабинетах, за фотографии жен и детей на столах. Аж клочья летели!
– Теперь я понимаю, почему у вас бардак везде! Вместо того, чтоб думать о деле, картинки рассматриваем и слюни пускаем! Превратили Отдел МВД в общежитие ткацкой фабрики! У полицейского должны быть чистые руки, и холодные голова и сердце. И мне плевать, что мой знаменитый тезка имел на этот счет другое мнение!
Принять сторону Дзержинского и иметь другое мнение на этот счет никто не решился. Хотя каждый отметил несостыковочку: говоря о холодной голове и холодном сердце, Феликс явно упускал из виду свой взрывной характер. Да и Франта он частенько брал с собой на работу, когда тот просился – тоже сентименты. Вряд ли спаниэль выполнял служебные функции. Ну что ж, Великие часто прощают себе необъективность. «Что позволено Юпитеру, не позволено быку»….
Убедившись, что Алене ничто не угрожает, Тимохин помчался в отделение, фигурально выражаясь, «неся в руках неразорвавшуюся мину».
Действительно, новость была сногсшибательной. Алену знали все и любили. Она учила детишек, устраивала благотворительные мероприятия и немало помогала своими советами. И то, что Ярцев спас эту девушку, растопило лед в душах подчиненных. Бояться от этого его не стали меньше, просто по- человечески зауважали. Из «Вселенского зла», свалившегося на их голову, он превратился в канонный эталон начальника – «Суровый и справедливый». Они понимали, что суровым и справедливым он был и раньше, но не принимали этот факт в душе, предпочитая обижаться на его «бесчинства» и величать его то Змеем Горынычем, то Мистером Зло, то «Тем, того нельзя называть по имени». Теперь осталось одно прозвище – Железный Феликс. Портрет Ярцева обрел последние штрихи, и подчиненные сумели, наконец, составить объективное мнение о нем.
А сам Ярцев, пережив эмоциональную бурю, решил вернуться к тому, с чего начался их весьма экспрессивный диалог, а также внести некоторые коррективы в их формат общения. Теперь совершенно очевидно было, что этот зареванный человечек есть его зона ответственности.
– Сестренку на «Вы» не называют? – с улыбкой спросил он.
– Я думаю, нет, - не совсем понимая ход мыслей Ярцева, ответила Алена.
– Значит, нам нужно обращаться друг к другу на «ты», - вынес вердикт Феликс.
Сердце девушки затрепыхалось, как пойманная птичка –ведь это позволяло сократить дистанцию между ними. Ей было бы приятно, если бы он говорил ей «ты», но к начальнику полиции она не готова была так обратиться. Отразившиеся на лице Алены сомнения Феликс расценил правильно, и поэтому решительно сказал:
– И никаких начальников полиции! Для тебя я Феликс. Ну, на людях можешь, если захочется по имени - отчеству, хотя это не принципиально. Последовать твоему примеру никто не рискнет, поэтому я не боюсь уронить свой авторитет. Договорились? – и мальчишеские смешинки заплясали в его глазах.
– Договорились,- Алена робко улыбнулась.
– Ну а теперь по-родственному помоги мне. В отделе мне сказали, что обращаются к тебе за помощью люди, чтоб узнать – живы их близкие или нет, да и сами наши доблестные полицейские вместо того, чтоб носом рыть, периодически пользуют бедную девушку.