Несломленные
Шрифт:
— У…у-у… Упырь! Злобная нечисть! Пусти! Если я не могу помочь подруге, сделай это ты! Тебе же ничего не будет под этим светом? — нашлась что ответить бойкая Эвелина. Она ощущала плотное кольцо из рук вампира, что сомкнулось под грудью и его пальцы больно впивались между ребер.
— Не могу…да, взор Когармоата мне не вредит, но я не пойду против семьи. Им нужен этот обряд, дабы помочь своему богу, что бы он и дальше защищал Костяной город и своих детей. Неужели тринадцать жизней это много во имя жизни несколько миллионов? Чем наш род хуже людей? А? Мы тоже живые существа и нас тоже нужно защищать. Но единственный кто это делает это наш бог. — Поспешил ответить Дэн. Он ощутил нежность шелка волос подруги под нижней
Голод, который до селе молчал забитый чувством вины, пробудился и яростно потребовал быть удовлетворённым.
А сопротивление жертвы ещё больше раззадоривало инстинкты хищника. Ещё и пробуждение Иссушителя вызывало в вампире темные наклонности, которые тот слишком долго сдерживал.
— Ты…ты. Трус! Ты просто боишься! Боишься, что тебя на ругают большие и страшные вампиры, маленький вампир! Как же ты жалок! А может, ты просто хочешь произвести впечатление на свою желанную Лили? Так знай у тебя нет шансов, ибо трусы всегда остаются одни и умирают первыми. — Выпалила от бессильной обиды девушка. Ведь она злилась на друга за предательство и за его не желание помочь. А ещё злилась на себя, что все ещё считает его другом и понимает его мотивы. Она бы и сама сделала все для выживания ее рода, все…кроме принесения в жертву других живых существ. В ней боролись всепрощение и мягкость с мстительной сущностью.
— Я не трус. Я просто реально оцениваю свои шансы на победу, которых нет. Мне нет и ста лет, мне не устоять против брата и Лили, даже если я решился бы предать свой род. Прости…и прошу, хватит так соблазнительно тереться своими выпуклостями, об мои чувствительные места. А то ты пробуждаешь во мне зверя. — Сердечно попросил Дэн.
— Что?! Нашел о чем думать, в данный момент, пошляк. И вообще я хомячков не боюсь! — Борзо кинула бурно краснеющая Эвелина, глубоко дыша, пытаясь пнуть локтем Дэна.
— Ах, так! Ну, все, сама напросилась! — и тут терпению вампира пришел конец. Он и так слишком долго проявлял лояльность к пище, так он подумал, фиксируя по удобнее добычу, чтобы не дергалась одной рукой, а второй заставляя запрокидывать голову на бок.
— Эй, не надо! Не смей, гаденышь! — Пискнула жалобно девушка, бледнея и испугано тараща глаза при виде страшных клыков, что выглядывают из-за верхней губы вампира.
Хищник хищно ухмыльнулся, поражаясь смене настроения у жертвы. Вампир понял что наконец-то его начали воспринимать серьезно.
— Ты же говорила, что хомячков не боишься? Более того, тебя уже пробовали. Так чего тебе бояться? Да и не поверю, что у какого-то кибера длиннее клыки, чем у аристократа. — Фыркнул Дэн, которому идея вкусить подругу все нравилась больше и больше. В конце концов он и так уже вступил на дорогу тьмы, одним укусом больше одним меньше.
Голод ободряюще поскребся в горле. Страх, сходящий из жертвы, только делал ее аппетитнее.
— Ты же не такой как эти. Ты же наш весёлый и доставучий Дэн. Молю не надо. Я тогда отдала кровь добровольно, потому что у меня не было выбора. — Взмолилась Эвелина, всхлипнув.
— Считай, сейчас у тебя тоже нет выбора! — выпалил угрюмо Задира и…впился в горячую, нежную плоть жертвы.
Девушка дернулась, издав жалобный писк. Она ощутила как острая, жгучая боль пронзила ее шею. Ей словно дали в солнечное сплетение и выбило дух. Эвелина не могла сделать вдох от боли, перед глазами потемнело. Последнее что она успела, это царапнуть по лицу вампира, оставив на его скуле и щеке три кровоточащие ранки. Вампир дернулся больше от неожиданности, чем от боли, но не остановится, а только яростнее вгрызался в горло сладко трепещущей добыче. Ее кровь опьяняя, будоражила сознание, возбуждала, чем
Наконец-то отец обрел давно потерянное дитя, которое считалось дефектным, но оно явилось свою настоящую сущность хищника, в котором течет благородная кровь.
Задира осязал как через голод его отец говорил с ним, это был не привычный метод общения, особенно для того кто привык к зрительному, слуховому и тактильному восприятию информации.
Всю сущность вампира обуяло ощущение свободы, словно то что он делает это не плохо, а естественно, как дышать. А все возникшие блоки, находятся у него в голове. Задира понял причина появления блоков, мешающих ему охотиться и получать от этого удовольствие кроется в его предрассудках появившихся в результате тесного проживания с добычей и в последствии установлению эмпатической связи. Но горячая кровь столь сладкая в своем трепете этой жертвы смыла все преграды. Когармоат будет доволен своим потомком.
Реймонд обнаружив резкое исчезновение брата, поспешил его найти, ведь ещё не сильно доверял тому кто недавно считал еду себе равной. Но старший аристократ, быстро нашел брата, за вполне благовидным занятием, по крайней мере таких как они. Конечно Рэй хотел пожурить брата, что не гоже питаться во время священного действа, но понял, что к детям следует относиться с пониманием и терпением. Да и это его наложница, посему он вправе с ней делать все что захочет.
Реймонд с умилением и некоей завистью пожирал взглядом девушку, что обмякла в когтях уже не трогательно наивного детеныша, а взрослого и жадного хищника. Аромат ее крови разжигал аппетит у старшего вампира, ему стало досадно, что брат отказался делиться таким редким сортом крови. Рэй настолько живо ощущал соблазнительный аромат добычи брата, что осязал на кончике языка шоколадную сладость с ноткой цветочного амбре. Голод пробуждённый зовом отца, учуяв алую жизнь обжёг грудину вампира. Тот с досады прикусил случайно нижнюю губу, хлынула кровь. Он слизал ее языком и поспешил удалится как можно дальше. Ведь ощущал, что помимо жажды проснулась и его плоть, ведь взгляд видел как изящно может выгибаться стан жертвы, какой сладостный для слуха вампира стон могут исторгать из себя алые уста девы.
Эвелина не могла остановись слез, ей это все напомнило ужас, который она пережила с братом. И это вызвало в ее теле оцепенение. Она противилась забору энергии, но ее кровь забирали силой. В голове Эвелины билась одна мысль "Больно".
— Ай, больно…как больно…помогите… — Прошелестела одними сухими устами она, зажмурившись.
Задира осязал на кончике языка горечь от страха и обиды жертвы. Ему не нравится испорченный вкус столь ценного ресурса. Задира брезгливо поморщился. А ещё кровь жертвы напомнила ему те хорошие моменты, что они прожили вместе. И Задире вновь стало противно от себя и своей темной сущности. Он резко вытащил клыки из жертвы, как раз вовремя, ведь он приблизился к ее полному иссушению.
— Прости…не могу…не могу перейти черту и…убить… и твоя кровь… она вкусная. Но это послевкусие боли и горечи, ее портит. — Признался Задира. — Надо признаться уже, что я дефектный вампир. Позор для чренов рода., — с горечью в голосе и болью в сердце добавил Задира.
— Глупый клыкастик, если бы ты признался в том кто ты, уверена, тебя бы не отвергли, я уж точно. Можно было бы объяснить ребятам кто ты и что неопасен. Мы бы могли стать семьёй. — После паузы, прошептала Эвелина, тихим голосом, ее кожа бледна, а губы обескровлены. Она дрожащей от слабости рукой потянулась к лицу Задиры, он не стал уклоняться и терпеливо ждал заслуженной пощёчины. Но вместо этого нежная ладонь коснулась царапин на его холодной коже и ласково повела по ним.