Неслучайные странности
Шрифт:
Но как бы задержать её в себе?
Как?
Может быть, своим отношением? Верой? Чем?
Одним словом, пока я теперешний с испугом копаюсь в своих страхах, переживаниях, сомнениях, мельком вглядываясь в заполонившие всё вокруг нас незнакомые стройки с высокими заборами и кранами, торчащими из-за них на практически несуществующем Богатырском проспекте, мой паренёк уверенно рулит к месту, где начинается строительство будущего кирпичного гиганта с противоположной от метро стороны проспекта. За этим в моё время действительно высоким и очень длинным, в два квартала, домом уместится целый микрорайон: школа, два детских
Мой паренёк в нерешительности останавливается возле него.
Я, отбросив все свои ностальгические переживания, пытаюсь вслушаться в его мысли.
– Этого не может быть, – вдруг восторженно шепчет он, – именно это я и видел сегодня во сне.
– Каком ещё… сне? – вмешиваюсь, не сдержавшись. – Не было никакого сна! Не помню.
– Ну как же не было? – почему-то не удивившись присутствию моей мысли, усмехается он. – А то странное видение угловой солнечной многоэтажки?
– Солнечной?.. – В сознании смутно всплывает забытая картинка новенького ярко-жёлтого углового блочного дома. – Там ещё, кажется, во дворе…
– Да-да, длинное, до самых подъездов замёрзшее озеро-яма, – вслух перебивает мою мысль парень.
– Правильно, – глупо улыбаюсь воспоминанию, – оно значительно больше того котлована, из которого мы сто лет назад вытаскивали Максов.
– Не так уж и давно, – улыбнувшись, парирует парнишка, – три года назад, когда белый дом на Победе строили.
– А помнишь?..
– Ну-у, ко-неч-но, – радостно тянет он, живо увлёкшись моими воспоминаниями. – Макс тогда сиганул в бездонную яму, спасая своего спаниеля, даже не подумав, что совершенно не умеет плавать.
– Да-да, – хохочу во весь голос, – весело мы тогда их спасали, да и «родаки» нас почти не отругали за испорченную одежду.
– Ещё бы! – смеётся вместе со мной. – Мы ж не могли пройти мимо!
– Конечно, не могли, – соглашаюсь, – нас теперь, ну, в моё время, должны были б даже наградить за это.
– Чем… наградить?
– Медалью!
– За что это? – дивится мальчишка.
– Как за что? – передёргиваю его плечами, как бывало когда-то. – За спасение утопающего!
– Так за что ж тут награждать, если он тонет?
– За то и награждать, наверно… – сам дивлюсь этой странности. – Что спасли, а не стояли рядом, снимая, к примеру, происходящее… на телефон.
– Какой телефон? Зачем?
– Ну… фотоаппарат такой, – теряюсь, не зная, как объяснить. – Для того чтоб другим показать это необычное событие.
– Да как это… можно? – аж задыхается от возмущения мой парень. – Кто ж так поступает?.. Где?.. Да за такое… надо сразу… в морду, в…
– Точно! – радуюсь. – Ай я да парень, – думаю, – ай да…
– Постой, – перебив, вдруг испуганно вскрикивает он. – Там, в моём сне, именно за такой точно стройкой окажется тот двор.
– Надо же, – удивляюсь, – столько лет я по этому двору хожу, а про сон этот твой, наш… с солнечным домом совсем как-то забыл.
– Там кто-то был, – не слушая меня, волнуется мальчишка.
– Где
– Да во дворе же, – кричит, – вроде как у пруда!
– У котлована? – туплю.
– Ну да! Да! – чуть не плачет. – Кажется, девочка, маленькая, вот только что там с ней… не помню.
– Зато я… – ускоряю шаг, взяв инициативу в свои руки, – помню! И даже знаю, кто она, – кричу ему, и мы бежим что есть сил…
Господи, так вот зачем я здесь!
Столько раз я слышал эту, казалось бы, выдуманную историю, но ни разу не применял её к себе, к нам.
Да и как применить-то её, ведь впервые здесь, в этом дворе, я появлюсь лишь через шесть лет. Ну кто из нас помнит какой-то, пусть даже очень яркий и удивительный сон в течение целых шести лет? Да к тому же за это время во дворе всё изменится: не станет никакого озера-котлована в полдвора, кирпичный гигант встанет на своё место, появятся детская площадка и густые кусты чёрной рябины вдоль домов, а солнечный угловой дом станет вполне самым обычным, белым, как и остальные вокруг. То ли краска выгорит на нём за прошедшее время, то ли перекрасят его в скучный серый цвет – в общем, ничего общего с увиденной во сне картиной здесь не останется.
А саму историю этой «неслучайной странности», встречи то есть, я вообще впервые услышу лишь в феврале 1991 года, спустя ровно одиннадцать лет, – почему-то точно помню эту дату! – когда временно поселюсь в этом блочном доме и выйду во двор на место бывшего котлована со своими старшими детьми и женой на прогулку.
– Стой, назад, – кричу что есть сил, выскакивая из-за угла новенькой школы и замирая у крутого берега, ещё никого не замечая, но точно зная, что же я там, с противоположной стороны ямы, увижу.
Всё – как во сне!
По крутому склону котлована катятся детские санки с яркой огромной пластмассовой куклой на них, которые, по-видимому, случайно сорвались из-за какого-то неловкого движения маленькой девочки в белой шапочке и тяжёлом драповом стёганом коричневом пальто, оказавшейся как раз напротив меня, метрах в десяти.
Во дворе, кроме нас, – никого.
На небе загораются первые звёзды.
Ранние сумерки отражаются в искрящемся белом снегу.
Широко раскрытые зелёные глаза девочки таят удивление и детское любопытство. Она, похоже, уже собралась привычно скатиться вслед за санками вниз: лёд в озере крепкий, крещенские морозы стоят всю неделю, а откос склона хотя и непригоден для катания на санках, но забраться наверх по обильно выпавшему снегу, по сугробам вполне себе по силам даже ей.
– Не смей, – шепчу одними глазами, впившись в девочку взглядом.
– Почему? – дивится она мысленно в ответ…
Перед глазами всё плывет и мелькает, в душе я ещё бегу сломя голову, бегу быстро, как никогда не бегал раньше, да и не побегу, наверное, больше никогда. Ничто не может теперь остановить меня: ни несуразный забор дома-гиганта, ни отсутствие дороги в метровом снегу с этой стороны школы, ни непроходимые кусты ивы, густо выросшие по здешним берегам. Это именно я – и молодой, и не очень – здесь и сейчас, хотя никогда раньше и не видел-то этого котлована, никогда прежде не вспоминал о том своём сне; не верил в неслучайный рассказ моей девчонки, в котором она описывала мне своё необычное случайное спасение много позже, уже в моё время.