Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио
Шрифт:
6 января Аттолико прислал из Берлина исправленный Риббентропом окончательный текст пакта (третий по счету), основанный на тех же принципах, что и прежние германские проекты: цель – борьба с «коммунистической угрозой» (преамбула), консультации об общих мерах в случае «трудностей» (статья 1), экономическая и политическая помощь в случае угрозы (статья 2), помощь и поддержка в случае «неспровоцированной агрессии» с обязательством немедленно конкретизировать меры этой помощи (статья 3), обязательство не заключать сепаратного мира (статья 4), скорейшая ратификация (статья 5). Секретный дополнительный протокол предусматривал создание трехсторонних комиссий министерств иностранных дел для постоянного изучения ситуации и обмена информацией. Из проекта исчезло обязательство не заключать соглашения, противоречащие данному, – положение, действующее прежде всего в мирное время. Интересно, кто был инициатором этой поправки, четко обозначившей отличие данного договора от Антикоминтерновского пакта? Пакт выглядел предупреждением западным демократиям и Советскому Союзу, но оставлял лазейку для заключения какого-либо договора с ними до начала военных действий. В общем его можно назвать документом «предвоенного» времени, еще не делающим войну фатально неизбежной.
Договор был готов к подписанию. 8 января дуче, по свидетельству Чиано, полностью одобрил присланные тексты, лишь немного исправив преамбулу [В
Арита продолжал трактовать все решения и формулировки по-своему. Он все равно обозначил в качестве главного противника Советский Союз и предостерег от придания договору формы полномасштабного альянса, что может быть выгодно Германии и Италии для их дипломатических маневров в Европе, но совершенно не требуется Японии. Что касается положения об оказании Японией военной помощи только в случае войны с СССР, министр назвал его «самой важной для Японии статьей».
Ход переговоров фатально замедлился. Осима еще 13 января говорил статс-секретарю МИД Вайцзеккеру, что Япония даже при наилучшем стечении обстоятельств не сможет подписать договор 28 января, как это предварительно намечалось, потому что он должен быть предварительно рассмотрен и одобрен рядом инстанций в Токио. 25 января Аттолико не без раздражения сообщал Чиано, что японское правительство должно «изучить заново каждый спорный вопрос» и что предвидится оппозиция пакту со стороны посла в Лондоне Сигэмицу. Согласно полученным перед отъездом из Токио инструкциям министра, Сиратори 27-29 января организовал в Париже встречу глав японских миссий в Европе, куда Осима не смог приехать из-за внезапной болезни. Сиратори агитировал за скорейшее заключение военно-политического союза трех держав, но поддержки не получил. [202]
202
См. дневник посланника в Швейцарии (Амо Эйдзи. Никки. Сирёсю. (Дневники. Материалы). Т. 3. Токио, 1990, с. 602-604) и воспоминания военного атташе в Италии (Арисуэ С. Цит. соч., с. 479-480).
Пока миссия Ито совершала свое длительное путешествие, а подписание договора откладывалось на неопределенный срок, слухи о нем упорно циркулировали во всех европейских столицах и занимали первые полосы газет. Наибольший переполох вызвала статья лондонской «News Chronicle» 17 января: договоренность о заключении пакта трех «тоталитарных» держав уже достигнута, но Италия решила отложить его формальное подписание до завершения переговоров с Великобританией. 11-12 января главные «лондонские лавочники» – премьер Чемберлен и министр иностранных дел Галифакс посетили Рим с официальным визитом, но так ни до чего с хозяевами не договорились, что укрепило решимость Муссолини поскорее заключить союз с Германией и Японией. Статья служила цели вбить клин между партнерами и попытаться оторвать Италию от будущего союза в соответствии с расчетами Форин офис, однако сказанное имело под собой некоторые основания.
Опираясь на информацию НКИД (и, вероятно, разведки), Литвинов так комментировал события полпреду в Лондоне Майскому: «Как известно, Италия до последнего времени уклонялась от подписания намеченного японо-германо-итальянского союзного договора, опасаясь срыва поездки Чемберлена в Рим. Однако, как только поездка была окончательно решена, Чиано и Муссолини стали торопить вновь приехавшего японского посла <Сиратори. – В.М.>, настаивая на подписании договора в течение января. Эту торопливость они объясняли желанием нейтрализовать в общественном мнении впечатление от визита Чемберлена, которому придается преувеличенное значение, и подтвердить прочность «оси»». [203] По словам наркома, Муссолини якобы предлагал распространить действие пакта и на США. Американский посол в Риме Филлипс, находившийся в неведении, не на шутку встревожился и поспешил за разъяснениями к Сиратори и Чиано. Из разговора с первым он понял, что правительство Японии еще не приняло окончательного решения, а второй вообще заявил, что ввиду очевидной близости трех держав заключение специального пакта не является делом ближайшего будущего. [204] Однако Литвинов, сообщая полпреду в Италии Штейну «точные данные» о будущем договоре, указал: «Можете поделиться ими с Филлипсом», [205] – очевидно, зная о беспокойстве последнего и желая его усугубить. Штейн не замедлил исполнить поручение и передал информацию Филлипсу, который «очень благодарил и сказал, что вопрос его исключительно интересует», а затем пересказал свои разговоры с Сиратори и Чиано в точном соответствии с тем, что ранее сообщал госсекретарю Хэллу. [206]
203
Год кризиса. 1938-1939. Документы и материалы. Т. 1. М., 1990, с. 186 (№ 111).
204
FRUS-1939, vol. Ill, p. 4; в этом издании документы не нумерованы.
205
Год кризиса. Т. 1, с. 196 (№ 121).
206
Там же, с. 217 (№ 144); FRUS-1939, vol. HI, p. 9.
Столь нелюбимые Риббентропом «лавочники» беспокоились все больше. Очевидно, под свежим впечатлением неудачного визита в Рим Галифакс писал английскому послу в Токио Крейги: «Антикоминтерновский пакт даже в нынешнем виде – реальная угроза для нас». [207] 4
207
DBFP, Third Series, vol. VIII p. 407 (№ 433).
208
Там же, р. 442-444 (№ 473).
209
Там же, р. 460-461 (№ 491).
25 февраля миссия Ито прибыла в Италию. Ознакомившись с проектом договора, Сиратори с ходу отверг его как бесперспективный и неприемлемый для потенциальных союзников. В 1946 г. на следствии Ито показывал: «Моя миссия с Сиратори окончилась в один день… Он сказал мне, что прежде всего обсудит все с Осима. Это все, что он" мне сказал». После двухдневного осмотра достопримечательностей (в это время недовольный посол, по словам Ито, от политических дискуссий упорно воздерживался) делегация отправилась в Берлин, куда одновременно – но в другом поезде! – выехал Сиратори. Главные события, конечно, происходили в столице Третьего рейха. Реакция Осима на привезенные Ито документы была не менее резкой. Посовещавшись наедине, Сиратори и Осима пришли к единому мнению, что проект Хиранума-Арита несовместим с согласованным германо-итальянским проектом, и решительно выступили против него. Поначалу Осима вообще отказался передавать документы Риббентропу (неслыханный для посла шаг!), что вызвало его конфликт с посланцем из Токио, который строго придерживался традиционных представлений не только о дипломатии, но и о субординации. Разъяснения Ито, что проект является окончательным (в этом перед отъездом из Токио его категорически уверяли и Арита, и Хиранума), оба посла попросту проигнорировали. Не посвящали они его ни в свои мысли и планы, ни в содержание телеграмм, отправлявшихся ими в министерство. [210]
210
О миссии Ито см. его показания на следствии МВТДВ (Кокусай кэнсацукёку (IPS) дзиммон тёсё. (Собрание материалов Международной следственной комиссии). Т. 10. Токио, 1993, р. 178-198), показания Осима на следствии и на процессе (IMTFE, р. 6072-6076, 34127-34129) и аффидевит секретаря Сиратори М. Нагаи (Там же, р. 34940-34945).
Как и ожидалось, камнем преткновения стал вопрос о направленности договора исключительно против СССР и об ограниченности японской военной помощи. Позже Риббентроп писал Отту о берлинских переговорах: «Кабинет в Токио обосновывал необходимость подобного ограниченного толкования пакта тем, что Япония в данный момент по политическим и особенно по экономическим соображениям еще не в состоянии открыто выступить в качестве противника трех демократий. Осима и Сиратори сообщили в Токио о невозможности осуществления также и этого пожелания японского правительства и информировали меня и Чиано, опять-таки в строго конфиденциальном порядке, о развитии этого вопроса. Как Чиано, так и я не оставили никакого сомнения в том, что нас не устраивает заключение договора с такой интерпретацией, прямо противоречащей его тексту». [211]
211
Перевод: Год кризиса. Т. 1, с. 407 (№ 299).
Осима сообщил Арита о негативной реакции партнеров на присланный проект, дав понять, что сам он в целом солидаризуется с ними, а не со своим начальником [После войны на следствии Осима утверждал, что не он отступил от принятой линии правительства, а само правительство изменило свою позицию, не обозначив это с достаточной четкостью и тем самым поставив послов в трудное положение.]. Затем он перешел к более решительным действиям: созвал на совещание в Берлин японских послов в европейских странах, запросив у Арита разрешения, но не дожидаясь ответа. Интересный рассказ об этом оставил Того: «Я подозревал, что предлагаемая встреча является попыткой создать единый фронт для давления на министерство иностранных дел в этом вопросе. Сам я был против такого союза и считал, что если дело пустить на самотек, Японии будет нанесен серьезный ущерб. Поэтому я решил ехать в Берлин. Поскольку даже на самую быструю поездку из Москвы в Берлин требовалось два дня, я подумал, что не успею на берлинскую встречу, если буду ждать ответа из Токио <т.е. разрешения на поездку. – В.М.>. А посему просто направил в министерство иностранных дел телеграмму с сообщением о своем отъезде в Берлин в связи с предложением посла Осима. Как я выяснил по прибытии в Берлин, министерство иностранных дел не одобрило эту встречу, и, кроме меня, на ней присутствовал только посол в Италии Сиратори. В тот вечер на приеме в японском посольстве я выразил твердую убежденность в отсутствии необходимости в Трехстороннем союзе, но, разумеется, достичь единства мнений присутствующим не удалось. На следующий день рано утром я посетил министра-посланника Ито и сказал ему, что, вопреки расчетам сторонников Трехстороннего союза, он не будет способствовать урегулированию «Китайского инцидента», а, скорее, втянет Японию в какой-нибудь европейский конфликт… Я настойчиво призывал его немедленно вернуться в Токио и противодействовать заключению союза. На следующий день я выехал из Берлина в Москву». [212]
212
Того С. Цит. соч., с. 197-198.
Непреклонный Ито не собирался отступать от полученных инструкций. Арита был встревожен самоуправством подчиненных и решил приструнить их, но имел в распоряжении немного средств для этого. Осима продолжал обнадеживать Риббентропа, который даже теперь не терял надежды на привлечение Японии в союз, о чем говорил Чиано по телефону 4 марта. Однако Рим все больше склонялся к «пакту двух». Появились и новые мотивировки такого решения: «Япония в качестве нашего союзника, – записал Чиано в дневнике днем раньше, – решительно толкнет Соединенные Штаты в объятия западных демократий».