Несостоявшийся император. Александр Михайлович

Широкорад Александр Борисович

А вот об отношении великих князей и особенно княгинь к Кате как к плебейке стоит сказать пару слов. Род Долгоруковых происходит от независимых князей Смоленских, а те — от Рюрика, а для антинорманнистов — от князя Игоря.

Смоленские князья Рюриковичи, оказавшиеся в оппозиции режиму, Пётр Владимирович Долгоруков и Пётр Алексеевич Кропоткин писали, что у них больше прав на управление Россией, чем у «монголо-немецкой Гольштейн-Готторпской династии». Да и вообще, у хорошего русского помещика было больше земель, чем у всяких там германских герцогов, маркграфов, курфюрстов, чьи чванливые дочки в большом количестве поставлялись в качестве невест голштинскому семейству Романовых. Притом происхождение оных принцесс не всегда было безупречным. Шведский историк

Стаффан Скотт утверждает: «Её [т. е. Марии Александровны. — А. Ш.] отец, великий герцог Гессенский, тоже сожительствовал с дамой значительно ниже себя по происхождению, даже не дворянкой, и женился на ней после смерти законной супруги. По всем источникам, великий герцог Гессенский вообще не был биологическим отцом царицы: когда она родилась, он и великая герцогиня уже много лет не жили вместе, и вероятным отцом ребёнка называли начальника дворцовой конюшни. Сие обстоятельство было отлично известно Николаю I, когда он просил для сына руки принцессы, но практичный государь согласился с наследником: важно, кто считается официальным отцом наречённой; а великий герцог был человеком великодушным и не вмешивался в дела законной супруги, если она, в свою очередь, закрывала глаза на его интимную жизнь» [6] .

6

Скотт С. Романовы. Биография династии 1613-1999. М.: Захаров, 2000. С. 38.

Любопытно, что писал о происхождении Кати Долгоруковой сам Александр Михайлович: «Как всегда бывает в подобных случаях, женщины были особенно безжалостны к матери Гоги. Руководимые уязвлённым самолюбием и ослеплённые завистью, они спешили из одного великосветского салона в другой, распространяя самые невероятные слухи и поощряя клевету. Факт, что княгиня Юрьевская (Долгорукая) принадлежала по рождению к одному из стариннейших русских родов Рюриковичей, делал её положение ещё более трудным, ибо неугомонные сплетники распространили фантастические слухи об исторической вражде между Романовыми и Долгорукими. Они передавали легенду, как какой-то старец 200 лет тому назад предсказал преждевременную смерть одному из Романовых, который женится на Долгорукой. В подтверждение этой легенды они ссылались на трагическую кончину Петра II. Разве он не погиб в день, назначенный для его бракосочетания с роковой княжной Натальей Долгорукой? И разве не было странным то, что лучшие доктора не могли спасти жизнь единственному внуку Петра Великого?

Напрасно наш лейб-медик старался доказать суеверным сплетникам, что медицинская наука в восемнадцатом столетии не умела бороться с натуральной оспой и что молодой император умер бы так лее, если бы обручился с самой счастливой девушкой на свете. Сплетники выслушивали мнение медицинского авторитета, но продолжали свою кампанию.

— Мой милый доктор, — говорила одна титулованная дама с большими связями, — при всём моём уважении к успехам современной науки я, право, не вижу, как ваши коллеги могли бы воспрепятствовать нигилистам бросать бомбы в направлении, указанном нашим великим диктатором?

Последнее относилось по адресу графа Лорис-Меликова».

Как видим, наши аристократки были столь же хорошо информированы о действиях «Народной воли», сколь революционеры о ситуации при царском дворе. После взрыва в Зимнем дворце придворные говорили, что это дело рук великого князя Константина Николаевича. Он де специально поехал в Кронштадт, чтобы в случае смерти царя привести оттуда в Петербург отряд матросов и объявить себя императором. Дело дошло до того, что 1 марта 1881 г. петербургский градоначальник Н.М. Баранов приказал под видом канализационных работ провести вокруг Мраморного дворца — резиденции Константина Николаевича — глубокую канаву. Это было сделано потому, что будто бы из Мраморного дворца в Зимний дворец был проведён провод для производства взрыва.

В

свою очередь Исполнительный комитет «Народной воли» не только не знал о намерениях царя короновать княгиню Юрьевскую, но и вообще о ней самой.

Зима 1880/1881 г. в Петербурге показалась Александру Михайловичу кошмаром по сравнению с тихой провинциальной жизнью в Тифлисе: «Было бы слишком слабым сравнением, если бы я сказал, что мы все жили в осаждённой крепости. На войне друзья и враги известны. Здесь мы их не знали. Камер-лакей, подававший утренний кофе, мог быть на службе у нигилистов. Со времени ноябрьского взрыва каждый истопник, входящий к нам, чтобы вычистить камин, казался нам носителем адской машины.

Ввиду значительности пространства, занимаемого Петербургом, полиция не могла гарантировать безопасности всем членам императорской семьи за пределами их дворцов. Великие князья просили государя переселиться в Гатчинский дворец, но доверчивый Александр II, унаследовавший от своего отца его храбрость, наотрез отказался покинуть столицу и изменить маршрут своих ежедневных прогулок. Он категорически настаивал на неизменности обычного образа жизни, включая прогулки в Летнем саду и воскресные парады войск гвардии. То, что мой отец должен был неизменно сопровождать государя во время этих воскресных парадов, приводило мою матушку в невероятный ужас, а отец подсмеивался над её страхами, ссылаясь на непоколебимую верность армии. Но женский инстинкт оказался сильнее логики.

— Я не боюсь ни офицеров, ни солдат, — говорила мать, — но я не верю полиции, в особенности в воскресные дни. Путь к Марсову полю достаточно длинен, чтобы все местные нигилисты могли видеть ваш проезд по улицам. Я ни в коем случае не могу рисковать жизнью детей, они должны оставаться дома и не ездить на парады.

В воскресенье 1 марта 1881 года мой отец поехал, по своему обыкновению, на парад в половине второго. Мы же, мальчики, решили отправиться с Ники и его матерью кататься на коньках. Мы должны были зайти за ними во дворец после трёх часов дня.

Ровно в три часа раздался звук сильнейшего взрыва.

— Это бомба! — сказал мой брат Георгий.

В тот же момент ещё более сильный взрыв потряс стёкла окон в нашей комнате. Мы кинулись на улицу, но были остановлены воспитателем. Через минуту в комнату вбежал запыхавшийся лакей.

— Государь убит! — крикнул он. — И великий князь Михаил Николаевич тоже! Их тела доставлены в Зимний дворец.

На его крик мать выбежала из соседней комнаты. Мы все бросились к выходу в карету, стоявшую у подъезда, и помчались в Зимний дворец. По дороге нас обогнал батальон л.-гв. Преображенского полка, который, с ружьями наперевес, бежал в том же направлении.

Толпы народа собирались вокруг Зимнего дворца. Женщины истерически кричали. Мы вошли через один из боковых входов. Вопросы были излишни: большие пятна чёрной крови указывали нам путь по мраморным ступеням и потом вдоль по коридору в кабинет государя. Отец стоял там в дверях, отдавая приказания служащим. Он обнял матушку, а она, потрясённая тем, что он невредим, упала в обморок.

Император Александр II лежал на диване у стола. Он был в бессознательном состоянии. Три доктора суетились около него, но было очевидно, что государя нельзя спасти. Ему оставалось несколько минут жизни. Вид его был ужасен: правая нога оторвана, левая разбита, бесчисленные раны покрывали лицо и голову. Один глаз был закрыт, другой — смотрел перед собой без всякого выражения.

Каждую минуту входили один за другим члены императорской фамилии. Комната была переполнена. Я схватил руку Ники, который стоял близко от меня, смертельно бледный, в своём синем матросском костюмчике. Его мать, цесаревна, была тут же и держала коньки в дрожащих руках.

Я нашёл цесаревича по его широким плечам: он стоял у окна.

Княгиня Юрьевская вбежала полуодетая. Говорили, какой-то чрезмерно усердный страж пытался задержать её при входе. Она упала навзничь на тело царя, покрывая его руки поцелуями и крича: “Саша! Саша!” Это было невыносимо. Великие княгини разразились рыданиями.