Несостоявшийся стриптиз (сборник)
Шрифт:
— Ну так навести ее завтра. А потом и увидимся.
— Конечно, ты прав, Джей… Только мне уже становится хреново…
— Жаль, очень жаль, но…
— Я понимаю, Ральфи, ты тут ни причем.
— Хорошо, что ты это понимаешь.
— Еще как понимаю.
— Это же бизнес… Я работаю, как и все остальные.
— Я тебя понимаю… Я ведь не прошу ничего даром. Просто речь идет о какой-то мелочи.
— Два доллара — не мелочь.
— Верно, но мы-то знаем друг друга давно.
— Давно.
— Я нормальный клиент.
— Знаю.
— Дай
— Не могу, Ральфи. Я бы с дорогой душой. Но если я пойду навстречу тебе, то придется тоща идти навстречу всем остальным.
— Я никому не расскажу. Ни одной живой душе. Клянусь!..
— Все равно поползут слухи. Нет, так дело не пойдет. Если бы я знал, что у тебя нет бабок, я бы не пришел.
— Но что такое два доллара?
— А, два доллара здесь, два доллара там. Получается много. Кто рискует — ты или я?
— Да, но…
— Ты ведь хочешь, чтобы я дал тебе товар за здорово живешь.
— Нет, нет, Джей. Выручи до завтра. А там я разживусь деньгами у мамаши и тебе все отдам.
— Извини, но не могу.
— Джей, погоди. Разве раньше я когда-нибудь приходил к тебе пустой?
— Нет.
— Ну вот видишь. Разве я жаловался, что мне всучали какую-то гадость?
— Погоди, я тебе никогда ничего плохого не всучал. Ты ведь хочешь сказать, что за свои деньги получал плохой товар?
— Нет, что ты!
— Мне показалось, что ты это хотел сказать.
— Боже упаси!
— Тогда что ты хотел сказать?
— Нет, просто бывало, товар шел плохой по всему городу. Когда полиция начинала вовсю шуровать. Когда нигде нельзя было достать ничего приличного. Вот это я и хотел сказать.
— Да, помню. В прошлом июне…
— Но я же не возникал, верно?
— Ну и что ты хочешь этим сказать?
— Выручи разок, Джей!
— Не могу, Ральфи.
— Джей, ну пожалуйста!
— Извини, но никак. Лучше не проси.
— Завтра я достану деньги.
— Пока, Ральфи.
Сумерки быстро сгущаются над городом. Небо над Калмспойнтом становится пурпурным. В окнах загораются желтые огни, неоновые вывески украшают потемневшие дома оранжевым и голубым, красные и зеленые огни светофоров вспыхивают с какой-то новой энергией, делаются в темноте ослепительными. Город празднует наступление темноты фейерверком огней. Как можно ненавидеть волшебное сверкание драгоценных камней?
Молодой патрульный в полной растерянности.
Женщина в истерике, у нее лицо в крови, а патрульный не может решиться, что сделать сначала: вызвать «скорую» или подняться наверх и арестовать мужчину, который ее ударил. Его сомнениям кладет конец сержант, который подъезжает в полицейской машине, выходит из нее и подходит к женщине, которая сквозь рыдания что-то лопочет молодому патрульному, а тот слушает ее с растерянным лицом.
Женщину ударил ее муж, и она не хочет выдвигать против него обвинения.
Но сержант отлично разбирается в том, что такое правонарушение, и ему решительно все равно, какую позицию занимает пострадавшая. Но этим чудным апрельским вечером ему куда приятнее стоять на улице и выслушивать лепет женщины, которая, между прочим, хороша собой, в нейлоновом халате, под которым нет ничего, кроме трусиков. Это куда лучше, чем тащиться наверх и арестовывать того, кто ее ударил.
Женщина расстроена, потому что муж сказал, что покончит с собой. Он ударил ее по голове молочной бутылкой, попал чуть выше глаза, а сам заперся в ванной, пустил воду, продолжая выкрикивать, что покончит с собой. Женщине это решительно ни к чему. Она любит своего мужа. Она выбежала на улицу в халате на голое тело, чтобы найти полицейского и попросить помочь ей сделать так, чтобы ее муж не покончил с собой.
Сержанту быстро надоедает этот разговор. Он продолжает уверять плачущую женщину, что все в порядке, что тот, кто задумал покончить с собой, не станет кричать об этом во всеуслышание, а просто молча выполнит задуманное. Но женщина в истерике, лицо ее в крови, и сержанту кажется, что пора преподнести салаге-патрульному урок, как должен вести себя блюститель порядка в подобных обстоятельствах.
— Пошли, парень, — говорит он, и они вдвоем отправляются наверх, а водитель патрульной вызывает по рации «скорую». Женщина устало опускается на бампер полицейской машины. Она обращает внимание на кровь и бледнеет. Водителю кажется, что она сейчас грохнется в обморок, но он остается на своем месте.
На третьем этаже сержант и молодой патрульный останавливаются возле указанной женщиной квартиры. Там тихо. Сержант несколько раз стучит в дверь, не получает ответа и опять говорит молодому патрульному:
— Пошли, парень.
Он толкает дверь, которая не заперта, и они оказываются в квартире. Там по-прежнему тихо, только в ванной слышно, как течет вода.
— Есть тут кто-нибудь? — громко произносит сержант, а затем жестом призывает молодого патрульного следовать за ним. Он подходит к ванной, берется за ручку, но тут дверь распахивается.
На пороге голый человек.
Он только что вылез из ванной, где по-прежнему течет из крана вода. Тело его блестит от воды. Но вода в ванной красного цвета. Он вскрыл себе вену на левой руке, и теперь из раны течет кровь и стекает на белый кафельный пол. В правой руке у него разбитая молочная бутылка, скорее всего, та, которой он ударил по голове жену. И как только он распахивает дверь, он замахивается этой бутылкой на сержанта. Сержанта сейчас заботит несколько проблем, среди которых далеко не главное место занимает перспектива в ближайшие секунды оказаться с разбитой головой. Он думает о том, как справиться с голым человеком, чтобы не запачкать кровью новенькую форму, и как произвести впечатление на молодого патрульного.