Несравненное право
Шрифт:
Глава 9
Городок Олецька издавна славился своим дюзом, про который шепотом рассказывали страшные легенды, главную роль в которых отводили ведьмам, дето— и мужеубийцам и замурованным живьем в стены клирикам-отступникам. Во всем остальном это был обычный городишко на границе Фронтеры и Внутренней Арции, давно выплеснувшийся за когда-то окружавшую его стену, полный запаха выпекаемого хлеба и яблочного вина, окруженный садами и огородами.
Жители городка кормились в основном
На север империя не смотрела, почитая Эланд и Таяну сначала не стоящими внимания, а потом слишком сильными для того, чтоб играть мышцами на их границе, благо Рысь и Альбатрос пока смотрели за Запретную черту, а не на ухоженные имперские земли, да и Новая дорога из Гверганды к Гремихе не способствовала процветанию. Так что Олецька, равно как и другие северные города и городки, оставалась приютом трактирщиков, перекупщиков и ремесленников. Жило их там тысяч десять, и ненастным весенним вечером они занимались своими делами — шили, готовили, болтали о зарядивших ливнях с забежавшими выпить стаканчик вина соседями.
У опоясывавшей город с юга вздувшейся от дождей речушки, впадающей в Кадену, влюбленные героически ломали мокрые ветки расцветающей сирени, какой-то мальчишка, насквозь вымокший, но счастливый, посреди превратившейся в море разливанное улицы забавлялся с корабликами, а из городских харчевен пахло пряным мясом и свежим хлебом. В трех иглециях и дюзе зазвонили колокола, вознося хвалу Творцу за еще один прожитый день, большой желтый кот, пробиравшийся по карнизу единственного, если не считать строений во дворе дюза, двухэтажного дома, принадлежащего эркарду, оступился и с мявом шлепнулся на мощенный камнем двор, отряхнулся и гордо удалился, возмущенно подняв подмокший хвост.
Символические городские ворота были распахнуты, два стражника — пузатый и худой, как весенний заяц, увлеченно метали кости в ветхой караулке. За дорогой никто не следил. Олецька была мирным городом, откуда было ей знать, что какой-то день может стать для нее последним.
Армия, показавшаяся из-за поворота, выглядела внушительно. Блестели кирасы всадников, в ногу шли тяжелые боевые лошади, вздымались вверх орифламмы и консигны, правда несколько обвисшие из-за проклятого ливня. Впереди, сразу после знаменосцев под навесом, вздымаемым на копьях восемью рослыми воинами, ехали трое — дородный мужчина с короткой черной бородой, разодетый в цвета потухающего пламени, худой клирик с глазами фанатика и изящный бледный красавец в лиловом, в котором каждый, кто бывал в Мунте, без труда бы узнал бесподобного графа Койлу.
Войско шло не таясь, и стражники, услышав за стеной шум, соблаговолили выглянуть наружу. Графа Койлу они в лицо не знали, но орифламма с арцийскими нарциссами произвела должное впечатление, да и слух о том, что таянский регент собрался воевать с поганым Майхубом, разошелся по всей Фронтере.
Граф Койла остановил коня у ворот и объявил, что он сопровождает дружественную тарскийско-таянскую армию в Святой поход против Эа-Атэва и что император Базилек повелел своим подданным всячески содействовать доблестным борцам с еретиками. Стража не возражала,
Прибежал растерянный эркард, на ходу застегивая отороченную седой лисой парадную мантию, из окон высунулись любопытные головы. Граф Койла все с той же застывшей обворожительной улыбкой рассказал про Святой поход и попросил проводить их в дюз. Эркард торопливо закивал головой, прикидывая, сколько съедят и выпьют за время вынужденного безделья такие гости. Гости спешились и, накинув кожаные плащи с капюшонами, зашагали за городским головой. Граф Койла продолжал говорить о каких-то пустяках. Таисий заученным жестом благословлял всех, кто попадался на его пути, Михай Годой молчал. Молчали и тарскийцы, печатавшие шаг на расстоянии половины копья от вождей.
Дюз стоял на берегу речки и в этот дождливый вечер вовсе не казался ни опасным, ни таинственным. Под крышей главного здания гнездились ласточки, несмотря на ливень, стремительно носившиеся по двору, засаженному цветущими кустами. Настоятель молился, но к высоким гостям вышел немедленно. Он был еще не стар, довольно упитан, с румяными щеками, обличающими человека, не слишком укрощающего свою плоть. Граф Койла, улыбаясь, очередной раз поведал о походе против атэвов, и аббат Вилизарий с умным видом закивал в ответ и попросил разрешения распорядиться об обеде.
Надо было отдать должное церковному повару, трапезу он приготовил отменную, а вино из подвалов дюза было и вовсе великолепным. Аббат потчевал гостей, не забывая и себя. Таисий ограничился шпинатом и сваренными вкрутую яйцами, умерщвлял плоть, Фредерик Койла только пил, причем целый вечер просидел с одной рюмкой, зато Михай Годой и несколько его приближенных угощались от души, и настроение у них было самое хорошее. Особенно же они развеселились, когда эркард поведал им о послании сосланного в Нижнюю Арцию императорского племянника, видимо допившегося с тоски по столичным красоткам до белой горячки.
Рафал обреченно созерцал увязнувшие по колено кривые деревья и высохший прошлогодний тростник, средь которого настойчиво рвались к низкому небу зеленые шпаги новых побегов. Лейтенант Церковной Стражи доскакал до Босхи за двадцать четыре дня. Он почти не спал, не скупясь на ауры [80] менял лошадей и только на последнем постоялом дворе, за которым Корбутский Тракт круто уходил в сторону, огибая гиблые пантанские болота, понял, что самое трудное ожидает впереди. Эльфы, если они действительно скрывались в этих местах, позаботились о том, чтобы смертные ничего не заподозрили. При их умении колдовать и дружбе со всяческими тварями и растениями это было легче легкого. Как ни обдумывал Рафал положение, в голову не приходило ничего. Оставалось положиться на удачу, что он и сделал, решительно свернув с проселка, соединявшего две забытые Творцом лесные деревушки с трактом, на еще более глухую лесную тропинку, которая и привела его к краю болот, перебраться через которые, не имея крыльев, не взялся бы никто.
80
Аур — золотая монета, имеющая хождение в Арции.