Нестор Махно, анархист и вождь в воспоминаниях и документах

Андреев Александр Радьевич

Крестьянство вообще не было противником коммун. Махновщина, которая в середине 1919 года выступила резко против совхозов и коммун, а в 1920 году их громила и убивала участников их, в апреле 1919 года создала в бывш. имении помещика Классена в с. Покровском (несколько верст от Гуляй-Поля) коммуну имени Р. Люксембург. Эта коммуна не была создана только на бумаге, а существовала в действительности. Организовалась она в марте. Записалось в нее 40 семейств, переехало 9 и заняли 2 бывших экономии. На 1 мая членов коммуны было 285 человек (взрослых и детей). Коммуной было засеяно 125 десятин ярового посева [74] .

74

«Путь к Свободе», № 2 за 1919 г.

К середине 1919 года выясняется различное отношение советской власти и крестьянства не только к бывшей помещичьей земле, но и к урожаю с этих полей. 3-й Гуляйпольский районный съезд высказался против продразверстки. С этой резолюцией была солидарна даже и беднота.

Органами проведения нашей продовольственной

политики должны были быть комбеды. Это была основная цель их создания на Украине. Но введение продразверстки в 1919 году не расслоило села, хотя по декрету 1 апреля освобождались от уплаты —; разверстки хозяйства с количеством десятин меньше 5. Комбеды, на которых лежала обязанность «оказывать местным и продовольственным органам содействие в изъятии хлебных излишков из рук кулаков и богатеев», этого не делали или делали вяло. Причиной этому было то, что у комбедов стимула к активному содействию продорганам не было. У кулака отбирали хлеб и садили его на паек; на таком же точно пайке должен был сидеть и бедняк. Излишки шли в город. А паек был не из роскошных: на продовольствие оставлялось на год 13 пудов зерна или муки (в том числе 12 пуд. на душевое потребление и 1 пуд на случайные расходы) и 1 пуд крупы. Кроме этого советское правительство крестьянину ничего не давало и дать не могло. Скоту тоже был положен такой же скудный паек: рабочей лошади на 1 голову не более 25 пуд. зерна, жеребятам до 1 г. — до 5 пуд., крупному рогатому скоту — не более 9 пуд., молодому рогатому скоту до 1 г. — до 5 пуд. Если у кулака после реквизиции эта голодная норма оставалась, то бедняк, который эту голодную норму должен был получать из органов наркомпрода, зачастую даже и этого не имел, ибо государство необходимого количества собрать не смогло. За продовольственную кампанию с января но сентябрь 1919 г. было собрано около 1 млн. пуд., включая сюда и армейские заготовки плюс военные трофеи в зерне около 2¹/₂; млн. пуд. [75] . Крестьянство не только не хотело давать излишки, но даже забирало у государства то, что ему принадлежало бесспорно. В совхозах, образованных из бывших помещичьих имений, находившихся в ведении наркомзема, было собрано до 5 млн. пуд. хлеба; все эти запасы частью не успели вывезти, частью их захватили крестьяне. «Украинский наркомпрод, — пишет Раковский, — в 1919 г. заготовил на Украине в общем от 7 до 8 млн. пудов, из которых, однако, часть была найдена в помещичьих экономиях, и, может, только половина всей заготовки была получена от крестьян. Заготовки, сделанные в Елисаветградском уезде (около 1 млн. пуд.), в Мелитопольском и Бердянском (столько же), в Уманоком уезде (около 200 тыс. пуд.) были расхищены бандами и крестьянами, так что фактически и наркомпрод получил не больше, как от о до 6 млн. пуд. хлеба, которым он должен был прокормить армию, города, Донбасс. Конечно, этим ничтожным количеством хлеба никого не прокормили. Голодали города, голодала армия, голодал Донецкий бассейн» [76] .

75

Доклад Владимирова о продовольственном вопросе на V Всеукраинской партконференции. Бюллетень партконференции, № 6, стр. 1.

76

Раковский, Борьба за освобождение деревни, стр. 57.

К середине 1919 года все крестьянство целиком во всех своих слоях было против советской власти, а это означало переход политической гегемонии в деревне к кулакам [77] .

Отрицательное влияние политики советской власти на деревню оказало также и отсутствие всякой политической работы в деревне. Компартия много сил отдала фронту и не смогла достаточно уделить внимания партработе в городе, а тем более в деревне. Сотрудник разведупра Киевского военного округа, объехавший ряд восставших против советской власти деревень Киевской губ. в районе Триполья, в своем отчете отмечает этот момент:

77

«Чем был Махно прошлого года? Это был действительно крестьянский божок, олицетворение всей крестьянской стихии, бьющейся против рабочих и коммунистов города и одновременно против городских капиталистов и помещиков. В махновском движении трудно отличить, где начинается бедняк, где кончается кулак. Это было массовое крестьянское движение… У нас не было в селе зацепки, не было того элемента, за который можно было зацепиться, который был бы нашим союзником в борьбе-с бандитами. Это, товарищи, самое основное» (из доклада Я. А. Яковлева, «О борьбе с бандитизмом» на V Всеукраинской партийной конференции в 1920 г., Бюллет. № 1.)

«За эти десятки недель советской власти из центра приезжали десятки агитаторов, которые, к сожалению, очень мало сделали, ограничившись собранием схода в селе Белогородске, на который преимущественно являются зажиточные крестьяне, кулаки, и, объяснив им кое-как положение, которое всем собравшимся почти не нравится, раздадут свою литературу, которой впоследствии бабы закрывают полки, вовсе не читав ее, а сами, уверенные в своей работе, требуют бумажки о том, что они посетили такое-то село, и спокойно уезжают» [78] .

78

Архив Красной армии, дело № 10 341, л. 79.

На селе господствовал кулак, он же сидел и в советах и даже иногда в комбедах. Наша земельная политика отталкивала середняков и беднейшее крестьянство.

В цитированном отчете сотрудник описывает все виденное им в восставших против

советской власти селах: «Здесь нужно потратить немало времени и энергии, и не только на словах, но и на деле показать крестьянам, что советская власть — это власть беднейших крестьян, ибо бедняки этого еще не видят. Средний крестьянин и кулак по-старому сыты по горло и спокойно сеют свои десятки десятин земли, а бедняк куска хлеба не имеет, а о семенах и посеве говорить не приходится, и опять его будущее рисуется в печальном виде, опять ему придется гнуть спину на кулацкой работе за тот несчастный сноп жита, который уделит ему добрый мироед за его тяжелую работу. Таково экономическое положение деревни: у одних есть семена, и они засеют землю, с излишком Прокормятся до нового урожая, у большинства бедноты уже давно нет, хлеба, а о семенах и говорить нечего: этот бедняк теперь в поисках хлеба и семян едет за пределы Киевского уезда в надежде что-нибудь купить хотя бы по бешеным ценам. Еще острую нужду испытывает деревня в живом и мертвом инвентаре, как-то: лошади, бороны, плуги и проч. В каждом селе избран комитет, который обязан заботиться о нуждах деревни, но, к сожалению, эти комитеты не на высоте своего положения. Вот почему работать в комитете бедный, но честный работник не может, потому что он умер бы с голоду, так как оклады членов сельских комитетов не превышают двухсот рублей — сумма в настоящее время мизерная; и вот благодаря этому почти повсюду в комитет попадают зажиточные крестьяне, а то и вовсе кулаки, которым чужды идеи коммунизма так же, как чужд бедняк, умирающий с голоду, ибо давно сказано: «Сытый голодному не верит»«.

Другой сотрудник пишет об этом же районе, что руководителем крестьянства в нем является Зеленый, но настроения крестьянства были те же, что и в махновском районе. «Крестьяне сочувствуют зеленовцам в виду того, что их пугает коммуна. «Я буду работать, а другой — лежать, и из одного котла с ним есть! Хай они здохнут со своей коммуной!» — вот подлинные слова крестьян. В деревнях и селах, где установлена советская власть, крестьяне сочувствуют таковой, в нейтральной же зоне они в недоумении, кого признать за власть. В общем крестьяне признают ту власть, которая утвердилась на местах; все стоят за советскую власть (Зеленый тоже стоит за советы), и никто не признает коммуны».

Крестьянство так рассуждало: «Советская власть та, которая дала крестьянам землю, бросила лозунг «грабь награбленное». Это сделали большевики. А та власть, которая проводит продразверстку, не отдает всю помещичью землю крестьянам, а строит совхозы, коммуны, — эта власть «коммуны», власть не большевиков, а коммунистов». Это крестьянское настроение выражалось в политической формуле: «Мы за большевиков, но против коммунистов».

Все крестьянство — так же, как оно своеобразно понимало лозунг «земля и фабрики трудящимся», — и в понятие «советская власть» вкладывало другое содержание, чем пролетариат. Многие середняцкие антисоветские, вернее, антипролетарские, крестьянские движения проходили под лозунгами борьбы «за советскую власть».

За эту власть был и Зеленый (только за свою, украинскую соввласть) и Махно (за «вольные советы»). Винниченко и Мордалевич и т. д. Крестьяне даже часто объявляли себя большевиками и врагами коммунистов. В этом сказывалось то, что крестьянин был сторонником первой стадии революции, когда в деревне происходила антикрепостническая революция, совпавшая со временем, когда РКП была популярна под именем «большевиков», но был против второй стадии революции, вернее, против методов второй стадии — против продразверстки, против ЧК, политики социалистического землеустройства (совхозской политики) и т. д., что проводилось после переименования нашей партии в коммунистическую. Эти настроения в 1919 г. относятся ко всем социальным слоям деревни. В марте вспыхивает первое восстание в Александровском уезде, в мае — восстание Григорьева. Помимо григорьевщины по стране разливается ряд восстаний. В июле изменяет соввласти и Махно.

Глава IV. Григорьевщина и махновщина

Григорьевщина была первым тяжелым ударом по молодой украинской Красной армии и но революции и грозным предостережением о грядущем повороте крестьянства спиной к нам. Григорьевское восстание еще не означало поворота всего крестьянства против нас, но оно выявляло недовольство значительной части крестьянства тогдашней политикой советской власти. Хотя восстание провалилось, хотя руководитель его был чистейшей воды авантюрист, все же в григорьевском восстании мы находим предзнаменование июньских и августовских событий того же года — измены Махно и некоторых других частей Красной армии.

Атаман Григорьев — бывший офицер и участник империалистической войны в чине штабс-капитана — входил в 1917 г. в состав стратегической тройки, работавшей при украинском комиссариате юго-западного фронта в г. Бердичеве. Григорьев тогда находился под влиянием самостийных групп и, как боевой офицер, проявил огромные способности в борьбе с большевистскими ревкомитетами и их отрядами. При личном свидании с корреспондентом БУП [79] в 1919 г., после своего перехода на сторону советской власти, атаман Григорьев заявил, что он беспартийный. «Григорьев производит впечатление человека бесстрашного, — писал корреспондент, — с огромной энергией, крестьянского бунтаря, чрезвычайно внимательного к крестьянству с огромной любовью к людям земли. Среди крестьян Григорьев популярен. К горожанам относится скептически. На фронте решителен и бесстрашен, огромной работоспособности, с дезертирами и грабителями жесток. Штаб Григорьева состоит из украинских левых с.-р. (начальник штаба Тютюник), так же как и командный состав. Партизанские войска преимущественно из крестьян» [80] .

79

Бюро украинской печати.

80

Архив Красной армии, дели № 10 341 — дело Укрфронта, личная канцелярия комфронта т. Антонова, л.12. Бюллетень № 6 Бюро осведомл. Совнаркома УССР.