Нестрашная сказка 3
Шрифт:
Выживи. Я тебя прошу. Великие силы, помогите ему. Помоги ему, Небо.
Под утро уже на рассвете навалился тяжелый как замшелый валун сон. Хоть пальцами глаза держи. Гуго почему-то казалось, как только он уснет, парень перестанет дышать. Вот и сидел, таращась в серый сумрак . В окошке засветлело. По полу пробежала мышь. Далеко в деревне заголосил петух...
... рукав белой полотняной рубахи двигался как бы сам по себе. Руки в нем не было. Вообще тела в рубахе не было. Но она жила, шевелилась. Рукава разлетались и вздергивались. Больше того,
Страх подбросил Гуго. Он проснулся, понимая, что дал слабину, прозевал и ничем уже не помочь.
Худой как весенний суслик Иолантис лупал глазами и бессмысленно улыбался. В дальнем углу колодой спала уставшая Прокла.
Жизнь продолжалась.
2
– И что мы тут делаем?
– В данный момент?
– Вообще. Я хочу знать, за какими демонами мы сюда притащились?
Хорошо, что над головой полоскался навес, иначе дурное солнце уже прожгло бы в их головах дырки. Лекс в просторной белой тоге возлежал на широком, цветастом ковре, Энке метался по пространству, ограниченному тенью, и бушевал.
Вокруг простирался порт. С одной стороны сияла бухта, обсыпанная мелкими зелеными островками, посередине которых торчали причудливые скалы, с трех других - людское кишение. Тюрбаны башенками, тюрбаны тыковками, пагри, дастары, банданы, головные накидки, еще какие-то кундюкалки -- призванные служить головным убором, и все это самых разнообразных цветов. Дхоти, лунги, чудридары, шальвары, паджи... Пространство кроме того вмещало в себя огромное количество коров, коз, кур и прочей мелочи. И ни одной женщины. За то грязь по истине мифологическая!
Друзья прибыли в Ваджамандрипур накануне поздно вечером. Морем. И переход-то был всего-ничего - дней десять - но качкой, отвратительной едой и душной сыростью вымотал до невозможности.
Шаланда бросила якорь в виду берега. Мгновенно образовавшаяся ночь залила пространство китайской тушью. Знакомцев в городе ни у того, ни у другого как-то не случилось, вследствие чего они остались ночевать на судне, привычно скрючившись в гамаках, чтобы утром, прихватив пожитки, сойти на твердь.
Лекс шествовал, придерживая полу белой тоги. Одетый в короткие штаны, Энке шлепал за ним, взвалив на плечо баул с манатками.
Весь морской переход Лекс простоял на четвереньках над клюзом, а Энке - соответственно, над товарищем. Оба извелись. Один от морской болезни, другой от беспокойства.
Раньше такого с Лексом не случалось. То есть, любая качка была не по чем. Сказалась травма: три месяца полного беспамятства, потом три - неподвижности, и полгода медленного выздоровления.
Он заново учился всему: есть, пить, говорить и ходить. Пока однажды не понял, что если не уйдет в первый попавшийся поиск, сойдет с ума от пустоты. Была работа, было подчинение смыслам, он пустоты не чувствовал. Не стало работы, навалилась тоска. Иногда ему казалось, что он уже никогда не сможет войти в переход, но так же точно он знал, что попытается.
Махатма Мита его почти даже и не отговаривал. Прикинул что-то, потер ладошки, приложил ко лбу своего любимого ученика и сказал: " А, давай. До пункта назначения всего один короткий переход, потом неделька морем, потом с месяц в джунглях, и можно возвращаться". До перехода проводил лично и лично убедился, что Лекса в нем не зажевало. И такое случалось. Кто ж знал, что в пути его скрутит морская болезнь? А хоть бы и знали, Лекс бы все равно пошел.
До прибрежной деревеньки на Шри Ланке, в которую Манус Аспер попал прямиком, можно сказать, из больничной палаты, Энке добирался другой дорогой. Ему при Лексе разрешили оставаться, только пока тот находился в полной беспомощности. Дальше терпеть энергетическую аномалию в Горних высях не стали, и джинну вежливо указали на дверь. То есть иди, и не просто иди, а по вектору. Видишь тихий мирок? Все там благостно, все замечательно. Людей нет, даже сухопутных животных никаких. Мир в начале творения. Одни рыбы в воде плавают. Зато и воды и рыбы много. Не хочешь? Махатма Мита сочувственно покачал головой: тогда тебе одна дорога - учиться.
Так и определили вольного джинна в студиозусы. Ослушаться он постеснялся. А потом, интересно же. Чего только с ним не бывало за последние... ну, в общем, давно, а вот учиться пока не приходилось.
Лекс на Шри Ланку явился в белоснежной тоге, Энке в пестрых коротких штанах и широкой мятой рубахе. Такое впечатление, его выдернули прямо с вечеринки, не исключено, вообще из постели. Голову Лекса покрывали короткие все в проседи кудри, бритая голова джинна оказалась раскрашена цветными квадратиками.
– Это где у нас так носят?
– озадачился Лекс, тихо сотрясаясь от хохота.
– Я туда больше не вернусь, - буркнул Энке и даже зубами прищелкнул.
Не стоило расспрашивать. Если джинн находился в подобном настроении, даже Лекс не рисковал лезть ему в душу. Или что там у джиннов? В общем, в ту тонкую субстанцию, которая у Энке без сомнения наличествовала.
Каменистый берег у самого уреза волны рассыпался песочком. На веревках болталось цветное тряпье. Вокруг сновали полуголые эбеновые жители, больше похожие на африканцев. Один пробегая застрекотал быстрой скороговоркой, из которой следовало: судно отходит. Если тупой белый червяк не поторопится, будет гостить на их прекрасном побережье до следующий луны. Лекс подхватил небольшую сумку, Энке хмыкнул и подхватил самого Лекса.
Помесь фелухи и коча болталась в прибрежной волне. Начинался прилив, матросы уже схватились за трап. Рев джинна остановил приготовления. Мелкие шоколадные людишки с уважением отнеслись к явлению гиганта и дождались, пока путешественники взберутся на борт. Судно отвалило от берега, прошло полосу невнятной ряби, тут-то и началось.
А это вам океан! Поговорить за всю дорогу толком не получилось. Энке только понял, что командировка Лекса санкционирована Сверху, и что сам джинн тут находится полулегально. То есть пребывать может, а хулиганить пусть поопасится.