Нестрашный суд
Шрифт:
Вдруг в напряжённой тишине судья под пристальным взглядом прокурора опомнился и прервал молодого человека:
— В общем, вам захотелось красивой жизни. Я думаю, лимит времени нам не позволяет.
— Нет!.. — задышала толпа, пришедшая в зал суда. — Пусть говорит!
И защитник также удивлённо заозирался:
— У нас что, конституцию отменили?! Он по закону имеет право говорить!
Правозащитница Куклина, которая, как мне рассказывали потом, все дни ходила вокруг администрации области, намотав бинт на рот (якобы ей не дают слова сказать), тут же вылезла перед телеобъективом и эффектно закрыла крашеные красные губы белым кашне.
Но не дали ей покрасоваться в роли протестующей — судья закивал:
— Да ради бога, мне самому интересно.
— Окончив школу — а она была кривая, с зелёными окнами, с подпорками со стороны востока, так как ветер у нас дул с запада, — я уехал учиться в институт, в город
— Да он сумасшедший… — кто-то воскликнул в зале. Но на него зашикали.
— В самом деле, вот они сидят в зале, мои обвинители — они, возможно, не самые плохие люди в своей системе координат, но посмотрите на их лица… жаль мне их… где там волшебная русская красота? Достоинство поведения? Царственность походки свободного сибиряка? Всё бегом, всё жадно, всё с лапшою на шее.
— Он нас оскорбляет!.. — снова не выдержал тот же самый голос, который обозвал подсудимого сумасшедшим. Камера показала: это был вскочивший лысый с малиновыми ушами, надо полагать — директор банка. На него снова зашикали.
— Молчи, ворюга! Сам небось ещё и не столько урвал!.
Покраснев вровень с ушами, директор банка тут же сел на место.
— И вот, приехав по делам банка в город Н., я совершенно случайно в гостинице вечером увидел на экране телевизора местную королеву красоты… Ангелину Алексеевну. И вот тут вы можете согласиться с господином директором — сошёл с ума. Я подумал: умру, но хоть увижу её. хоть постою рядом. Я ещё тогда и помыслить не мог, что она станет моей возлюбленной… — Подсудимый отхлебнул воды из бутылочки. — Извините. Я, конечно, знал, что женщины, как синицы или сороки, любят смотреть на то, что блестит. И купил себе пару костюмов. Нет, ещё на свои деньги. И подстерёг её возле её дома. Сказал: выслушайте меня. Сказал: я люблю тебя. Сказал: мне не жить вдали от тебя… Она рассмеялась. Вы видели её фото — у неё улыбка такая, что тает лёд во всех ларьках с мороженым вокруг. Глаза сияют — как у юных кошечек или у звёзд над рекой в июле. Я не поэт, мне трудно рассказать, но я потом замечал: кто бы ни смотрел на неё, меняется в лице, словно и на него переходит волшебный свет её красоты. Так вот, я спросил: могу ли я только видеть вас?. иногда?.. Она сказала, что у неё вправду нет времени. всё время фотографируется… демонстрирует платья… встречает в аэропорту с хлебом-солью глав иностранных государств и так далее. И всё это, честно сказала она, за деньги, а у меня братишка болен. родители стареют. Я побежал прочь, вернулся, закричал: за каждые десять минут — тысячу рублей! Она ещё раз рассмеялась, сказала: нет. Две тысячи!.. Три… Десять!.. Она нахмурилась: вы безумец. Я люблю вас, отвечал я ей.
Судья под злым взглядом прокурора кашлянул и забубнил:
— Ну, в общем, нам понятно. мы вас за любовь и не обвиняем, но.
— Да замолчи ты!.. — задышала, заволновалась толпа, и лже-диссидентка Куклина снова выскочила к телеобъективу, быстро охлестнув лицо белой лентой кашне. Но ей снова не повезло — в зале наступила тишина, молодой человек продолжал:
— Вы только не подумайте, что она купилась на деньги. Я её одел в шелка и золото. но я её не тронул. сидел рядом и за руку держал. Ну, целовались иногда… причём, это она меня первою поцеловала… поняла, видно, что на самом деле с ума схожу. Я ей стихи читал. Я был вполне счастлив без всего того, о чём мечтает любой мужчина возле такой женщины… Только предложил: давай хоть обручимся… может быть, когда-нибудь — через сотню световых лет — ты меня полюбишь… Она сказала: да. И мы обручились. И в ту ночь впервые были вместе. Могу сказать, как перед Богом… чтобы меня не упрекали блюстители нравственности. она уже не была. то есть, ну, ладно. Её бы просто не пропустили к трону королевы красоты все эти начальники её города. Но она была невинна душой, именно как ангел. Я ей купил бриллиант у одного залётного негра… оказалось, что искусственный… пришлось срочно доставать деньги и заменять его… Она наивно спросила: он меняет цвет, да? Был сиреневый — стал зеленоватый… И вот так за каждый миг я платил ей и судьбе. И под нынешний Новый год мы должны были пожениться. Но этому не быть никогда. Если бы я был композитор, я бы сочинил разговор трёх нежных скрипок о ней. если бы был поэт, сочинил бы венок сонетов, который набросил бы на её золотистые волосы, и все бы ходили вокруг неё и читали, умиляясь её красоте… Если бы был скульптор, я бы слепил её тело из космической плазмы между Луной и Землёй — и она бы там в космосе летала. Но я всего
— Ещё бы!.. — вздохнул и весь зал. Но никто не прервал молодого человека.
— Но есть народная пословица: сколько верёвочке ни виться… Вы меня поймали, Пётр Васильевич, — подсудимый поклонился директору банка. — Вы меня посадите. Меня там убьют, выпытывая, где я спрятал деньги. Так вот хочу сказать, пока я живой и пока меня показывают по телевизору: у меня нет ни рубля, кроме вот этого костюма да плаща, который остался в отеле… впрочем, наверное, его уже конфисковали… Конечно, я мог бы сказать, что ваш банк, Пётр Васильевич, — хитрый банк, через него вы перекачиваете бюджетные деньги… как-то вы устроились… и на проценты от этих громадных потоков живёте. И то, что я взял, вы покроете за неделю. я подсчитал. Но факт есть факт — я украл двести тысяч. Так что прощайте. Дайте мне, что хотите, — пожизненную каторгу… расстрел… главное — нету больше на моей Родине моей любимой и прекрасной. дай ей Господи мужа красивого, такого же, как она. дай ей детей красивых. Кто знает, может быть, когда-нибудь они вернутся сюда, в наши тёмные и грустные края.
Молодой человек замолчал.
В зале суда зашумели, заговорили.
Телекамеры отключились.
И только через час было передано по всем местным каналам специальное сообщение: молодому человеку дали шесть лет тюрьмы строгого режима.
Но история сия имела неожиданное продолжение. Наша красавица Ангелина, как любая русская женщина, тоскуя на далёком Западе по России и время от времени глядя передачи сга, как-то случайно (судьба!) увидела на экране довольно размытый из-за пересъёмок репортаж с кемеровского суда и, попросив своего импресарио немедленно ей привезти из России сибирские газеты за 28-29-30 октября, прочла со сладкой болью в сердце более или менее внятное изложение речи сибирского парня.
Ангелина побросала в чемодан самые свои шикарные платья, отпросилась у новых хозяев и полетела в Россию. Добравшись до Кемерова, пришла в банк «Феникс» (или «Финист»? Так я точно и не запомнил) и сказала ошеломлённому её красотой директору (вскочив, он даже кресло на колёсиках опрокинул):
— Если я вам верну деньги, вы подадите на пересмотр дела?
Директор восхищённо заблеял что-то, но, опомнившись, признался, что он не может этого сделать, ибо его просто снимут с работы.
Ангелина, обрастая на улице телеоператорами и зеваками, зашагала в местную прокуратуру. Но там, то ли завидуя до сей поры прославившемуся молодому человеку, то ли очередной камушек у прокурора в почке зашевелился по причине тайного и глубокого пьянства, однако означенный прокурор заявил королеве красоты, что она была как бы в сговоре с молодым человеком. Вывод: или она немедленно улетает за границу, и он, прокурор, закрывает на это глаза, или — если дама будет упорствовать — в связи с новыми открывшимися обстоятельствами по делу гражданина Картошкина она должна дать подписку о невыезде, однозначно сдав юстиции свой загранпаспорт.
В ответ Ангелина швырнула ему свой синий (служебный) загранпаспорт и снова вернулась в банк. Она захотела узнать, может ли перевести со своего личного счёта в Женеве сюда, в Сибирь, деньги? Оказалось, нет. Сибирский банк такие операции не проводит. Деньги в связи с финансовым кризисом можно перебросить через Внешторгбанк, затем через Сбербанк, где Ангелина получит только рублями по минимальному курсу. Причём на это уйдёт около месяца.
Но то ли красавица так сильно загоревала по своему милому, то ли характером оказалась крутая, как истинная сибирячка, но она предложила свои услуги в качестве фотомодели местным ателье и магазинам одежды. Однако там из-за всё того же экономического кризиса ей могли дать только копейки. Тогда, как мне рассказал знакомый пройдоха-газетчик Илья Г., который бегал в Кемерове буквально по пятам Ангелины, — она пошла по богатым людям.
Новая Клеопатра дарила свои ночи молодым толстоносым парням с золотыми браслетами на ногах (говорят, они это носят с недавнего времени, чтобы в случае гибели их могли распознать в морге — грабители, как известно, снимают золотые цепи с шеи и рук), ездила под охраной бывших «афганцев» из одного коттеджа в другой. Обезумевшие от её красоты графья и герцоги нашего времени осыпали её долларами и бриллиантами, перстнями и пятисотрублёвыми бумажками… За две недели Ангелина собрала двести двадцать тысяч долларов.