Несущая свет. Том 2

Гиллеспи Донна

Ауриана держала путь строго на запад, в бесплодные земли с поросшими ельником холмами. Она не разводила костров и держалась подальше от тех троп, по которым обычно двигались торговые караваны. Она часто останавливалась на возвышенностях для того, чтобы взобраться на дерево и внимательно оглядеть окрестности — изрезанную холмистую местность с красноватыми тенями от стволов сосен и елок. Ауриана хотела убедиться, что ее никто не преследует. Она явственно ощущала присутствие в этом глухом печальном краю эльфов и духов, но вокруг, по-видимому, не было ни единой человеческой души. Временами ее охватывало такое беспросветное чувство одиночества, что Ауриана почти сожалела об отсутствии рядом хотя бы и какого-нибудь преследователя.

Жуткий холод пронизывал ее до костей. В первую ночь Ауриана нашла для ночлега неглубокую пещеру. На следующих ночных привалах она сооружала навесы из лапника, охапок травы и попоны Беринхарда. Два дня Ауриана питалась небольшим количеством захваченной ею из дома еды — краюхой овсяного

хлеба и кусочком козьего сыра. Когда она обходила стороной редкие усадьбы, она отчетливо чувствовала в воздухе резкий запах свежей убоины. Это время года так и называлась у хаттов Днями Крови, потому что в эти дни закалывали лишний скот, которому не хватило бы на долгую зиму ограниченных запасов корма, — принося его в жертву богине Фрии. Люди пировали, отъедаясь свежим мясом, а остатки его солили на зиму. Ауриана часто видела клубы поднимающегося к небу дыма от очагов и слышала далекие веселые голоса пирующих людей.

Больше всего ее угнетала мысль о том, какой стыд и позор принесла она Ателинде. «Уже второй раз за свою недолгую жизнь я подвергаю мою бедную мать тяжелейшему испытанию, бремя которого едва ли по силам вынести смертному человеку. А что будет с ней, когда разразится великая война, и она останется совершенно одна вместе со своим горем?» — терзалась Ауриана.

Когда Ауриана достигла мало знакомых ей земель, где ее, похоже, никто не знал, она утратила бдительность и перестала прятаться от людей, часто проходя совсем рядом от селений, где вовсю праздновали люди. Они обходились с ней милостиво и щедро, угощая мясом и медом. Местные жители с любопытством поглядывали на ее браслет воина. Один раз ее даже спросили, не предводительница ли она войска хаттов, знаменитая своими легендарными подвигами. Ауриана не стала признаваться в том, что это действительно она, поскольку не хотела лишних разговоров о себе, но ее поразила широко распространившаяся за пределами родных земель молва о ее славных победах.

На четвертый день выпал снег и запорошил все холмы. Ауриана ощущала себя, словно природа вокруг, скованной зимним сном, похожим на смерть, но только у нее самой — в отличие от природы — не было надежды воспрянуть весной к новой жизни. Ауриана находилась уже на приграничных территориях тенктеров, умелых всадников и любителей лошадей. Она остановилась у одиноко стоящей в стороне от селений усадьбы, намереваясь уточнить дорогу в те места, где зимой обитала Рамис. На пороге дома появилась дряхлая старуха и направилась к Ауриане, переваливаясь с боку на бок на кривых ногах; она была рада помочь забредшей к ней путнице. На шее старухи болталось длинное ожерелье из зубов рыси — оберег, защищавший от злых духов. Ее глазки превратились в щелочки, заплыв в складках жира. Ауриане показалось, что перед ней стоит хранительница жутких тайн и неведомых секретов. Старуха указала ей в северном направлении, туда, где вздымались два одинаково пологих, поросших чахлой растительностью холма, напоминавших могильные курганы двух великанов. Она сказала Ауриане, что если та направится прямо по долине, проходящей между ними, и будет скакать полдня быстрой рысью, то окажется прямо на берегу Ольхового Озера, где живет великая пророчица, хотя люди очень редко могут видеть ее. Старуха рассказала также, что на том месте возникло небольшое поселение людей, прибывших к озеру в надежде получить помощь великой Жрицы.

— Однако наша госпожа разочаровывает большинство из просителей, не проявляя участия к их судьбе.

Услышав это, Ауриана мрачно подумала: «Эта старуха отлично знает ту, к которой я держу путь. Рамис всю свою жизнь сеет вокруг себя одни разочарования».

Старуха заверила Ауриану, что пилигримы протоптали заметную тропу в те места, обозначив ее по обочине священными знаками и жертвоприношениями: грудами гладких камней, связанными в пучки стеблями тысячелистника, а также заячьими черепами.

— Если у тебя еще сохранилась хоть капля ума, — закончила старуха свою речь строгим предостережением, — ты поворотишь своего коня и вернешься домой. Ты красивая, умная и сильная, поэтому она сделает из тебя свою рабыню. Она превратит тебя в лягушку для того, чтобы ты своим пением услаждала ее слух по ночам. Она распоряжается по своей воле всеми демонами Хелля, которые, словно ручные жирные гуси, берут пищу прямо у нее из рук.

Ауриана поблагодарила старуху за полученные сведения и двинулась в путь. Въехав в долину между двумя холмами, она легко обнаружила хорошо утрамбованную тропинку, бегущую между заснеженными полями, поросшими пожухлой осокой и ракитником. Здесь Ауриана пустила Беринхарда галопом. Когда ее жеребец уже начал выбиваться из сил, он взошел на пологий холм, на котором располагалась рябиновая рощица. Ауриана поняла, что эти ровные ряды рябин были недаром посажены здесь человеческой рукой — рябина была деревом, оберегающим от вредоносной магии. Ауриана напряглась всем телом, чувствуя в душе неизъяснимое волнение: еще немного и ее судьба решится. Вскоре ее взору предстала черная застывшая гладь Ольхового Озера. Над ним подымался легкий пар, похожий на дыхание призраков. Ауриана поняла, что в озеро впадают теплые источники. Она долго вглядывалась в расстилавшуюся перед ее глазами картину, все более погружаясь в тихий безмятежный покой. У нее было такое странное чувство, как будто сама Фрия держит

ее сейчас в своих нежных ладонях. Посреди озера располагался поросший буйной растительностью небольшой островок — размером с земельный надел раба-земледельца, имевшего обычно площадь, которую может вспахать вол за один день. Здесь находились три деревянных постройки из сосны, причем центральная была самой большой из них и над входом в нее возвышался на столбе череп оленя, выкрашенный красной краской. Со двора перед входом в центральную постройку в небо поднималась тонкая струйка дыма от разведенного костра. Как и предполагала Ауриана, именно в этом доме находилась резиденция Веледы, Той Которая Видит, — самое священное место на северных землях. Это было место, очень похожее на саму душу Рамис — удаленное от других обитаемых земель, строгое, суровое и одновременно вполне доступное для тех, кто хочет добраться до него, кто имеет упорство и терпение перебраться по темной глубокой воде на одинокий остров. В отличие от своей предшественницы, наводившей на всех страх старой женщины, которая жила, запершись в высокой башне, никогда не появлялась на люди без густой вуали и говорила с людьми только через посредников — Рамис открыто ходила по улицам поселка, разрешая просителям обращаться к ней лично, ведя с ними беседы и в то же время пренебрежительно относясь к тем, кто пытался обожествлять ее, делая из нее живое божество на земле. До Аурианы дошел слух о двух батавах, которые проделали в эти места далекое путешествие, везя с собой пленного римского легионера, которого они с гордым видом передали Рамис для жертвоприношения. Но Рамис вместо благодарности вела себя так, словно была страшно оскорблена этим поступком батавов. Она приказала отпустить жертву на свободу и даже подарила римскому пленнику небольшой ларец, наполненный серебряными монетами. Батавов же она прогнала прочь с глаз своих. Большинство германцев, которые слышали этот невероятный рассказ, были просто поражены — как могла Веледа отказаться от такого поистине царского подарка?

Деревня представляла собой временное поселение, дома которого были устроены на скорую руку вдоль озера в полном беспорядке: землянки, шатры и навесы из шкур, хижины из разобранных повозок, шалаши… К Веледе прибывали многочисленные послы от богатых вождей с дарами, ожидая от нее пророчеств и предсказаний. Рамис, взяв себе на пропитание малую толику, отдавала остальное просителям, расположившимся в деревне, чем те и жили.

Ауриана остановилась перед закрытой на щеколду калиткой в заборе, огораживавшем всю деревню, и поняла, что без разрешения не имеет права въехать в поселок.

В этом странном месте, куда люди собрались не жить, а ждать, царила необычайно праздничная атмосфера. До Аурианы доносился бой нескольких барабанов и она явственно различала порхающих между шатров ярко одетых танцоров. Здесь можно было встретить представителей различных германских племен: Ауриана видела среди них воина-свева с черными волосами, туго стянутыми в пучок над одним ухом, он нянчил ребенка-калеку. Две черноволосые женщины с белоснежной кожей лица в остроконечных головных уборах, свидетельствующих о том, что они принадлежат к племени ситонов, — с любопытством взглянули на Ауриану, оторвавшись от какой-то игры: на их шеях висели ожерелья из коровьих колокольчиков, а глаза горели загадочными огоньками. Мимо по улице прошла аристократического вида галльская дама с уложенными узлом волосами в золотой сеточке и в роскошном клетчатом платье, длинный подол которого мел дорогу; она тащила за собой на поводке маленькую комнатную собачку, а по сторонам ее шли две молоденькие служанки. Ауриана к полному своему изумлению заметила среди обитателей деревни даже соплеменников Деция — судя по виду, живших где-то далеко на юге. Повсюду между хижин разгуливали коровы, козы и гуси, — им нечего было опасаться ножа мясника, здесь никто не ел мяса. Ауриана потянула веревку бронзового колокола, висевшего на покосившемся заборе.

На пороге одного из шатров сразу же появилась какая-то женщина и зашагала к воротам стремительным шагом. У нее было очень замкнутое выражение лица, а на губах лежала печать молчания, как будто она раз и навсегда решила как можно меньше общаться с человеческим родом. Судя по ее облику, она принадлежала к одному из племен, обитавших в лесах — это можно было заключить по ее огромным печальным глазам с разноцветной радужкой, по темным веснушкам на носу, по платью, сшитому из ткани, окрашенной в охристо-серые тона, по лисьему меху, накинутому сверху для тепла. Ее широкоскулое некрасивое лицо странным образом контрастировало с полногубым чувственным ртом. Глядя на нее, Ауриана почему-то подумала, что это худощавое сильное тело никогда не знало ласки мужа или любовника. Она производила впечатление чистого целомудренного человека, полностью посвятившего себя жреческому служению. Женщина назвалась Хельгруной, служанкой Рамис.

— Будь благословен этот день, в который к нам приехала внучка Гандриды! — произнесла она радостно, впрочем, без излишней экзальтации, как бы просто констатируя сам факт.

— Будь же и ты благословенна и да прибудет с тобой удача! — промолвила Ауриана, склонив голову и пытаясь скрыть свою настороженность и неотпускавшую ее тревогу. — Но откуда ты меня знаешь?

— Я не знаю тебя, но тебя знает Она, — и Хельгруна кивнула в сторону острова. Ауриана заключила из этого, что само ее прибытие в этот день было заранее предсказано пророчицей.