Несущая свет. Том 2
Шрифт:
— Да. Это случилось однажды. Во время весеннего ритуала плодородия. Я люблю его больше жизни. Но он даже не смотрит в мою сторону. Если я даже загорожу дорогу, раздевшись донага, чтобы соблазнить его, он только бросит мне свой плащ и проскачет мимо!
— Берегись, Фастила, следи за тем, чтобы никто не заметил твоих нежных взглядов, обращенных на него!
— Но почему? Ведь Турид была простой рабыней, когда ее и Витгерна связали браком, у нее нет родственников, которые отомстили бы мне!
— Но разве ты забыла, что этот брак устроил сам Гейзар? Он сам может призвать тебя к ответу по священному закону
Фастила рассмеялась притворным натянутым смехом.
— Я, может быть, и кажусь дурой в выборе любовника, но я не настолько глупа, чтобы не суметь обвести вокруг пальца кровожадного жреца. Не беспокойся обо мне!
На следующий день Ауриана заметила среди населения приозерной деревушки новичка — молодого человека, дворового раба, убежавшего из одного галльского поместья. Он служил своему хозяину чтецом. Ауриана попросила его за серебряный денарий, который носила на шее, прочитать ей письмо Деция.
— «Я пленник царя херусков, хотя он и называет меня гостем, — бегло читал молодой галл. — Меня схватили на третий день пути, после того как мы расстались. Я остался в живых только благодаря твоему мужеству, Ауриана. Я всегда любил тебя и до сих пор люблю — но почему я не мог никогда сказать тебе об этом? Умоляю тебя, оставайся там, где сейчас находишься. Сейчас я более Чем когда-либо уверен в том, что грядет ужасная разрушительная война. Вместе с этим письмом посылаю тебе немного царского золота. Молю богов, чтобы оно не было украдено в дороге…»
«Конечно, кошелек заметно полегчал в дороге», — подумала Ауриана, взглянув на полупустой кожаный кошелек, доставленный ей вместе с письмом. А чтец тем временем продолжал:
— «… это мой подарок на день рождения ребенка. Надеюсь, что он никогда не узнает горечи кровопролитной войны. Пусть несчастное дитя живет в мире в отличие от своих родителей! Я очень устал от этой суматошной жизни. Пришлю тебе весточку, как только смогу».
У Аурианы защемило сердце. Это письмо было так непохоже на Деция, которого она знала — как будто эти строки написал чужой человек, смертельно усталый, отчаявшийся человек. На одно короткое мгновение Ауриану даже охватило сомнение, что письмо писал действительно Деций. Особенно ее изумили слова, которые он не мог произнести, но которые сумел написать на клочке папируса: слова о любви к ней. Значит, люди пишут то, что они обычно не осмеливаются произнести вслух — им, должно быть, легче набраться мужества, когда посторонний взгляд не следит за ними. В таком случае в этом странном римском обычае действительно было доброе разумное зерно.
Ауриана рассудила, что Деций спасся от неминуемой смерти скорее всего тем, что заинтересовал херусков своими обширными познаниями в военном деле. Однако, сохранив тем самым свою жизнь, он потерял свободу. Ауриана очень надеялась, что Деций рано или поздно найдет способ бежать из плена.
Внезапно Ауриану охватило чувство острой жалости к Децию, человеку, который никогда не просил ни у кого помощи и никогда не рассчитывал на чужую поддержку. «И вот по иронии судьбы, — думала она, — он, который, казалось бы, не нуждается ни в чьей помощи, вызывает во мне страстное желание оказать ему эту помощь, спасти его. Все, что я знаю о внешнем окружающем мире, я узнала от него, он был моим учителем.
И только на следующий день Фастила сообщила ей новость, которая надолго лишила Ауриану спокойного сна и преследовала ее долгие дни. Сама же Фастила совсем не придавала этой новости никакого значения и обмолвилась почти случайно, сказав как-то в дружеской беседе:
— Один из соглядатаев Витгерна в поселке при римской крепости сообщил, что Император Домициан покинул Рим и отправился в Галлию делать перепись. Ты не знаешь, что это такое?
Ауриана насторожилась.
— Римляне любят время от времени переписывать свой народ. Это обычное для них дело, — произнесла она, взглянув на Фастилу с возрастающим беспокойством.
— Знакомый Витгерна сказал также, что Император ведет с собой огромную армию, и что они намереваются разбить лагерь на землях треверов в северной Галлии… Ауриана, что случилось? Тебе плохо? Это из-за беременности? Что с тобой?
Ауриана медленно поднялась на ноги.
— Со мной все в порядке, — прошептала она, тяжело ступая, скрестив руки на своем большом животе. — Мы погибли, Фастила! Почему ты не сказала мне об этом сразу же?
Фастила пожала плечами и тоже поднялась на ноги.
— Но… но зачем мне было говорить тебе это? Я не… понимаю… Что такого ужасного в том, что Император пересчитает свой народ?
— Дело не в этом, Фастила, это только хитрость! Они не собираются пересчитывать народ. Точно к такой же военной хитрости они уже прибегали однажды во времена, когда жили наши деды. За каких же глупцов они принимают нас? — Ауриана помолчала, а затем поймала взгляд Фастилы. — Для того, чтобы сделать перепись, римляне никогда не посылают своих Императоров, не посылают они для этих целей и многочисленные войска. Они идут на нас. Они собираются весной навалиться на нас всей своей мощью, застав наш народ врасплох! — Ауриана отвела взгляд в сторону, взгляд ее сделался печальным. — Фастила, не могла бы ты привести сюда ко мне мою мать?
— Но я… я не смогу повлиять на Ателинду! Хотя я, конечно, попробую.
— Какая подготовка к войне ведется сейчас у нас дома?
— Никакой, если не принимать в расчет планов мести Одберту. Это подлое отродье Видо хитростью влез в доверие царя херусков. Его дружина выросла за это время в сильное войско, которое представляет собой однако сборище разного рода преступников — убийц и воров. Весной он намеревается — насколько нам стало известно — напасть на северные окраины наших земель. Поэтому все наши честные и доблестные воины, поклявшиеся отомстить за гибель Бальдемара, хотят выступить в поход в те края и сразиться с ним. Нам нетрудно будет одолеть его.
— Проклятье Хелля! Вы что, ослепли и обезумели? Он же заодно с ними!
— Я не понимаю тебя, Ауриана.
— Неужели ты ничего не видишь? Одберт хочет отвлечь наше внимание от южных границ! Я готова поспорить на все свое имущество, римляне хорошо заплатят Одберту за это очередное предательство. Когда наши лучшие воины отправятся на север, чтобы сразиться с предателем, все племя станет легкой добычей для грозного противника, наступающего с юга. Вот тогда Император и предпримет решительное наступление. Это злодеяние — месть Одберта своему народу!