Несущие грозу

Приведешка опять увязалась за мной, когда я ехал на стрельбище. Фактически это был настоящий стрелковый клуб, где была и возможность тренироваться в стрельбе из пистолета, но тогда меня интересовало только длинноствольное оружие и только двадцать второго калибра. Это все равно, что родиться заново.

Как у большинства детей, которые родились на ферме, первое подаренное мне ружье было одностволкой двадцать второго калибра, такой же, как Аншютц который покоился сейчас за сиденьем в роскошном мягком футляре. Ну, может быть, не совсем такой же. В те времена маленькое старенькое ружьецо фирмы Айвер Джонсон, подаренное мне в день рождения, обошлось моему отцу в семнадцать баксов

на распродаже подержанных вещей.

Аншютц, купленный абсолютно новым у восточного торговца, облегчил мой кошелек на добрые семьсот. Это особенное ружье, для особой стрельбы.

Все это придумали, мне кажется, мексиканцы и назвали Силуэтас Металикас. Они придумали мишени в виде силуэтов, сделанные из толстой листовой стали, галлинас, хавелинас, гвахалотес и боррегос, причем стрельба велась с расстояния от двухсот до пятисот метров. Смысл был в том, что, стоя на ногах, как человек, а не валяясь на брюхе, как червяк, - самая серьезная стрельба по мишеням ведется из этого положения, оно самое устойчивое, - вы пытаетесь сшибить всех этих тяжелых стальных кур, кабанов, индеек и овец, потратив не более одного выстрела на мишень из вашего обыкновенного охотничьего ружья. Это был необычный спорт, он захватывал, и весьма скоро понадобилось специальное снаряжение и возникло несколько разновидностей, включая стрельбу из одноствольных ружей двадцать второго калибра по небольшим мишеням с небольшого расстояния.

В общем-то не так уж сложно научиться стрелять по мишеням. У моего Аншютца был специальный спусковой механизм со сдвоенным спуском, гораздо более мягкий, чем тот, к которому я привык. К тому же моя черепушка серьезно пострадала во время последнего задания, и мне пришлось изрядно поваляться в больнице. Я провел некоторое время в нашем центре подготовки и восстановления, который мы называем Ранчо, где со мной возились, пока я не начал ходить; но, как только я оклемался достаточно, чтобы снова взять в руки пистолет и винтовку и начал тренироваться в стрельбе, чтобы поскорее избавиться от нянек и докторов, я понял, что нервы у меня все еще разболтаны и способность к концентрации никуда не годится. И эта стрельба с рук (как мы на своем жаргоне называем стрельбу стоя) по малюсеньким мишеням с большого расстояния из ружья, которое звуком выстрела или отдачей вряд ли могло вредить моим нервам или заживающим ранам, - это было для меня именно то, что нужно.

Если бы только не Приведешки. Приведешки мне вовсе были не нужны. За эти недели я засек четырех. Тот, кто составлял мне компанию сегодня, была Приведешка номер три, - я нумеровал их в том порядке, в котором обнаруживал, - единственная особь женского пола в их команде, крепкая, темноволосая дама лет двадцати с лишним, в костюме подростка - порванная футболка и выцветшие джинсы в обтяжку, вытертые на коленях чуть ли не до дыр. "Вольво", который она вела, был, наверное, привезен из Скандинавии Лейфом Эриксоном еще веке в десятом. Это был ее имидж сегодня. На прошлой неделе она была шикарно и со вкусом одетой блондинкой в бежевом брючном костюме за рулем сверкающего голубого БМВ.

Миссис Приведешка была все еще далеко, когда я свернул с трассы на сельскую дорогу, посыпанную гравием. День был ясный, и я хорошо видел шлейф пыли, который оставлял ее доисторический "вольво". Однако скоро пыль рассеялась, и я понял, что она свернула к свалке. В наше двуличное время она, может быть, называется зоной размещения асанитарных продуктов, но я старомоден, и для меня это все равно свалка.

Если она поехала по их обычному маршруту, - я несколько раз в неделю приезжал на безлюдное или почти безлюдное ранчо, и через некоторое время они разработали схему наблюдения, - она остановится там, возможно, оставит заднюю дверь фургона открытой, как будто она только что выбросила из машины всякий хлам. Потом она пройдет ярдов сто и поднимется на маленький

холм, с которого хорошо видны площадки клуба. Оттуда она сможет наблюдать за моими успехами в бинокль и, видя, что я собрался уходить, вовремя вернется к машине, чтобы снова привязаться ко мне по дороге.

Когда я подъехал, на стоянке возле клуба уже стояло восемь или десять машин, включая микроавтобусы и пикапы. Я достал ружье и все принадлежности из машины, положил все на один из столов позади линии огня и пошел отметиться к парню, которого звали Джек. Он сказал мне, что стрелять я буду в паре с Марком, вторым номером, что значило, что Марк стреляет две серии по пять выстрелов первым, а я подсчитываю его очки, а потом он, пока я стреляю, ведет счет моим.

Сегодня нас с Марком поставили на свиней, простите, хавелинас, с шестидесяти метров, потом индейки с семидесяти семи, овечки со ста и, наконец, куры с сорока. Чтобы вы поняли, насколько точно нужно стрелять, я скажу вам, что овечки длиной всего в шесть дюймов, а остальные мишени с соответствующего расстояния кажутся все примерно одного размера. Смогли бы вы попасть, стреляя стоя, в плюшевого барана на Другом конце футбольного поля?

В поисках Марка я старательно избегал смотреть на отдаленный низкий холм, откуда предположительно за мной наблюдала Приведешка; если она такая дура, что думает, что ее не засекли, то я не хотел разубеждать ее.

Марк пытался заигрывать с моей собакой, которая признавала только хозяина; они познакомились, когда мы с Марком иногда стреляли вместе. Фактически это он привел меня сюда, рассказав о предстоящем чемпионате. Он почесывал Хэппи за ухом и смеялся над блаженным выражением его морды.

– Какой дружелюбный лабрадор, - сказал он, вставая и в последний раз похлопывая пса.
– Они все такие. Отличный день сегодня. Ветра нет. Как вам новое ружье?

Охотничий клуб вроде нашего - странное место: вы знаете массу народу по именам и лицам, разговариваете с ними о ружьях и об охоте и почти никогда не знаете их фамилий и чем они занимаются. Они как будто появляются из ниоткуда раз в месяц по воскресеньям, когда проводятся зачетные стрельбы. Время от времени вы говорите кому-нибудь: - Привет, - и можете с ним немного поболтать, если вы встречались на тренировочных стрельбах, или вы можете натолкнуться на кого-нибудь из них в местком магазине охотничьих товаров, но реального контакта никогда не бывает. Не знаю, происходит ли то же самое в теннисных клубах или гольф-клубах, поскольку тот спорт, которым я занимаюсь, мне больше по нраву, и я не связываюсь со всякими мячиками и битами.

Марк был исключением из общего числа клубных знакомств, по крайней мере, для меня. Он был хорошо сложенный джентльмен, густые черные волосы были тщательно причесаны. Округлое лицо, яркие глаза под густыми бровями, короткий вздернутый нос и гладкая смуглая кожа. Я знал, что он стреляет в классе ААА и что его фамилия - Штейнер, что удивило меня, когда я впервые услышал ее, потому что это - еврейская фамилия, а я подозревал в нем южноамериканские корни, но это не имело никакого значения. Я знал, что у него худощавая жена-блондинка, достаточно молодо выглядящая, и две маленьких дочери и что он живет на южной окраине города. Я также знал, что он всегда готов помочь и умеет обращаться с инструментами.

Я узнал это потому, что, когда я купил свой Аншютц, я никак не мог настроить большой телескопический прицел к нему, и Марк пригласил меня к себе и в два счета управился со всем в своей маленькой мастерской, которая была у него в гараже, - для тех, кому интересно, сообщаю, что проблему можно решить с помощью двух обрезанных банок из-под кока-колы. Я все еще не знал, чем он занимается, и надеялся, что он может сказать то же самое обо мне. Это информация не для широкой публики. Эта информация вообще не должна разглашаться, кроме случаев официальных запросов исключительной важности.