Несвободная сводная
Шрифт:
Папа, папа, к сожалению, ты ошибаешься. Твоя дочь смогла. Потому что просто наивная дура! Хотелось бы мне сказать, что да, я честная! Виноват коварный соблазнитель: заставил, принудил, влюбил, обманул, но нет. Этого делать никак нельзя. Во-первых — потому что не совсем правда, а во-вторых — потому что уж их свадьба сорваться никак не должна.
А обстановка между тем накалялась, к тому и ведя.
— Нет, пап, Ден меня не принуждал, — единственный выход — принять удар на себя, — я проявила слабость.
На этих словах Семён
— Вот видишь, Женя, я же говорила! — обрадовалась Марго и обожгла меня осуждающим взглядом. — Как ты могла так поступить, Тина? В такой день! Я даже не знаю как после этого...
— Хватит, Рита! Мы уходим, пойдём дочка, — папа протянул мне руку.
Естественно, он будет меня защищать любой ценой, но вот этого как раз и нельзя допустить ни в коем случае. Папа должен остаться с Марго. У меня и без него теперь забот полон рот. А так хоть о нём не буду волноваться.
— Женя, а как же я? — в голосе Марго прозвучали едва сдерживаемые рыдания, а на щеках проступили красные пятна.
Она часто заморгала и поднесла руку к губам, пытаясь удержать всхлип. Пора вмешиваться.
— Марго, прости, могу я остаться с папой пять минут наедине? — я старалась говорить мягко, успокаивая и давая надежду. — Подожди в своей комнате невесты, пожалуйста. Папа обязательно к тебе присоединится, и вы вдвоём подумаете о том, что делать дальше. Хорошо?
Маргарита выскочила в коридор, откуда тут же раздался быстро удаляющийся стук каблуков. Точно плакать побежала. Чудесная свадьба, блин.
Папа стремительно подошёл ко мне и обнял:
— Тиночка, я знаю, что ты ни в чем не виновата, знаю. Ничего мне не говори. Уедем прямо сейчас. Справимся. Я работу найду…
Мне тоже хотелось плакать, но я не могла себе позволить такой роскоши.
— Пап, скажи мне только одно: ты любишь Маргариту?
— Она хорошая, мне с ней...
— Любишь?
— Да. С ней я впервые почувствовал себя счастливым с тех пор, как твоя мама заболела. Но ты мне дороже всех! Так что…
— Нет, пап, нет. Слушай меня внимательно! Сейчас ты пойдёшь, успокоишь свою невесту, и вы поженитесь. Потом отправитесь в свадебное путешествие, как и планировали. Там ты сделаешь всё, чтобы у твоей жены стёрлись из памяти жуткие воспоминания о сегодняшнем дне, и по возвращении вы заживёте долго и счастливо…
Папа всё ещё выглядел растерянным, но мне показалось, что на миг в его взгляде мелькнуло облегчение.
— Я буду волноваться…
Вроде получалось. Про совместный отъезд он уже не заикался.
— Не нужно. Обо мне ты волноваться не будешь. Совсем. Я всё решу сама, мне так будет проще, понимаешь? — чувствовала себя гипнотизёром, произнося эту речь проникновенным голосом и заглядывая отцу в глаза.
— Тина, но что ты будешь делать? Где найдёшь деньги? Может, всё рассказать Рите?
— Не вздумай! Она передаст Дену, и тот сделает окончательные выводы,
— Ох, дочка, у меня сердце не на месте.
— Всё. Не переживай и постарайся быть счастливым. Позвоню тебе завтра из Москвы, родной.
Я крепко его обняла, поцеловала и пошла на выход. Надо сматываться, пока отец не передумал. Куда сейчас? Точно. Паспорт забрать. Потом к Красавским за вещами. Потом в аэропорт. Что делать дальше — придумаю по дороге. Главное — не киснуть. Собраться. И дышать, дышать надо, а то сама сорвусь в истерику.
Отыскав тётю с паспортами, забрала свой и вышла из душного дворца на свежий воздух. Хотела вызвать такси, но у белого наемного «мерса» стоял Семён Карлович.
— Тина, иди сюда. Поговорим, — махнул он мне рукой, и я пошла.
А что делать? Думала, он просто уехал, и на этом твои беды закончились? Ну нет, дорогая. Придётся расплачиваться по счетам.
Машина тронулась с места, но Семён Карлович начинать разговор не торопился. Он смотрел в окно и о чём-то сосредоточенно думал, барабаня пальцами по ручке двери, заставляя меня нервничать ещё сильнее.
Вообще-то, до сего момента мои переживания сводились к тому, где взять деньги на то, чтобы вернуть ему потраченное на свадьбу. Сердце я ему точно не разбивала — за это была спокойна. Наш договор чувств не предполагал, поэтому сейчас немного не понимала, о чем он так усердно размышляет, и невольно себя накручивала. Подсчитывает убытки? Так они все прописаны в мобильном банке. Чего их считать? Придумывает наказание?
— У меня опухоль, — вдруг проговорил профессор скрипучим голосом, так и продолжая смотреть в окно, — нашли недавно. Хотел рассказать после росписи и предложить сделку.
Я сидела пораженная этим откровением и не могла даже примерно найти слова, которые нужно в таких случаях говорить.
— Это лечится? — выдавила из себя, наконец, и взяла его за руку. Пусть любви между нами не было, но я уважала Семёна Карловича и искренне жалела.
— Нет, — мою руку он не скинул. Наоборот. Пожал. — Я много думал над сложившейся ситуацией и хотел вам кое-что предложить…
— Ох, Семён Карлович, не переживайте, я вас не оставлю одного, — сейчас все мои мысли сосредоточились на том, что у бедного больного старика, кроме меня, никого нет, и я выдала первое, что пришло в голову.
— Дослушайте, Тина. — Я кивнула, выражая готовность. — Я долго думал о том, что ничего не оставляю после себя, кроме научных работ. Мой род на мне прервётся. И внезапно понял, что не хочу этого. Мне очень хочется, чтобы моя фамилия не канула в лету. Считайте это старческой причудой умирающего…
— Не говорите так, прошу! У меня сейчас душа разорвётся!
— Ты хорошая девочка, Тина, — он совершенно неожиданно перешёл на «ты», — Делаешь ошибки, молодая… Но нутро у тебя не гнилое и ум острый, так что ты достойна стать матерью моего наследника…