Нет блага на войне
Шрифт:
Эту «дорогу жизни» немецкие войска удерживали весь март, до тех пор, пока в начале апреля не началось новое наступление Красной Армии. Кёнигсберг был взят после жесточайших боев лишь 12 апреля 1945 г. Но и после этого немцы продолжали на протяжении двух недель удерживать последнюю точку Восточной Пруссии — порт Пиллау (ныне Балтийск), от причалов которого вплоть до 27 апреля продолжали отходить суда с беженцами и ранеными.
После потери порта Пиллау единственной «гаванью надежды» оставалась коса Хель (севернее Данцига в Померании). Восточно-Померанская наступательная операция Красной Армии началась 10 февраля 1945 г. Оборона Данцига (ныне Гданьск, Польша) продолжалась до 30 марта. Крохотную, простреливаемую насквозь артиллерией полоску косы Хель
В массовом сознании «Весна победы» связана с наступлением на Берлин. Именно эта операция представляется неискушенному «человеку с улицы» главным (если не единственным) событием последних месяцев войны. Увы, сие есть прискорбное заблуждение.
В Берлинской операции (а это не только штурм самого города, но и все боевые действия по наступлению от Одера до Шпрее и окружению берлинской группировки вермахта) с 16 апреля по 8 мая 1945 г. погибло 78 тыс. советских солдат и офицеров. А в ходе Восточно-Прусской операции погибло 126 тыс. солдат и офицеров Красной Армии. И еще 53 тыс. убитых в ходе тесно связанной с ней Восточно-Померанской операции. Совокупные безвозвратные потери четырех фронтов, «освобождавших Германию» (3-й Белорусский, 2-й Белорусский, 1-й Белорусский, 1-й Украинский), составили в 1945 году 411 тыс. человек. Всего же, на всех фронтах, Красная Армия, авиация и флот безвозвратно потеряли с 1 января по 10 мая 1945 г. 801 тыс. человек. Восемьсот тысяч убитых. Берлинская операция занимает менее одной десятой (!) от этой ужасающей цифры.
Гросс-адмирал К. Дёниц, назначенный Гитлером на должность «рейхспрезидента», не был «фанатиком-эсэсовцем». Он даже никогда не был членом гитлеровской НСДАП.
Да и самого Гитлера к моменту, когда Дёниц принял на себя власть и ответственность за остатки Германии, уже не было в живых. Тем не менее война на Восточном фронте не прекратилась. Выступая в 22.00 1 мая 1945 г. по германскому радио, Дёниц заявил:
«Моя первейшая задача — спасти Германию от уничтожения большевиками. Только во имя одной этой цели вооруженная борьба будет продолжаться. До тех пор, пока достижению этой цели препятствуют англичане и американцы, мы будем вынуждены продолжать оборонительные бои и против них…»
Кровопролитие не остановилось. Немецкие войска на Востоке продолжали вести боевые действия. Грохотали орудия у Потсдама, Бреслау, Данцига. Окруженная еще в ноябре 1944 г. в Курляндии (прибрежная полоса современной Литвы) группировка вермахта сопротивлялась до 10 мая 1945 г. При этом потери 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов в 1945 г. составили только убитыми 62 тыс. человек.
Странная история с «народным восстанием» в Праге (терпение народа, который мирился с немецкой оккупацией на протяжение шести лет, лопнуло почему-то в тот момент, когда американские войска стояли в 80 км от Праги) и марш-бросок Красной Армии на помощь восставшим увеличил потери Красной Армии еще на 11 тысяч убитых. Только беспощадная позиция Главнокомандующего силами союзников в Западной Европе генерала армии США Д. Эйзенхауэра («я велел передать Йодлю, что если они немедленно не прекратят выдвигать всякие предлоги и тянуть время, то я закрою весь фронт союзников, чтобы впредь не пропускать никаких немецких беженцев через нашу линию фронта» — выделено мной. — MC.) вынудила Дёница прекратить боевые действия на всех фронтах…
В статистическом сборнике Кривошеева соответствующая глава называется «Цена освободительной миссии». Может быть, в 21 веке настало уже время задуматься об адекватности таких названий?
Англо-американские союзники освободили Италию, Грецию, Францию, Бельгию, Голландию, Данию, почти всю Австрию, часть Чехии, больше половины территории Германии (больше половины
Да, конечно, три четверти немецкой армии были на Восточном фронте; да, конечно, в апреле 45-го на Западном фронте немецкие солдаты толпами сдавались в плен. С этим никто и не спорит; вопрос в другом: ПОЧЕМУ солдаты вермахта десятками тысяч сдавались в плен на Западе и сражались до последнего патрона и последней капли крови на Востоке? Это разительное различие связано с «классовой солидарностью мировой буржуазии, её смертельной ненавистью к государству рабочих и крестьян»? Или были другие, гораздо более земные и значимые причины? 800 тысяч погибших — это «цена освободительной миссии»? Или плата за изощренные геополитические игры Сталина?
Статистика, необходимая и неизбежная в любом военно-историческом исследовании, превращает, увы, безмерные страдания миллионов людей в аккуратные колонки цифр. Это нехорошо, поэтому закончить статью я хочу безыскусным рассказом о пережитом одной венгерской женщины, Алэн Польц. Кто такая Алэн Польц? Добрый человек. Очень добрый человек (она и работу себе нашла соответствующую — врач-психотерапевт в хосписе). До чтения ее мемуаров «Женщина и война» (опубликовано в журнале «Нева», № 2/2004 г.) я думал, что такой добротой и смирением могут обладать только бестелесные ангелы. К сожалению, эта вполне земная женщина 19 лет от роду оказалась в конце войны в маленьком венгерском городке, ставшем на несколько месяцев прифронтовой зоной.
Алэн Польц рассказывает о том, что она видела и пережила, с удивительной кротостью и сочувствием ко всем людям. Даже то, что в устах современного журналиста показалось бы мне омерзительной игрой в «политкорректность», у неё звучит естественно и человечно. Разумеется, она не забывает постоянно напоминать читателю о том, что «венгерские солдаты вели себя в русских деревнях не намного порядочнее». Она успевает придумать объяснения и оправдания всему («я узнала, что обвиняют нас в том, что мы шпионы, потому что точь-в-точь после боя часов на колокольне бомба попала прямо в русский штаб, и погибло много народу. Они думали, что мы подавали сигналы из церкви. Им невозможно было объяснить, что башенные часы бьют регулярно, потому что заведены, это простое совпадение. Вообще, русским очень многое нельзя было растолковать. Они жили в другом мире, у них был совсем другой опыт. Логика их тоже была иной. Они не знали, что такое башенные часы…»).
Она находит оправдание даже этому:
«К рассвету я поняла, как происходит перелом позвоночника. Они делают так: женщину кладут на спину, закидывают ей ноги к плечам, и мужчина входит сверху, стоя на коленях. Если налегать слишком сильно, позвоночник женщины треснет. Получается это не нарочно: просто в угаре насилия никто себя не сдерживает. Позвоночник, скрученный улиткой, все время сдавливают, раскачивают в одной точке, и они не замечают, когда он ломается…»
И заканчивает рассказ об очередном насилии весьма похвальным для советской власти замечанием:
«Русский офицер тем временем зажег спичку, сначала потрогал пальцем мои глаза — открыты ли. Убедившись в этом, приступил к делу. Было немного больно. Но так как я все равно не пошевелилась, не вскрикнула, он зажег еще одну спичку — посмотреть, жива ли я. Покачал головой. Большого удовлетворения я, должно быть, ему не доставила. Но когда я начала собираться, чтобы унести матрас, он прислал в подвал своего ординарца, который тоже мной попользовался. Тогда я не подумала, почему он прислал и ординарца. Сейчас мне кажется, что они демократичнее, чем наши офицеры…»