Нет чужих бед
Шрифт:
Другое дело, когда принимают свою судьбу так: молча, сосредоточенно и спокойно. Это настоящее отчаяние. И результат его окажется непредсказуем и, весьма вероятно, страшен. Сейчас откроет створки окошка и сиганет вниз, с высоты третьего яруса, на каменные плиты. Запросто.
— С чем пришел? — не оборачиваясь, уточнила невеста грифа, когда Шарим позволил ей услышать свое присутствие — чуть шевельнул дверь и пару раз шаркнул ногами.
— Плохо тебе, вот и переживаю, — честно признался вампир.
— Отчего же? — усмехнулась невеста. — Такая честь! Из ничтожного
— А себе?
— Говорят, грифу быстро надоедают жены, — с надеждой сказала девушка и обернулась. Ее лицо дрогнуло жалко и испуганно. — Еще я слышала, фамилия Даннар многочисленна и все ее представители навещают аориум. У нас на севере иначе заведено было. Хоть для знатных фамилий обычные, то есть настоящие, семьи запретили, но это лишь для виду. Живем, как жили исконно.
— Чему же радуются твои родные?
— Не радуются, а пользуются, — сухо поправила невеста. — Отец провинился перед служителями гармонии. Он чуть не стал изгоем. К счастью, нас приняли в землях Даннар. Я — плата за вассальный договор. Иди и передай: не буду я делать глупостей. И очень постараюсь улыбаться. Здесь… красиво.
Шарим нахмурился, пытаясь отыскать какой-то выход из неприятной ситуации. Дела людей его не касаются, пока ничем не угрожают безопасности и тайне присутствия в замке. Так мама говорит. Ей проще, она жила в обществе родичей. Он же никого, кроме людей, от рождения не видел. С ними рос, с ними и дружил, и враждовал.
Как тут не вмешаться? Девочку-то жалко.
— А если тебя укусит змея? — задумчиво предположил Шарим. — Договор исполнен, ты здесь. Никто не пострадает. Управляющий даже вынужден будет доплатить твоим родным за недосмотр.
— Хорошо бы. Но где я раздобуду змею, да еще и ядовитую? — расстроилась невеста.
Отошла от окна и села в кресло, с некоторым сомнением рассматривая назойливого собеседника — загорелого недоросля с неровно обрезанными рыжеватыми волосами. Взгляд хитрый, с прищуром. Одежда потрепанная, непонятная. То ли из конюших, то ли из дворни… Как такому верить? И как не верить, ведь больше она решительно никому не нужна.
Шарим тоже пригляделся к невесте внимательнее. И счел, что дела ее плохи. Типичная полукровка. Мама, наверное, брогримская северянка, для них характерны такие замечательные ясные глаза — крупные, серо-зеленые. А папа, надо полагать, из так называемых исконных срединных земель. Вероятнее всего из Шэльса, поскольку Загорье людей не выдает ни Гармониуму, ни даже эргрифу. Там свои законы и свой суд, мама Аэри не раз рассказывала.
Этой семье повезло меньше, вот они и расплатились за вновь обретенный покой как пришлось… Обычным на юге способом. Личико у девушки чистенькое, светленькое. Волосы густые и длинные, золотистые. Вывод прост: всем она очень понравится. И как сможет пережить всеобщее грубое и требовательное внимание — непонятно.
— Как
— Эдда.
— Меня тут кличут Шарлем. Слушай внимательно. Сегодня старшего грифа в замке нет. Еще дней десять не будет наверняка. Прекрати хмуриться и вздыхать и постарайся выглядеть довольной, даже веселой. Многие плачут или дичатся, а потом привыкают, так что тебе поверят. И, доверяя, разрешат гулять в парке, даже выезжать во внешние охотничьи угодья. Поняла?
— Да. Зачем мне парк?
— Там тебя укусит змея, — подмигнул Шарим. — Все признаки отравления я организую. Умрешь, так сказать. Потом я тебя вытащу из склепа и устрою жить здесь, на побережье. У пастухов или у травника. Мне пора, два дня даю на размышление. Подумай как следует. Там, вне замка, мягко говоря, жизнь трудна. И назад дороги не будет.
— Хорошо бы, — вздохнула девушка. — Страшно здесь. Я себя вещью чувствую.
— Дорогой вещью! — уточнил Шарим. — Думай. И мне действительно пора.
— Но разве дверь не запирается? — запоздало удивилась Эдда.
— Я закрою, — согласился вампир. — Ты очень предусмотрительная.
На следующий день он снова пробрался в комнату Эдды. Дождался тихого послеполуденного часа, когда служанки моют посуду после позднего завтрака грифских жен, а заодно перемывают косточки самим женам и всей фамилии Даннар. Вскрыл замок и долго болтал с самой упрямой невестой правителя.
— Ты не умеешь доить коров, — полушутливо уверял Шарим. — У тебя начнет зверски болеть спина. Ты понимаешь, что такое прополка огорода?
— У нас был огород, — с тоской вздыхала Эдда. — Моя семья никогда не жила богато, Шарль. Мне странно просыпаться около полудня и бездельничать до самого заката. А потом полночи сидеть и сплетничать с другими женщинами, живущими тут. Я все понимаю. И про работу, и про бедность, и про отказ от имени. Только здесь я все равно умру.
— От упрямства, — предположил вампир.
— Можешь так считать, — согласилась Эдда. — А зачем ты мне помогаешь? Я тебе нравлюсь? Не хотелось бы сбежать из одного курятника, чтобы попасть в другой.
— Курятника? — восхитился юноша.
— На севере аориумы иначе не зовут. В грифстве Рессер пять кип дней назад сожгли замок, едва господин рискнул устроить себе курятник. Потом понаехали дознаватели из столицы, от эргрифа и из семивратного Гармониума. Выясняли, что да как. Только никто им ничего не сказал. А по осени еще один замок сгорел. Случайность.
— И снова обошлось?
— Прежний маэстро был умным человеком, как говорила моя тетушка. Он издал тайный приказ: не мешать всем, кто ниже грифа, жить по их разумению. Вот мы и живем. Дурно то, что нынешний высший служитель Адалора совсем озверел, лютует. На севере уже в голос твердят: не человек он, а самая что ни есть тварь. Упырь.
— Вампир, — поправил Шарим.
— Упырь, — зло прищурилась Эдда. — Своим жить не дает. Злоба его душит. На весь свет, вот так. Он багровому Роллу продался. И эргриф продался. Вампира я в жизни ни разу не видела. Все беды — от людей. Знаешь, я думаю, скоро север откажется от руки эргрифа.