Нет дыма без огня
Шрифт:
— Сколько ты с нами пробудешь? — Джейнэллен сложила руки под подбородном, словно маленькая девочка, молившаяся на ночь. — Только не говори, что несколько дней. Не говори, что одну неделю. Скажи, что будешь с нами долго-долго.
Он взял ее сложенные руки в свои.
— Мой контракт с той нефтяной компанией в Аравии все равно почти закончился. Сейчас у меня нет никаких планов. Так что не будем точно устанавливать срок моего отъезда. Подождем и посмотрим, как я тут приживусь, договорились?
— Договорились. Спасибо тебе, Кей. —
— Какое это беспокойство.
— Тем не менее беспокойство. Я бы не стала тебя вызывать, но я подумала, что твое присутствие как-то… улучшит положение.
— В чем дело, Джейнэллен?
— Мама. Она больна, Кей.
— Опять скачет давление?
— Хуже. — Джейнэллен ломала пальцы. — У нее начались провалы памяти. Я это не сразу заметила. Потом Мэйдейл рассказала о нескольких случаях, когда мама теряла вещи и обвиняла ее, что она их нуда-то засунула. В разговоре мама без конца повторяется.
— Ей уже немало лет, Джейнэллен. Может быть, это первые признаки старческой дряхлости.
— Все может быть, но я другого мнения. Боюсь, что это серьезней, чем просто старение, бывают дни, когда я вижу, что ей нездоровится, хотя она пытается это скрыть.
— А что говорит доктор?
— Она не хочет его видеть! — в отчаянии воскликнула Джейнэллен. — Доктор Паттон прописал ей лекарство от гипертонии, но это было год назад. Она заставляет фармацевта выдавать ей лекарство по старому рецепту и твердит, что этого достаточно. Она не желает меня слушать, когда я предлагаю пройти обследование у другого врача.
Кей понимающе усмехнулся:
— Это в ее характере, точно. Знает все и обо всем лучше всех.
— Пожалуйста, Кей, не суди ее строго. Помоги ей. И мне тоже.
Он ласково похлопал ее по щеке.
— Ты слишком долго одна несла эту ношу. Пора мне прийти к тебе на помощь. — Он стал серьезным. — Если у меня получится.
— Обязательно получится. Теперь у вас с мамой будут другие отношения.
Недоверчиво хмыкнув, он сбросил простыню и опустил ноги на пол.
— Подай-ка мне джинсы.
Джейнэллен уже готова была повернуться, чтобы взять с кресла-качалки лежавшие комом джинсы, как вдруг заметила у него повязку.
— Что с тобой случилось?! — воскликнула она. — А лодыжка, что с твоей лодыжкой?
Он небрежно ощупал распухшую ногу.
— Немного беспокойное возвращение домой.
— Как все произошло? Это серьезно?
— Нет. А теперь подай мне джинсы.
По-прежнему сидя на краю постели, он протянул руку. Джейнэллен были знакомы эти упрямо сжатые челюсти и желваки на небритых щеках; она подала ему джинсы, а потом, встав на колени, помогла продеть в штанины босые ступни.
— Смотри, как раздулась лодыжка, — озабоченно проговорила она. — Ты можешь наступать на ногу?
— Врач мне посоветовал
Она поддерживала его, пока Кей, опираясь только на левую ногу, натянул на бедра джинсы. Застегивая ширинку, он улыбнулся ей озорной улыбкой, перед которой не могли устоять даже самые добродетельные женщины.
Джейнэллен не могла представить, сколько их поддалось магическому очарованию ее братьев, и в первую очередь Кея. Она часто грезила, как будет баловать многочисленных племянников и племянниц, но мечта оставалась только мечтой. Кей обожал женщин, причем самых разных. Но ничто не свидетельствовало о том, что он скоро угомонится, связав себя брачными узами.
— А ты ловко умеешь надевать на мужчин штаны, — заметил он шутливо. — А снимать-то умеешь? Я очень на это надеюсь, — добавил он.
— Замолчи!
— А все-таки?
— Нет! — Она почувствовала, что у нее загорелись щеки. Кей всегда заставлял ее краснеть.
— А почему нет?
— Меня это не интересует, вот почему, — отрезала она. — Кроме того, никто пока не очаровался моей привлекательной внешностью.
— Не вижу в ней ничего плохого, — настаивал он.
— И привлекательного тоже.
— Потому что ты вбила себе в голову, что ты некрасивая, и одеваешься соответственно. Ты такая… — Он неодобрительно показал на ее строгую блузку. — Такая застегнутая на все пуговицы.
— Я… на все пуговицы?
— Именно так. Тебе надо расстегнуться. Расстегнуть все пуговицы и крючки. Дать себе волю, сестренка.
Она изобразила негодование.
— Я, как старая дева, отказываюсь слушать подобные ужасные вещи.
— Старая дева! Какая еще… Послушай меня, Джейнэллен. — Указательным пальцем он почти касался кончика ее носа. — Послушай, ты совсем не старая.
— Но и не первой молодости.
— Ты на два года моложе меня. Значит, тебе тридцать четыре года.
— Ты немного ошибся.
— Ладно, тридцать три. Тебе до старости еще ой как далеко. Бабы в наши дни ждут до сорока, чтобы родить детей.
— Сомневаюсь, чтобы им понравилось, как ты их называешь.
— Самое главное, чтобы ты меня поняла, — настаивал он. — Ты даже еще не достигла полного расцвета своей сексуальности.
— Кей, прошу тебя.
— И единственной причиной, почему ты еще «девушка», если это действительно так…
— Это так.
— Что ж, можно только пожалеть… Единственной причиной является то, что ты сторонишься любого мужчины, который еще только подумывает, а не пошарить ли у тебя в трусиках.
Джейнэллен, онемев от его грубости, молча уставилась на брата. Она работала среди мужчин восемь часов в день, пять дней в неделю и, случалось, в субботу и воскресенье. Как правило, язык этих людей сочный и красочный, но они его придерживали, если поблизости оказывалась мисс Джейнэллен. А когда ее подчиненные к ней обращались, то их речь могла считаться образцом вежливости.