Нет худа без добра
Шрифт:
Но даже сейчас она медлила, боялась даже дышать из страха потерять ту крупинку надежды, которая еще осталась в ее душе.
– Джек! – позвала она снова, на этот раз более решительно.
– Я не могу! – простонал он. – Не сейчас.
Джек обернулся, чтобы объяснить, в чем дело, назначит встречу позднее в отеле, однако ее уже не было – она исчезла, как мотылек, из освещенного дверного проема.
Он снова взглянул на плачущего сына. Бен застонал, закрыв лицо руками, и опустился на колени.
– Отец, прости… меня. – Голос его звучал глухо и неразборчиво –
"Я еще могу догнать ее. Наверное, еще не поздно".
Он помешкал еще мгновение, потом наклонился и, схватив Бена за плечо, мягко поднял на ноги. В тусклом сером свете луны лицо сына показалось ему открытой раной.
– Ну ладно, ладно… – сказал Джек грубовато, но горло перехватило, когда он сжал сына в объятиях. – Я здесь, Бен. Я с тобой.
28
Когда Грейс села на свое место, то заметила, что салон первого класса заполнен всего на треть. Какое облегчение!
Я приду в себя, думала она. А примерно через час уже буду в Париже… далеко от Джека.
Четыре дня она будет купаться в роскоши Старого света в отеле «Ланкастер» рядом с Елисейскими полями и выбросит Джека из головы раз и навсегда.
Но все уже кончилось девять месяцев назад. Эта новая тяга к Джеку была временной, наподобие тех возвратных приступов наркомании, о которых ей рассказывали бывшие хиппи, принимавшие в шестидесятых годах ЛСД.
Грейс заставила себя пересчитать все то, чем одарила ее судьба. Крис – ее ребенок, ее сын, действительно становился самостоятельным. Теперь, когда он стал президентом компьютерного клуба, не только Пит Скалли составлял ему компанию – ребята то и дело приходили и уходили, громыхая по квартире в ботинках «хай-топс», словно баскетбольная команда на тренировке, разбрасывали пиджаки, ранцы, плейеры по диванам и стульям.
Затем Нола. Не забыть бы послать ей открытку из Парижа. Грейс вспомнила вечер накануне отлета во Франкфурт, когда Нола пришла к ним с Ташей и Дэни. Она помогла тогда Крису соорудить из палочек для мороженого замысловатый макет средневекового замка. Потом Крис намазал клей «Элмер» на пальцы, и когда он высох, стал снимать его, как будто это была кожа, чем привел дочек Нолы в дикий восторг.
Грейс улыбнулась, вспомнив тот вечер. Скоро она будет в Париже. Издательство «Ашетт» устроит для нее званый обед, «Фигаро» и «Пари-матч» возьмут интервью. Каждое утро она будет радовать себя сливками и корзиночкой теплых бриошей и круассанов в уютной изысканной комнате для завтраков в "Ланкастере".
– Ты хорошо проведешь время в Париже, просто прекрасно, – прошептала она сквозь стиснутые зубы.
Грейс подняла голову и увидела, что одна из стюардесс пристально ее разглядывает. Девушка спросила ее:
– Мадам, могу я предложить вам что-нибудь выпить? Апельсиновый сок или шампанское?
Ну разве первый класс – это не замечательно? Они впихивают в тебя
– Шампанское, пожалуйста, – ответила Грейс. Что бы сделала Лила на моем месте?
Она бы встала, нашла авиателефон и позвонила бы Джеку в отель. Потом высказала бы ему все, что думает о нем. Что любой мужчина, который был настолько глуп, что позволил ей уйти от него, заслуживает – еще как заслуживает – того, чтобы остаток жизни провести без нее. Она бы… О, какая нелепость! Но ведь она не Лила. А мысль о том, что придется иметь дело с незнакомыми немецкими телефонными кодами и дело закончится тем, что она на своем, практически не существующем в природ, немецком языке будет пытаться поговорить с первым поднявшим трубку человеком, была просто невыносима.
В два длинных глотка Грейс выпила шампанское. Но оно не помогло.
Она вспомнила, как позапрошлым летом попала ногой в решетку метро и сломала палец. И Джек, отдыхавший за городом с Ханной, несмотря на протесты Ханны, проделал в середине ночи под проливным дождем весь путь назад в Нью-Йорк.
Но где он был, когда она по-настоящему в нем нуждалась?
– Ты дурак, Джек Гоулд, – пробормотала она.
Во взгляде стюардессы появилось подозрение. Грейс подняла пустой стакан, давая понять, что готова повторить.
Но ведь Джек пытался позвонить ей в гостиницу. Сегодня утром администратор сообщил, что для нее есть послание с пометкой «срочно». Она почти сдалась и хотела позвонить… Но что-то остановило ее. Зачем начинать все заново с Джеком, когда она наконец уже начала привыкать в жизни без него?
Грейс заметила, что сидит, крепко вцепившись в подлокотники, и тут же опустила руки на колени. Но растущее чувство обреченности не отпускало. Захотелось нажать кнопку вызова, позвать кого-нибудь на помощь – но зачем? И кто мог на самом деле утешить ее?
Взревели моторы, и она услышала голос стюардессы, призывающий пассажиров пристегнуть ремни. Грейс опустила глаза и увидела, что ее ремень был уже туго застегнут, – хотя не могла припомнить, когда же она это сделала. Она также никак не могла припомнить, отчего это идея сначала полететь в Париж показалась ей такой привлекательной.
Самолет начал было движение от посадочного перрона, когда рев двигателей внезапно смолк.
Черт возьми! – подумала она. Теперь я застряну здесь на два часа, пока механики будут прилаживать какой-нибудь провод.
Грейс выглянула в иллюминатор и увидела оранжевый ремонтный автомобиль, мчавшийся к их самолету по гудронной дорожке. Боже, должно быть, случилось что-то чрезвычайное! В лайнер подложили бомбу? Германия ведь кишит террористами.
Грейс посмотрела на других пассажиров. Те выглядели абсолютно спокойными. Думают, что если заплатили тройную цену за билет в первом классе, это автоматически спасет их от катастрофы, и если случится что-нибудь плохое, пострадают не они, а эти нищие в заднем салоне?