Нет меня без тебя. Сборник рассказов

Моя голова упала на его плечо. От усталости глаза закрылись, под веками поплыли темно-синие разводы. Стало теплее. Наверное, от его частого дыхания. Взять бы его за руку, но, боюсь, он одернет, вскачет и исчезнет навсегда. Ему приходится нелегко – я понимаю, ведь для всего нужно время, потому я буду ждать. Ждать, когда он сам возьмет меня за руку.

Познакомились случайно. Если это можно назвать знакомством. Столкнулись в супермаркете. Он шел, видимо, из кафе или бара, нес в руке маленькую банку пива. А мне нужно было срочно бежать, потому некогда вертеть головой в разные стороны. Впечатался в меня, полив гадкой жижей, резко поднял меня, холодно извинился и утопал. Не думалось мне, что этот вандал так сильно засядет в мои извилины, а потом и в сердце. В университете о нем шептались девчонки, но меня это не волновало: уроки, зачеты, занятия в художественной школе, вечерние просмотры любимых сериалов. По уши в делах, да. Крутишься целыми днями и не замечаешь, что пролетает год с того дня, как с тобой столкнулись в супермаркете.

Однажды

пришел он к университету, возможно, встречал кого-то. Думалось о кружке чая и свежем печенье. Не обращалось внимания ни на какую широкую спину в коричневом пальто, так аккуратно подчеркивающем сильные плечи. И потом не смотрелось на подтянутые икры, небольшую ногу в розовых кедах. Пройти бы мимо и никогда не смотреть на него. Он окликнул меня мягким голосом. Провалиться бы под землю. И никогда, никогда не смотреть в его стеклянные глаза. Черт. Хотел узнать который час: он забыл телефон дома. А голову ты не забыл? Нет, еще не забыл. 15:35. Благодарит и улыбается. Убираю телефон, а утопать в сторону остановки не могу. Ноги приклеились. А, нет. Показалось. В следующее мгновение лечу на едва припорошенную снегом землю. Ударяюсь спиной и затылком. Смеется и пытается поднять меня, но, кажется, его сильные плечи не вытягивают мою тушку, и он падает в мокрую траву рядом со мной. Смеемся оба. Как дегенераты. Чувствую запах его духов и навсегда запоминаю, чтобы потом искать его в толпе. Он наконец поднимает меня, хватаясь крепкой рукой. Отряхиваемся, продолжая посмеиваться. Его зовут Вик, сокращенно от Виктора. Меня зовут Дэн, сокращенно от Дениса.

Учимся в разных университетах, приходится тщательно сверять расписание, чтобы прогуляться по супермаркету. Ржали как кони, когда вспомнили наше столкновение. Мне нравилось смотреть, как сладкая вата липнет к его рыжей бороде, и так хотелось съесть её. Вату, конечно. Наблюдал за его игрой на автоматах: он так легко бил все рекорды и поднимал высокие планки для следующих посетителей. Выбирали одежду, критически оценивали вид друг друга, выносили свой суровый модный вердикт. Сидели на скамейках, лопая мороженое. Я успешно закончил художественную школу, сдав экзамены досрочно. Хотелось плевать на всю эту дополнительную учебу, скорее бежать к нему, увидеть его неловкую улыбку и стать самым счастливым.

Я не мог ничего поделать с собой. С каждым днем все чаще и чаще в голове появлялись мысли о чувствах к этому болвану. Затыкал рот внутреннему голосу и мчался на встречу. Но видеть его большие руки, которые почти не касались меня, слышать его низкий голос, переворачивающий во мне всё и заставляющий трепетать, ощущать парфюм, кружащий мою голову, – невыносимо. Улыбаешься ему самой искренней улыбкой, а внутренний голос так и подмывает схватить за руку и прижать его к себе. Припасть к горячим губам, расстегнуть рубашку, искусать шею, оставить на спине следы, пометить территорию, так сказать, оставить его нагим и наслаждаться, наслаждаться. Выпить его до конца, слыша его сладкие стоны, гладить влажную кожу широкой спины, дивиться её тонкости, чувствовать сердцебиение и глубокое дыхание. Проникнуть во все уголки и ничто не оставить без внимания. И все время смотреть в его искрящиеся любовью и жаждой глаза.

Кажется, я стал засыпать. Он встряхнул меня, ласково улыбаясь. Неужели ты не видишь, конь, ты, эдакий? Хотел спрятать волосы под капюшон. Но он остановил, взлохматил меня, спутав волосы, взял за руку, и мы побежали.

Апельсиновые фонари освещали нам дорогу. Серебристый пушистый снег, танцуя, кружился вокруг. Мимо пролетали магазины, дома, люди. Мы бежали, чтобы снова упасть в снег. Мы бежали, держась за руки. Мы бежали.

Золото шарика легло на рыжую щеку. Тянется вверх, чтобы повесить мишуру. Ему не нравится, и он хмурится, собирая кожу на лбу гармошкой. Хотел, чтобы она спускалась ровной спиралью. Много хотел. Смотрит на меня возмущенно и приглашает продемонстрировать мое умение украшать ёлку, подняв ладонь. А то, что я едва достану до верхушки, тебя не волнует, правда? Бросаю в лицо дождик. Невозможно глупое лицо у тебя. Ржу, как конь. Держите семеро, сейчас лопну. Вик, ты, дурак! Поставь меня на землю! Ай, щекотно! Я тебе говорю или со стеной разговариваю?! Ну!? Секундное мучение кончено, смотрю на него, как на врага народа. Что? Перебрасывает мишуру через мою голову и тянет к себе. Пусти, придурок! Мы уже два часа наряжаем эту гребаную елку, шевели паклями, мне надоело стоять! Вик? Перестань улыбаться, как мартовский кот. На мгновение пародирую Тони Старка, скрестив руки. Буду непреклонен. А тебе еще лезть наверх. И что? Ничего, просто у нас нет стремянки. У «нас»? Когда это ты решил, что мы теперь вместе и мы теперь «мы»? Подай, пожалуйста, верхушку, чтобы я воткнул ее тебе в голову! Какой ты злой, что с тобой? Передается твоя злость. Веду себя как дитя, но его это забавит, а меня радует, что он еще не забыл, как улыбаться. Отпускает, немного погрустнев. Солнечные ресницы опечаленные. Уходит к коробкам, наклоняется и сидит, замерев. Поправляю его неготовую мишуру, теперь все ровно и красиво. Чувствую на макушке что-то твердое, прижатое большое ладонью. Сейчас он ведет себя как ребенок. Так всегда. Зато никто не плачет. Ну? Что ну? Как будем крепить её? Я подниму тебя, а ты поставишь, пойдет? Не пойдет. Почему? Схожу к соседям. Зачем? За лестницей. Ну, давай составим пирамиду из стульев. Свалишься. Упрямый. Ты тоже. Улыбаемся. Ладно, я пошел. Красная кожаная дверь долго не открывалась. Слышу звонкий детский смех и нежный женский голос. На пороге – высокая девушка в кухонном фартуке. Спрашиваю про стремянку. Пожимает плечами, виновато улыбаясь. Ладно, спасибо. Звоню в железную дверь. Бабушка-божий одуванчик. А по ночам ест детей. Извините, у Вас случайно не найдется стремянки? Ась? Стремянки не найдется? А! Да, конечно. Тащу через этаж лестницу. Смотрит на меня как на провинившегося ребенка, с которым нет сладу. Что? Ставит, проверяет на прочность. Отворачивая колени в сторону, поднимается, держа дрожащими руками верхушку. Вот это испытание!

Он же никогда этого не делал! Я придурок. Поэтому он так не хотел, чтобы я шел за этой лестницей. Я не знал. Потому что он ничего не сказал. Я, что, гадалка, блин? Тянется, чтобы установить. Игрушки глухо ударяются друг об друга, прижатые его телом. Наконец стрела стоит на своем месте. Глядит как победитель. А на лбу пот. А пальцы танцуют как беснующиеся папуасы вокруг костра. А улыбка растягивается и сминается как гармошка пьяного трубача. Подаю руки, чтобы помочь. Видимо, не замечает и продолжает спускаться сам. Ладно, подожду. Даже выпрямился. О, черт. Двухметровый лось летит на меня. Вернее, мы вместе летим на пол. Толкаю его. Истерично смеется, слезая с меня. Тяжелый. Убери от меня свою колючую бороду. Вик, что ты творишь? Счастливый, лезет обниматься. Поставил. Поставил. Поставил эту верхушку. Это наш первый Новый год, который мы встречаем вместе. Знаешь, хочу, чтобы он был не последним. Я тоже. Хочу. Этого же. Лежим голова к голове и смотрим на нарядную красавицу, что всего два часа назад мерзла на рынке. Он её тащил. Ругался ужасно. Проклиная все на свете, поднимал дерево на пятый этаж. Лифт не работает. Красный, мокрый, он внес её и выругался как сапожник. Мне казалось, что он убьет меня, когда я предложу ему помочь мне с украшением ёлки. Отрыл коробки с шарами и дождиками, начал её молча устанавливать. Я успел сбегать за новой блестящей мишурой, которая теперь сверкала на ветках. Сначала обернул его в колющуюся зеленую, а потом развесил небольшие пушистые ленты по квартире. Он пыхтел и вертелся вокруг ёлки, зацепляя игрушки за хвою. Жаль, что она потом осыплется. Но это потом. Теплый, он прижался ко мне. Ты чего? Я рад. Так рад, что проведу этот день и эту ночь с тобой. Дурашка, тебя никто не выгоняет, оставайся все праздники. Хоть навсегда. Смотрит удивленно. Что? Ты серьезно? Когда же это я шутил над тобой? Постоянно. Или это был не ты? Если ты хочешь, можешь остаться настолько, насколько тебе угодно. Покосился на ёлку. Красивая, правда? Правда. Выбрасываешь её, чур, ты. Успеется. Иди ко мне. Обнимает. Я не знаю, почему я вообще обратил на него свое внимание или это сделал он. Я не знаю, почему мне так хорошо сейчас лежать с ним на полу или чувствовать, как рыжие мягкие волосы щекочут мою кожу. Я не знаю, почему хочу встретить с ним новый год или пить кофе по утрам за одним столом. Иногда он бывает невыносим. Но куда его выносить, он же не ёлка? Пусть остается у меня. У нас. Робкие холодноватые пальцы бегают по моей шее, поднимаясь всё выше. Обхватив голову, он притягивает меня к себе. Мягкие губы целуют меня осторожно, с опаской, с желанием, страстью. Ничего не надо. Оставьте его, мой подарок.

Вечер пятницы. Сидим на диване перед телевизором и смотрим слезливую мелодраму, о которой назавтра же забудем. Под ногами – банки из-под газировки и коробочки от доставленной еды. На маленьком столике разбросаны мои нотные записи с коричневыми кругами от утреннего кофе.

Вик пришел ко мне после нескольких пар и пятичасовой смены в магазине. Ему приходится подрабатывать, чтобы быть более свободным от родительского кошелька. К сожалению, он очень устает, пребывая в таком напряженном состоянии. Постоянно. Даже выходные не выдаются такими беззаботными, как у многих студентов инженерного, что целыми днями катаются по улицам города. Берет дополнительную работу, когда есть возможность, подменивает кассиров, внезапно заболевших, помогает в зале, где покупатели постоянно что-то спрашивают. Изводит себя конкретно. А потом дрыхнет у меня, вдали от семейной суматохи и проблем.

Устал. Голова склонилась на плечо, глаза закрылись, руки, сцепленные в замок, распались, как два положительных полюса магнита. Я убавил звук, чтобы случайно не разбудить работягу, положил на его жилистые ноги вязаный плед и тихо присел рядом. Если бы он узнал, что я так долго и внимательно пялюсь на него, Вик снес бы мне голову. Ему не нравится, когда его смущают. А я смущаю.

На рыжей жесткой бороде играют лучи телевизора. Я бы прикоснулся к ней, но тогда он проснется. Пусть отдыхает. Нос сонно морщится, словно ему дали понюхать перцу или луку. Так хочется разгладить эти волнистые складки, чтобы их никогда больше не было здесь, но тогда он откроет глаза. Пусть набирается сил. Смотрю на его мерно дышащую грудь с рисунком темного медведя, и желание лечь на неё возникает все сильнее. Но я разбужу его, нарушу сон. Пусть спит.

На экране счастливая пара горячо обнимается, вот они обмениваются кольцами, а вот уже выходят из здания, творящего семьи, их радостно поздравляют, кидают дождики, крупы и монетки на счастье. Кино, к сожалению, не жизнь. Поэтому мы оба знаем, что нас так встречать не будут.

Выключаю надоедливый ящик, в котором показывают лишь то, что нам нужно видеть и знать. Комната погрязает в темноте и тишине. Нет ничего, словно глаза выдрали.

Вик глубоким голосом спрашивает, почему я перестал смотреть фильм. Ответил, что тот закончился, и стал подниматься с дивана. Горячая рука схватила меня и потянула назад. Плюхнулся на его колени. Даже в сумерках я бы увидел его хищную улыбку, сверкающую лукавством и тайной мыслью. Настолько тайной, что никто не узнает за бронированными дверями бункера. Он наклонился, щекоча мою щеку волосами. Вик, ты чего? Молчит, хитро улыбается, как лисица. Странно, что он так внезапно проснулся, мне казалось: уставшие люди долго вливаются в колею жизни.

Попытался отвернуть голову и подняться. Задержал меня крепкими руками, не дал сбежать. Вижу, как поблескивает в черноте загадочная идея, блуждающая в его голове. Тепло, пышущее от него, передается мне: домашняя футболка прилипла к телу, шея взмокла, на лбу выступили капельки. Сам того не ожидая, схватил его за ворот и привлек к себе. Ничего так не желалось в этот момент, как ощутить поцелуй теплых, мягких губ. Вик вздрогнул, но ласково обнял меня, словно ребенка. Жаркое и глубокое дыхание его отпечаталось на щеке новым поцелуем. Длинные пальцы блуждали по волосам, затылку, шее, ключицам. Медленные, они робко касались моей кожи, пульсирующей и дрожащей. Захлебываясь в запахе его сладких духов, я хотел быть как можно ближе к нему, как можно глубже погрузиться в его тайны.