Нет жалости во мне
Шрифт:
– Понимаете, они сказали, что Тимофея уже нет в живых. Сказали, что его уже похоронили, – скороговоркой выдала она. – Но мне показалось, что они меня обманули, то есть это была злая шутка...
Алик не стал спрашивать, кто именно ее мог обмануть. Потому что это совершенно было не важно. Потому что правда, она из любых уст – правда.
– Тимофей? Рыбин?
– А вы его знаете? – потрясенно и вместе с тем в страхе ожидания спросила она.
– Ну да, земляк мой. Из Петрополя.
– Да, да, из Петрополя! Скажите,
– Ничего, – скорбно вздохнул Алик.
– Ну вот! – обрадовалась блондинка. – А они говорили, что Тимофей покончил жизнь самоубийством! Значит, они меня обманывали!
– Ты меня не так поняла. Я сказал – ничего. Это значит, что ничего с ним, совсем ничего.
– Я вас не понимаю! – закрыв ладошкой раскрытый рот, в панике уставилась на него девушка.
– Ничего. Ничего Тимофей уже не чувствует. И ни до кого ему нет дела... Я очень сожалею.
Алик действительно сожалел. О том, что отправил Тимоху на тот свет. Сожалел, но не очень. Огрубела его душа в зоне, подернулась коркой льда. Да и блондинка очень хороша собой. Тем более Тимоха утверждал, что у Алика с ней ничего не получится. Хотелось бы разубедить его в этом.
– Правду тебе, Анжела, сказали, повесился Тимоха, – сокрушенно развел он руками.
– Откуда вы знаете, как меня зовут?
Она шарахнулась от него, как от сатаны, который нарочно привязался к ней, чтобы обмануть ее.
– Я же говорю, Тимоха мой земляк. Царствие ему небесное. Даже больше скажу, я был последним, с кем он разговаривал в этой жизни. Мне срок выходил, я отвел его в сторонку, может, спрашиваю, весточку кому передать. А он мне – Анжела сама приедет. Жду ее, говорит, но, видимо, не дождусь. Люблю очень, говорит, жить без нее не могу... В смысле, без тебя...
Анжела исступленно махнула на него рукой. Не надо, не надо ничего говорить.
– Вы видели его мертвым? – стонущим от скорби голосом спросила она.
– Нет, не видел, – соврал Алик. – Я ушел, а он остался. А потом узнал, что его из петли вытащили...
– Вот видите, вытащили! Значит, он жив! – схватив его за руку, с безумным блеском в глазах воскликнула она.
– Труп из петли вытащили... А потом похоронили... Я точно знаю, что похоронили. Мы еще в столярке гроб для него делали, ну, чтобы как человека похоронить. Я даже на крышке гравировку сделал, ну типа, спи спокойно, брат.
– А как мне к нему на могилу попасть? – из-под руин последней надежды подавленно спросила девушка.
– А тебя туда не пустят. Да и могил там нет. Похоронят человека, а холмик с землей сровняют. Даже таблички не оставят...
Алик вкратце и без прикрас рассказал одну из арестантских баек о зоновском кладбище.
– Знаешь, это как в анекдоте, умерла так умерла... Ну, да, извини, какие тут, к черту, анекдоты? – спохватившись, махнул он рукой.
– Значит, его правда нет в живых? – всхлипнув, спросила она.
И заплакала,
– Говорю же, своими руками гроб делал... Ты не плачь, не надо.
Алик мягко провел рукой по ее плечу – и для того, чтобы утешить, и потому, что хотел ощутить приятную нежность ее кожи. Топик на ней легкомысленный – декольтированный, с открытыми плечами, вот он и не удержался. Шутка ли, целых три месяца не было бабы. А если забыть про Катьку, то и вовсе десять лет.
Но про Катьку забыть не удалось. В кармане куртки запиликал мобильник. Непривычное, кстати сказать, ощущение. Алик даже не сразу понял, что звонят ему.
Он вынул телефон из кармана, глянул на дисплей. «Катя». Нажать на клавишу с изображением трубки, и он будет на связи с женой. Но Алик нажал на сброс.
– Задолбал, – тихо буркнул себе под нос.
– Кто задолбал? – Анжела отвела руки от лица и подняла на него заплаканные глаза.
– Да начальник колонии, – с показной небрежностью, словно бы нехотя обронил он. – Счастливого пути пожелать хочет... У нас вообще классные отношения... Ты с ним говорила?
– С кем, с начальником колонии? Нет, не говорила. А что? – с шальной надеждой посмотрела на него девушка.
– Да нет, в общем-то, ничего. Тимоху он воскресить не сможет, это я тебе точно скажу. А вот можно тебе на кладбище сходить или нет, тут я могу узнать...
Алик хотел набрать несуществующий номер, но телефон сам дал о себе знать. Он незаметно нажал на сброс и приложил трубку к уху:
– Да я... Все, вышел уже... Ну, спасибо, – поблагодарил он тишину в эфире. – Да, тут невеста Тимофея подъехала. Ну да, Тимофея Рыбина невеста...
Театрально и убедительно он изобразил разговор с начальником колонии, чтобы затем передать Анжеле вынесенный им вердикт.
– Сейчас, говорит, нельзя. А скоро закон должен выйти, ну, что останки арестантов можно домой пересылать. Через полгода сделаешь запрос, тебе назначат время... Если хочешь, я Михалычу сам через полгода позвоню, он мне тогда точно скажет, что с останками делать.
– Да, да, конечно...
– Слушай, Анжел, а ты в Петрополь едешь? – как бы невзначай спросил он.
– Ну да...
– Может, меня подбросишь, а? Бензин мой!
– Но это четыреста километров... – в нерешительности замялась она.
– Да, но ты же сможешь их проехать. Думаешь, я не смогу?
– Но дело не в том... Я одна, с чужим мужчиной...
– Ты что, совсем за скота меня держишь? – оскорбился Алик. – Чтобы я приставал к невесте своего лучшего друга!.. Если не веришь, спроси у любого, кто меня знает. Все тебе скажут, что Тимоха был моим лучшим другом...
– Ну, я не знаю...
Анжела прошлась по нему придирчивым взглядом, и он заметил это.
– Что, не нравлюсь? – транспарантно улыбнулся он.
– Да нет, нравитесь... То есть не как мужчина...