Нет жизни никакой
Шрифт:
«Лахудра, — злобно подумал Дрыгайло. — Рабочее время уже! Распустились сотруднички под началом Турусова, распустились. Вот выговор ей объявлю, будет знать… О, как голова болит…»
— Йогурт, — едва ворочая костеневшим языком, попросил Виталий, — бананово-клубничный. Есть?
— И банановый есть, и клубничный…
— А из кефиров что у вас?
— Выбирайте, пожалуйста… — Продавщица указала на целый ряд белых бутылочек. Рядом, между прочим, призывно мерцали разноцветные бутылки с алкогольными напитками.
Розалина Петровна, сложив приобретенные молочные
— Ря… ряженка есть? — спросил Виталий, изо всех сил ненавидя Розалину Петровну.
— Есть, — ответила продавщица.
— Масло и этот… как его… творог?
— Есть.
— Свежие?
— Конечно…
— Дайте бутылку портвейна, пожалуйста, — неожиданно для себя рявкнул Дрыгайло, — сыр… Сырок, вон тот. Плавленый…
Розалина Петровна открыла рот. Виталий молча собрал покупки и, кивнув остолбеневшей сотруднице, вышел из магазина вон…
Дрыгайло пошевелился в кресле, допил остатки портвейна из горлышка и вдруг расхохотался, припомнив еще, какими глазами смотрела на него бухгалтер.
«А вот уволю ее, правда, — легко подумалось ему. — Наверное, весь день сегодняшний занималась тем, что расписывала утреннюю сценку подружкам».
Отхохотавшись, Виталий встал из-за стола, прошелся по кабинету и остановился спиной к окну — лицом к северной Стене, на которой висел большой портрет великого русского романтика Жуковского в такой точно массивной золоченой раме, в какую пару десятков лет назад принято было обрамлять обязательные для интерьера любого кабинета Портреты вождей революции.
Дрыгайло посмотрел на портрет, вспомнил о невесть куда кинувшем бывшем редакторе и философски подумал: «Жил-был человек и нет его…»
И тут же вздрогнул от внезапного стука.
По-зимнему плотно заклеенные оконные рамы распахнулись точно от сильного порыва ветра. Стекла лязгнули, и испуганно вскрикнувший Дрыгайло резко обернулся и попятился от окна. Снежный вихрь ворвался с теплое нутро кабинета — пламя очага, вначале съежившееся, вдруг вспыхнуло так ярко, что Дрыгайло снова вскрикнул и шарахнулся от камина, наткнулся на стол, крепко ударив бедро, но вдруг замер, забыв даже про ушиб, — на покачивающейся от ветра оконной раме сидел, поджав под себя лапки, большой попугай. Поток холодного воздуха взъерошил напластования бумаги на столе.
— Господи… — прошептал ошарашенный Виталий и первый раз в своей жизни перекрестился.
Попугай внимательно и укоризненно посмотрел на человека, приподнялся, переступил с лапки на лапку и качнул хохлатой головкой.
Дрыгайло сглотнул.
Несколько минут прошло в молчании. На исходе пятой минуты Дрыгайло наконец оторвал свой взгляд от заморской птицы, осторожно выдохнул застоявшийся в легких воздух и отступил к двери.
«Чего это я так напугался? — шевельнулись в его голове мысли. — Ну, птичка в окно залетела… Птичка и больше ничего… Только откуда она взялась? Тропические попугаи в наших местах — вещь редкая… А он еще, наверное, и говорящий…»
— Ты кто? — чтобы проверить свое
— Степа хор-роший, — незамедлительно отозвалась птица и, сорвавшись с рамы, перелетела на стол, по-хозяйски прошлась по бумагам и пару раз клюнула монитор.
— Кыш, — неуверенно проговорил Дрыгайло. — Испортишь машину.
Попугай перевел на него взгляд черных глаз-бусинок и несколькими ударами лапок разметал по столу бумаги, потом посмотрел в монитор, на котором светилась только что законченная Дрыгайло статья, и четко выговорил:
— Хер-рня!
Виталий вздрогнул, но тотчас взял себя в руки. Простое совпадение: то, что попугаи могут разговаривать, то есть — повторять слышанные где-то когда-то слова — это известно, а вот о попугае, который умел бы читать, нигде никогда упоминаний не было. И вообще откуда этот попугай взялся? Сбежал из живого уголка? Но ведь в редакции никогда не было живого уголка.
— Попка, — сказал Дрыгайло. — А ну пошел вон…
Попугай возмущенно гаркнул, взвился в воздух и, пролетев пару кругов по кабинету, опустился на монитор и в упор поглядел на Дрыгайло. Тот не нашелся, что сказать. Тогда странная птица снова спрыгнула на стол, повернулась в сторону портрета Жуковского и поклонилась, церемонно шаркнув лапкой по поверхности стола.
В сознание Виталия вдруг закралась неожиданная и страшная мысль.
«А что, если это не просто попугай, — подумал он, — а дух покойного Степана Михайловича? Явился из багровой темени ада, чтобы наказать меня за то, что я обманным путем занял его место».
Попугай снова что-то хрипло гаркнул, словно подтверждая невысказанные слова Виталия. Дрыгайло подпрыгнул На месте.
— Степа хор-роший! — повторил попугай.
«Точно, — холодея от ужаса, подумал Дрыгайло, — это призрак. Решил утащить меня в преисподнюю… Господи, как же надо от призраков избавляться? Святая вода? Крестное знамение?»
Дрожащими руками Виталий попытался изобразить крестное знамение, но у него получилось что-то вроде пионерского салюта. Живой воды тоже не было. Тогда полуобезумевший от ужаса Виталий рухнул на колени и завопил:
— Смилуйся, мрачный дух! Не по своей воле, но во исполнение приказа от ближайшего родственника решился я занять место главного редактора журнала «Саратовский Арарат» досточтимого Степана Михайловича…
Выслушав эту галиматью, попугай изумленно посмотрел на коленопреклоненного Дрыгайло и явственно проговорил:
— Пр-ридурок!
— Придурок, — поспешно согласился Дрыгайло, — но во исполнение приказа ближайшего родственника…
— Р-редактор-р! — явно издевательски пророкотал попугай. — Дер-рьмо!
— Дерьмо, — не стал спорить перепуганный Виталий. — Я и мизинца вашего не стою, Степан Михайлович…
— Пр-рочь!
Виталий послушно ломанулся из кабинета, но врезался в дверь, которая оказалась закрытой и отчего-то не открывалась — то ли заклинило старый английский замок, то ли прыгающие руки Дрыгайло никак не могли справиться с круглой никелированной, жалобно дребезжащей ручкой.