Нет золота в серых горах (Сборник)

Сапковский Анджей

Ну что ж, каждый имеет такое прибежище, какое заслужил.

Берлин, ноябрь 1992 г.

Утилизированная крыса

В последнее время активно размножаются высказывания касательно литературы. Высказывания эти сплошь и рядом сводятся к тому, что литература-де подразделяется. Как правило, это единственный вывод, к которому высказывающиеся приходят. Вероятно, причина здесь в том, что такое заключение исключительно легко сделать и притом не ошибиться.

Ведь и верно: литература и впрямь подразделяется. Во-первых, на классическую и современную. Дабы тебя признали классиком, тебе необходимо, как известно, вначале попасть в усопшие, отсюда — резервуар

классиков вырастает по мере уплыва времени и в связи с прогрессирующим количеством почивших в бозе. Однако же в данном случае имеется в виду не медицинское или юридическое определение смерти. Порой достаточно, чтобы писатель просто сильно подряхлел. Тогда условием sine qua non [141] признания его классиком становится полное и бесповоротное прекращение сочинительства, причем допустимо написание произведений бессмысленных либо непонятных.

141

без чего нет (лат.).

Во-вторых, современную литературу мы делим на хорошую, милостиво терпимую, скверную и невидимую. Начнем со скверной, безошибочным показателем которой является то, что она хорошо продается. Наиболее типичные представители этой группы — детектив (криминал), триллер и лживые мемуары.

Милостиво терпимая литература охватывает творчество для детей и юношества. Это столь же ясно, как и то, что молодежь и дети так же «милостиво терпимы», поскольку иначе к ним относиться неэтично. Литература эта порой тоже продается хорошо: специалистам по маркетингу известно, сколь непредсказуемую потребительскую массу составляет молодежь.

Хорошую литературу мы получим путем элементарного математического действия: просто вычтем из современной литературы скверную и милостиво терпимую. Математиков, которые после названной операции получают результат, близкий к нулю, я успокою — такой результат абсолютно закономерен и соответствует фактическому положению дел.

Хорошая литература представляет собой любопытный казус с точки зрения маркетинга — это товар редкий и труднодоступный, однако, невзирая на сказанное, совершенно неходовой.

В определении — внимание! — кроется также второй казус, на сей раз математический. Ведь, казалось бы, современная литература после изъятия из нее скверной и милостиво терпимой должна содержать в себе не только хорошую, но равно и невидимую. Отнюдь! Царица наук здесь дает сбой. Если от четырех отнять два получаем единицу. Конец. Точка. It’s a kind of magic [142] !

Так где же она и что она такое, эта невидимая литература, не поддающаяся математическому и логическому определению и классификации? Сие не очень известно, ибо невидимую литературу и не видно, и не слышно. Невидимое творчество попросту невидимо, а при подразделении литературы его вообще не принимают во внимание, так же, как не учитывают, скажем, вес крысы при определении веса контейнера со старыми костями, отправляемыми на соответствующее предприятие для утилизации. Ибо невидимая литература забирается в литературу, как упомянутая крыса в контейнер с костями — крадучись, втихаря, под покровом ночи. Тайно и скрытно.

142

Это дитя магии ( англ.).

Скрытность и таинственность — внимание, внимание! — обязательны не только для крысы. Работники «Промутиля» отлично знают, что меж костей сидит крыса. Возможно, даже не одна. И что они делают? А ничего. Прикидываются, будто крысы нет. И утилизируют все подряд, исходя из предпосылки, что костная мука — все, а крыса — ничто. При условии, ясное дело, что все будет заботливо и тщательно размолото.

Догадливый читатель, вероятно, уже давно сообразил, из чего состоит невидимая литература. И отнюдь не ошибся. Да-да, невидимая литература это и есть наша любимейшая, единственная, широко понимаемая фантастика.

Тех,

кого вышеприведенная классификация нервирует, я хотел бы успокоить. Pax, pax vobiscum [143] , дорогие мои, неужто вы не видите, что такая классификация хвалебна для фантастики, прямо-таки комплиментарна? Что она великодушно признает этот жанр литературой, хоть могла бы и не признавать. Что она могла бы причислить фантастику к нелитературе (не-ЛИТЕРАТУРЕ), то есть к разряду произведений, приписываемых к литературе лишь номинально? Разве считают литературой справочник по разведению нутрий или, допустим, скалярий? Справочник любителя коротковолновой связи или богато иллюстрированный компендиум супружеского секса? Нет, не считают. Ибо исходят из того, что справочник по нутриям адресован узкой группе людей, то есть тем, кто увлекается разведением этих симпатичных морковеядных четвероногих грызунов, проводящих свою жизнь в работе челюстями. Только — и исключительно — такой человек приобретет оный справочник, у которого нет никаких шансов попасть на книжную полку человека, интересующегося иными проблемами. Ну хотя бы до- или внебрачным сексом. Однако несмотря на тот факт, что хобби индивидуумов, обожающих заниматься сексом, наголову бьет количество личностей, разводящих нутрий, богато иллюстрированный компендиум секса все равно литературой (ЛИТЕРАТУРОЙ) не считается. А вот фантастика таковой признается, причем независимо от того неопровержимого факта, что читающие ее особы также уступают в количественном отношении тем, кто обожает секс. Фантастика признается литературой, хоть и невидимой. Этакой крысой, утилизируемой вместе с мешком старых мослов.

143

Мир, мир вам (лат.).

Тайна сокрыта в одном-единственном слове, понравившемся критикам. Слове ТОЛЬКО.

Проиллюстрируем это примером, процитируем «Ех libris», который в одном из последних номеров обсуждает творчество авторши, осчастливившей читателей описаниями перипетий некой Пульпеции и других достойных дщерей рыжей Ани и Полианны. «Эти книги, — серьезно утверждает «Ех libris», — читают не ТОЛЬКО девочки-подростки, но также и их родители, и — как знать — может даже и вовсе бездетные». Вывод: сие есть литература, хоть и припечатанная четкой и читабельной этикеткой: «милостиво терпимая». Ведь никто не посмеет назвать «Долину Иссы» произведением, которое читают мужчины, женщины, дети и, не исключено, может быть, даже бездетные гермафродиты.

В случае фантастики критиков сомнения не мучают. Это нечто такое, что читают ТОЛЬКО любители и энтузиасты, и кроме них — никто. Вывод: сие есть литература, но невидимая. Quod erat demonstrandum, то бишь, что и требовалось доказать.

А что остается нам, энтузиастам, любителям и фэнам фантастики? Ничего. Мы можем лишь утешаться тем фактом, что среди нас встречаются не только мужчины и женщины, но даже и дети. Более того, меж нами есть недозрелые, зрелые и перезрелые девицы. И еще более того — попадаются люди даже ну совсем бездетные. И хоть это весьма рискованное утверждение, однако ж я склонен предполагать, что если как следует поискать, то среди нас найдутся даже несколько так называемых нутриеводов.

На перевалах Bullshit Mountains

Признаюсь, что хоть я определенно лучше отдыхаю, читая обычную, добросовестную беллетристику, нередко мне доводится заглянуть и в нечто, написанное критиком. Порой я люблю почитать о так называемом методе, то есть взглянуть, что же критик методом считает. И иногда веселюсь, дорогие мои, во сто крат сильнее, нежели читая беллетристику.

При этом убеждаюсь, сколь истинно утверждение, гласящее, что критик это не что иное, как писатель, частично или полностью утративший способность к самостоятельному творчеству. Так, ежели критик смотрит в стену, в небо или на цветущий луг, то в голове у него не возникает ничего, кроме абсолютного вакуума. Однако стоит ему кинуть взгляд на чужой текст, как он моментально ощущает прилив вдохновения и тут же начинает извергать фонтаны красноречия.