НеТемный 3
Шрифт:
Удивительно, но эта беспомощная проповедница, когда стояла на телеге и вещала свою речь, была намного увереннее. Там казалось, что она своей верой горы может свернуть.
— Но где же я возьму деньги? Я…
— А откуда я знаю? Ну, чудо соверши какое. Вон сколько страждущих да немощных.
— Древо не совершает чудес за плату! Вера бескорыстна, идёт из самого сердца, стучит в груди…
— А пусть даст послушать, а? — весело воскликнул кто-то из стражников, — Балахончик снимет, а мы послушаем, какие там у неё эти самые… ну, как у неё там вера
Новый взрыв хохота.
Вздохнув, я положил руку на плечо девушке. Надо отдать должное, та совсем даже не вздрогнула, но, когда она обернулась, и со светлых каштановых волос сполз капюшон, я увидел удивлённые зелёные глаза.
— Брат?
— Сестра, позволь мне?
— О, брат… не знаю, как тебя… — сипло выдавила та, — Из какой ты Ветви?
Я не дал поймать себя в ловушку:
— Ветвей много, Древо одно. А шёл я к вам, видимо.
С этими словами я отодвинул девушку за спину и подошёл к стражнику. Тот лишь на секунду впечатлился моей комплекцией, но потом в его глаза вернулось презрительное веселье. О, да, унизить огромного, но безобидного бросса — не каждый день бывает такое удовольствие.
— Ну, для такой туши плата будет два серебрянных, — сказал он.
— Два серебрянных?! — я обернулся к девушке, при этом неловко повёл посохом, едва не задев стражника.
Сыграть эту сцену для меня было легко. Мой посох чуть не коснулся его лба, и стражник, раздражённо выдохнув, отодвинул его рукой.
— Эй, увалень, ты сейчас вылетишь из солебрежских земель, как хмарочья сопля!
Я улыбнулся, и моя улыбка ему совсем не понравилась. Он даже опустил пальцы на рукоять меча, но я послушно убрал посох, и в знак примирения коснулся рукой своей груди:
— Позволь сказать тебе, стражник… — тут же я склонился к нему и шепнул одно слово.
Тот сразу побледнел, судорожно сглотнув, и я прошептал ещё несколько слов. Он даже не стал дослушивать, а сразу отступил в сторону, чуть не трясясь всем телом.
Я прошёл вперёд, искренне надеясь, что зелёная спутница зависнет и упустит момент. Но нет, быстрые шаги лиственницы слышались за спиной.
— Брат… Постой же, брат лиственник! — шептала она, — Что ты ему сказал?
Я обернулся. На стражника я уже не смотрел, тот явно придумывал шутку, как объяснить другим, почему вдруг пропустил нас. Не признаваться же ему, что у него страшные грехи перед начальством…
Лиственница остановилась, глядя на меня лучистыми зелёными глазами. Молодая, каштановые, но очень светлые волосы до плеч. Немного веснушек на щеках.
— Я — сестра Лея! — она не выдержала моё молчание, — Брат, это не тебя схватил наместник Вайкул?
Я вспомнил лиственника, погибшего в замке. Вздохнув, я покосился на свой посох. Так-то, я в городе, всё тихо, и можно сворачивать спектакль.
Может, и с этой лиственницей прокатит? Недолго думая, я склонил к ней кончик посоха с примотанным топорищем, и девушка, будто заворожённая чем-то, коснулась его.
Глава 37
Я думал, что увижу какой-нибудь страшный
Чего я не ожидал, так это новых видений. Причём таких глобальных, что боги со всеми их интрижками показались мелочью.
Всё исчезает, и мир вокруг меня поглощает Тьма… Поглощает весь Солебрег с его неказистыми домами, со снующими туда-сюда повозками, с горланящими во все лёгкие продавцами, с подозрительно косящимися на меня стражниками.
Я увидел, как город целиком со всеми его жителями падал в глубины Тьмы, где обитали существа, рядом с которыми матёрые взрослые церберы казались букашками. Как они выглядели, не знал никто. С дрожью в сердце я понял, что существ, пожирающих целые миры, боялась даже Бездна…
Великое мировое Древо, где каждый мир был листиком в его бесконечно огромной кроне, погружалось во Тьму. Ему было суждено там погибнуть, как и всем мирам-листьям.
«Это — Вечная Ночь…» — сказал голос и назвал моё имя. Удивительно, но одновременно прозвучали и Всеволод, и Хморок… и ещё с десяток имён, которые я почему-то считал своими.
Но, главное, я узнал голос. Неужели Отец-Небо решил-таки ко мне явиться?
«Смотри».
В этот раз Солебрег сожрала не Тьма. Просто утреннее солнце в небе, поначалу такое ласковое, стало светить ярче, заливая всё жарким зноем. Сияние усиливалось, пока мир не стал гореть.
В конце концов я увидел, что загорелось и Древо вместе с его кроной, которая теперь окутывалось бесконечным Светом. Пылающие листья-миры падали вниз.
Слишком много Света. И вдруг я понял, что сейчас равновесие таково, что Отец-Небо не может проникнуть в этот мир…
«Это — Вечный День, Всеволод», — сказал Отец-Небо. Или он назвал меня Хмороком?
— Что ты от меня хочешь? — спросил я пересохшим от жажды горлом. Для меня, северянина, здесь было охрененно жарко, и всё моё варварское нутро сразу расхотело, чтобы наступил Вечный День.
«Миры посыпятся, как усохшие листья», — было мне ответом.
— Ты сказал, что спасёшь мою дочь, — снова прохрипел я, чувствуя, как подгибаются ослабшие колени.
Смердящий свет, почему я слабею?
«Понимаешь ли ты, что увидел, Хморок?»
И едва он это сказал, как я осознал себя у подножия Древа. Такое исполинское, что его корень подо мной, уходящий во Тьму, был бы царём всех горных хребтов в том мире, где правим мы с братом Яриусом.
Правили…
Рядом нервно дышит огромный Сумрак, и обычно бесстрашный цербер сейчас чего-то боится. Нервничает, оглядывается.
Моя рука дрожит от боли, в ней зажато топорище с ярко горящими рунами — я только что ударил по Древу Губителем, и осколки разбитого лезвия звенят и кружатся, мелкой россыпью разлетаясь в пространстве вокруг. Два камня, ярко белый и кромешно чёрный, улетают вместе с осколками.