Неудачница
Шрифт:
— Что ты предлагаешь? — смотрю на него затравленно. Не хочу быть ни побитой, ни обрызганной шампанским или того хуже — красным вином. Вообще — мне это платье нравится!
— Предлагаю доказать всем, что ты — моя девушка, а не прикрытие от всех желающих заполучить меня в свои изящные коготки с французским маникюром, — усмехается Глеб.
Я улыбаюсь в ответ. Когда он так шутит, он совсем не похож на монстра: скорее — на простого обаятельного парня, не желающего быть пойманным в сети выгодного брака.
— Так что конкретно
У меня замирает сердце… А потом что-то щемяще-нежное наполняет меня изнутри… почему он такой… милый?.. Почему не врывается в мой рот без спроса, а лишь невинно касается нежной кожи, а затем медленно проводит губами по моим чуть открытым от удивления губам?.. Где мой монструозный шеф, не желающий признавать моих прав? И откуда взялся этот деликатный мужчина, старающийся не спугнуть меня своим напором?..
И почему, в конце концов, я позволила ему себя поцеловать?!
Я что… жалею его?..
Чуть отстраняюсь, недоверчиво глядя в его лицо. Что это вообще сейчас со мной было?..
— Когда ты такая покладистая, я начинаю забывать, что у нас с тобой заключен контракт, — тихо произносит Глеб, всё ещё находясь в тревожной близости от меня.
Зачем он это сказал?!
Отворачиваю голову, пытаясь собрать мысли в кучу. Я не хочу слышать этих слов, они сбивают с толку. У нас с Глебом договор о найме. Никаких лишних чувств, никаких искренних признаний. Зачем он это делает?!.
— Ты смутилась? — Бондарёв вновь чуть наклоняется ко мне, чтобы заглянуть в глаза, но я уже пришла в себя и продолжать это шоу не намерена.
— Твоя девушка имеет право смущаться от поцелуев на публике, — спокойно говорю ему я, поправляя волосы, — да и вообще — любая другая нормальная девушка смутилась бы не меньше.
— Это был самый невинный поцелуй в моей жизни, — спокойно усмехается Глеб, — А чувствую себя так, словно совратил юную деву и швырнул её в пучины порока.
Ну, про «пучины порока» — это он недалеко от истины ушел. Пусть Бесов и не предлагал мне стать его девушкой (пока), но у нас с ним уже начинают зарождаться отношения, а этот поцелуй с Бондарёвым… хоть его и поцелуем-то назвать нельзя — так, прикосновение губ, не более… в общем, он делал меня какой-то развратной женщиной в моих же глазах!
Стало неприятно. От самой себя.
— Глеб, больше не целуй меня, — произношу тихо, — я не думаю, что это единственный способ доказать всем правдивость наших отношений.
— А если единственный? — ровно уточняет шеф, не глядя на меня.
— Тогда лучше пусть меня побьют в туалете, — честно говорю ему.
Не хочу даже думать, что Бесов где-то там помогает какой-то своей знакомой отбиваться от поклонников, целуя её в губы и зажимая в каком-нибудь темном углу… Чёрт! Закрыла глаза, стараясь успокоить свой мозг. Мозг успокаиваться не хотел. Совесть вторила мозгу и жрала меня
— Вы официально встречаетесь? — голос Глеба прозвучал настолько холодно, что это меня отрезвило.
Посмотрела по сторонам, поймала на себе штук двадцать ненавидящих взглядов, мысленно скинула с себя «полотно» проклятий, визуализировав свет внутри себя, и посмотрела на Бондарёва.
— Нет, мы не встречаемся. Но будем. И я не хочу обижать его подобными поступками. Я подписала с тобой контракт, но не обещала ни поцелуев, ни какого другого интима. Взрослые люди не доказывают свои отношения лобзанием на публике. Достаточно лишь их слова. Я тебе об этом уже говорила.
— Тебе это настолько неприятно? — процедил Глеб, не глядя на меня.
— Я не говорила, что мне это неприятно. Но это нехорошо по отношению к моему мужчине, — прикрыв глаза, пояснила я.
— Он ещё не твой мужчина, — по слогам проговорил Глеб, — А то, что он отметил тебя, как животное, не делает из него мужчину, в принципе.
Я вспомнила, как до укуса Бесова едва не лишила его губы… нет, там всё было честно.
Хотя… метить меня было действительно… не обязательно.
— Я не верю, — звонкий голос заставил нас обоих оторваться друг от друга и посмотреть на… Татьяну.
Девушка была в невероятно красивом персиковом платье в пол, с пышными, уложенными большими объемными локонами, волосами, и с нежным, почти незаметным макияжем, делавшем её моложе своего возраста. Теперь ей нельзя было дать и двадцати лет…
— Здравствуй, Таня, — ровно произносит Глеб.
— Я не верю в это, Глеб, — повторяет Татьяна, а затем переводит взгляд на меня, — Ты же говорила, что работаешь у него личной помощницей.
— Я и ра… — начинаю я, как Глеб меня перебивает:
— Она работает на меня, и недавно мы начали встречаться.
Татьяна вновь переводит взгляд на Глеба.
— Зачем ты это делаешь?
Мне плохо. Мне реально физически плохо. Она его любит. Искренне. А я стою и притворяюсь, что он занят мной.
В какое болото я сама себя затянула?!
— Что делаю, Таня? — рука Бондарёва на моей талии каменеет.
— Идешь против него.
Поднимаю удивленный взгляд на это воздушное создание.
Против кого идёт Глеб?..
— Потому что это моя жизнь, — медленно произносит Бондарёв, глядя ей прямо в глаза.
— Это глупо… — прошептала Татьяна, затем вновь посмотрела на меня, странно так посмотрела, но не по злому, чуть покачала головой и ушла к остальным гостям.
Где-то на середине зала к ней присоединилась Анжелика, что в этот раз была одета менее вызывающе — я бы даже сказала, почти прилично, если бы не черные стрелки на колготках, предлагающие пофантазировать, как девушка будет выглядеть без этого тёмно-синего платья… Тёмно-синего?..
— Он придёт? — достаточно громко спросила блондинка у своей подруги.