Неудачник
Шрифт:
Понять не могу, почему работы были настолько бестолково организованы, почему очень часто приходилось повторно рыть канаву на том же месте, что вряд ли можно назвать экономным подходом. Думаю, ненормальное положение вещей, скорее всего, объяснялось отсутствием разумной организации. Обычно наблюдатели почти ничего не смыслили в строительном деле и только делали вид, что они специалисты. Контроль за работами, как таковой, осуществлялся подставными лицами из программы, людьми, которые слишком боялись сами остаться без оплаты, чтобы указывать на ошибки в
Когда закончились наши две недели — нам разрешалось работать не больше двенадцати дней в месяц, — мы с Джиггсом и Шорти двинулись в город и представили наши табельные номера в контору программы. Нам полагалось жалованье по доллару с четвертью за восьмичасовой рабочий день, так что каждый из нас надеялся получить по пятнадцать долларов. Но только чек Джиггса был выписан на полную и нужную сумму. Шорти получил пять долларов, а я — и вовсе два с половиной.
Разумеется, мы возмутились, но откормленный джентльмен, восседавший за стойкой, равнодушно отмахнулся от нас:
— Нечего ко мне приставать. Мое дело только выписать чек. Идите спорить с вашим прорабом.
— Очень мило, — сказал я. — И сколько мне придется ждать доплаты после того, как я все выясню?
— Откуда мне знать? — пожал он плечами. — Я не имею к этому отношения.
Мы с Шорти еще немного пошумели, но только зря потратили время. Наконец мы сдались и на следующее утро потащились на работу. Нашего прораба на месте не оказалось. Как и мы — хотя он получал гораздо больше, — он работал лишь две недели в месяц. Мне удалось раздобыть его домашний адрес, и мы с Шорти отправились к нему. Молодой парень — и не очень сообразительный — выслушал нас с отсутствующим видом.
— Должно быть, вы ошиблись, — равнодушно сказал он. — Вам должны были выдать чеки на правильную сумму.
— Послушайте, — сказал я, — может, так оно и должно быть, но они оказались не на ту сумму. Вы уверены, что записали нам полных двенадцать дней?
— Конечно, если вы работали.
— А вы разве не помните? Разве вы не знаете, какой объем работы мы проделали?
— Не могу же я каждого помнить! — угрюмо проворчал он. — Я знаю только одно: если вы работали, значит, я все отметил в ваших карточках.
Шорти, у которого плечи были такими же по размеру, как и его рост, начал ругаться. Он заявил, что ему причитается еще десять долларов, и он получит их наличными или сдерет с кого-нибудь шкуру. Здорово напуганный, прораб достал свои записи.
— Вот, смотрите, — залебезил он. — Дж. Томпсон — пятнадцать долларов. А здесь, видите, ваш приятель — и та же сумма.
Я просмотрел список с фамилиями. Как я и ожидал, в нем оказалось еще два «Дж. Томпсона», один работал два дня, а другой — шесть. Почти то же самое произошло и с Шорти, у которого такая же распространенная фамилия, что и у меня. Стало ясно: по тупости нашего прораба причитающийся нам заработок был выплачен не тем рабочим.
И что он намерен с этим делать? А что здесь поделаешь, ребята? Однако,
— Дохлое дело, — горько вздохнул Шорти. — Думаешь, так они нам их и вернули? Да как мы вообще докажем, что они получили наши деньги?
— Ну... гм...
— Но мы уже обналичили наши чеки, — сказал я. — И не сможем доказать, что получили не всю зарплату.
— М-да... Ну... — Опасливый взгляд на Шорти. — Мне ужасно жаль, ребята, только...
Шорти поднял страшный шум, но потом вдруг резко развернулся и ушел, потому что боялся убить на месте этого сопляка. Нас обманули, сказал он, когда мы уныло возвращались в город. Так что ничего не остается делать, как смириться с этим, забыть и сосредоточиться на том, чтобы поскорее найти работу, которая покроет наши потери.
— Не знаю, — сказал я, — может, из этого ничего не выйдет, но я попробую сходить к руководству программой и потребовать свои деньги.
— Это твое дело, — мрачно буркнул он. — А я так точно знаю, что мы ничего не добьемся.
Руководство программой располагалось в центре города в здании мэрии. Я проторчал там большую часть дня, таскаясь от одного бездельника к другому, и, разумеется, никто и не думал удовлетворить мои справедливые требования. Ближе к вечеру я отказался от борьбы и вернулся к лифтам, чтобы спуститься вниз.
Двери одного из лифтов раздвинулись. Я хотел было войти, но лифтер загородил мне дорогу. Я уже видел этого парня, и двое других лифтеров тоже таращились на меня, когда я томился в офисе программы. Они вышли из своих лифтов и глазели на меня через открытые двери. И вот теперь этот парень не пускает меня в лифт и по его бесстрастной физиономии блуждает кривая усмешка.
— Я не могу тебя отвезти, шеф, — быстро сказал он. — Придется тебе воспользоваться лифтом для прислуги.
— Что?! — возмутился я. — Но я не мальчик на побегушках. Я имею такое же право спуститься на этом лифте, как и...
— Прости, но у меня приказ. Иди по коридору и сверни в конце направо. Там лифтер отвезет тебя вниз.
Это было оскорблением, ударом по самолюбию, который мне нанесли, как я понял, из-за моей поношенной одежды. На юге уважающий себя человек не сносит подобные выходки. Я попытался протиснуться внутрь, но парень уверенно оттолкнул меня, и дверцы сомкнулись перед моим носом.
Я нажал кнопку. Подкатил другой лифт, и его лифтер подверг меня точно такому же оскорбительному унижению.
— Ты должен ехать на лифте для прислуги, парень. Вдоль по коридору, а в конце направо.
— Да в чем дело?! — вскричал я. — Кто тебе позволил так себя вести? Я здесь по делу. Если ты думаешь, что можешь толкать меня только потому, что я не так одет...
— Ну ладно, приятель, успокойся, — примирительно сказал он, — это просто такая шутка, понимаешь? Один твой старый дружок подговорил нас разыграть тебя. И мы с другими лифтерами просто делаем то, о чем нас попросили.