Неудавшийся реванш. Белая эмиграция во Второй мировой войне
Шрифт:
Когда большевики поработили Россию, вы с 1917-го года по 1921-й боролись за свою самобытность с врагом, во много раз превосходящим вас числом, материальными средствами и техникой. Вы были побеждены, но не сломлены.
На протяжении десятка лет, с 1921-го по 1933-й годы, вы постоянно восставали против жидовской власти большевиков. Вас расстреливали, уничтожали. Вас морили голодом, избивали, ссылали с семьями на крайний север, где вы погибали тысячами. Вам приходилось скрываться, вести жуткую жизнь гонимых и ждущих казни людей. Ваши земли были отобраны. Войска ваши уничтожены. Вы ждали освобождения. Вы ждали помощи!
Когда доблестная Германская армия подошла
В воздаяние заслуг ваших на поле брани в нынешнюю величайшую войну совершенных; в уважение прав ваших на землю, кровью предков ваших политую и вам полтысячи лет принадлежащую; в сознании прав ваших на самобытность – считаем долгом нашим утвердить за вами, казаки, и теми иногородними, которые с вами жили и с вами доблестно сражались против большевиков:
1. Все права и преимущества служебные, каковые имели ваши предки в прежние времена.
2. Вашу самобытность, стяжавшую вам историческую славу.
3. Неприкосновенность ваших земельных угодий, приобретенных трудами, заслугами и кровью предков ваших.
4. Если бы военные обстоятельства временно не допустили бы вас на земли предков ваших, то мы устроим вашу казачью жизнь на востоке Европы, под защитой Фюрера, снабдив вас землей и всем необходимым для вашей самобытности.
Мы убеждены, что верно и послушно вольетесь в общую дружную работу с Германией и другими народами для устроения Новой Европы и создания в ней порядка, мира и мирного, счастливого труда на многие годы. Да поможет вам в этом Всемогущий!» {{ Там же. — 15 ноября 1943. — № 14, — С. 2.}}
П. Н. Красновым принял этот документ с восторгом {{ На казачьем посту. — 15 ноября 1943. — № 14, — С. 3; Парижский вестник. — 20 ноября 1943. — № 75, — С. 1.}} . Журнал «На казачьем посту» оценил декларацию как свидетельство того, что «экзамен на право называться союзником первоклассной Германской армии выдержан», как формальный акт принятия казаков «в семью славных борцов за новую жизнь в Европе». Дату 10 ноября 1943 года планировалось сделать точкой отсчёта новой истории казачества {{ На казачьем посту. — 1 января 1944. — № 17, — С. 11. }} .
После декларации Кейтеля-Розенберга, воодушевившей казачью эмиграцию, появился ещё один документ, противоречащий предыдущему. Это был проект Восточного министерства по созданию Казачьих Опорных пунктов в Германии, Франции, Сербии и Протекторате Чехия и Моравия. Восточное министерство собиралось упразднить Общеказачье Объединение генерал-лейтенанта Е. И. Балабин, распустить все станицы и хутора и впредь управлять казаками через начальников Опорных пунктов. Приказ об этой реформе было предложено подписать П. Н. Краснову, лидеру самостийников В. Г. Глазкову и самому Балабину, что ставило его в унизительное положение. Результаты четырёхлетней работы Балабина по сплочению казаков, их моральному и идеологическому объединению, должны были уничтожиться одним приказом.
О готовящемся решении Балабину сообщил Глазков, после своей недельной командировки в Берлин, куда он был вызван чиновниками
Переговоры Балабина с Глазковым не дали результата, так как он отверг все шесть кандидатур, предложенных Балабиным. Ситуация повторилась и при разговоре Глазкова с Зарецким. Это произошло потому, что по указанию Восточного министерства, на должности начальников Опорных пунктов Глазков должен был подобрать самостийников.
Балабину отводилась роль советника при будущем начальнике Опорного пункта в Праге, причём вторым советником должен был стать помощник Глазкова – некто Донецкий. Принять этот пост Балабин наотрез отказался. «Не сомневаюсь, – писал Балабин П. Н. Краснову, – что всё происходящее есть лишь результат происков самостийников, которые видят, как распадается их на бумаге существующая организация, и как растет и крепнет наше Объединение, и они воспользовались своими связями, чтобы разложить все организации, и под шумок сделать свои делишки» {{ Письмо Е.И. Балабина П.Н. Краснову. 6 мая 1944 г. — ГАРФ. — Ф. 5761, Оп. 1, Д. 14, С. 189.}} .
В действительности, здесь проявилась борьба за власть между властными структурами Рейха. Восточное министерство стремилось перевести казаков под свой контроль. Глазков и другие самостийники были только инструментом для осуществления этого замысла. Подписывая 10 ноября 1943 года совместную декларацию о казаках, Кейтель и Розенберг преследовали общую цель – стимулировать дальнейшее развитие казачьего антисоветского движения. Но дальше планы представителя военного командования и гражданского чиновника, занимающегося делами оккупированных территорий, – расходились. Кейтель был заинтересован в создании боевых частей Вермахта, а Розенберг – в создании сепаратистских «национальных комитетов», подконтрольных Восточному министерству.
Негативное отношение Балабина к проекту Восточного министерства не было продиктовано личными амбициями: «Я ничего не имею против упразднения моей должности и даже рад предстоящей свободе, пусть будет и Казачий Опорный Пункт, но зачем распускать станицы? Как и кем будут управляться казаки в провинциях, в местах, где нет Опорного Пункта? Ведь станичные атаманы и правления не будут существовать?» {{ Там же.}}
1 января 1944 года журнал «На казачьем посту» опубликовал призыв воздержаться от любой критики в адрес будущего «Верховного Атамана Казачества, кто бы ни был утвержден немецкими властями» {{ На казачьем посту. — 1 января 1944. — № 17, — С. 12.}} . Спустя ровно месяц журнал довёл до сведения своих читателей, что приказом начальника германского Генерального штаба, должность «генерала Восточных войск» переименована в должность «генерала Добровольческих войск». Вместо генерал-лейтенанта Гельмиха назначен генерал от кавалерии Кёстринг {{ Там же. — 1 февраля 1944. — № 19, — С. 2.}} . Новый руководитель родился и воспитывался в России, во время Первой мировой войны, находясь на службе в германской армии, работал в крупных штабах на Восточном фронте. В 1931-33 и 1935-41 годах Кестринг служил военным атташе в Москве. Командование Вермахта считало его одним из лучших знатоков СССР.