Неугасимое пламя
Шрифт:
— Ты правда так думаешь? — спросила Рэчел.
— Уверена.
Кэтлин взяла в руки платье, лежавшее на кресле.
— А теперь не сыграть ли мне роль твоей горничной и не помочь ли тебе одеться?
— Да, пожалуйста, — ответила девушка, — но прежде всего я хочу надеть еще одну нижнюю юбку.
Она подошла к шкафу и, вытащив нижнюю юбку из белого кружева, надела ее поверх двух других, уже красовавшихся на ней. Она затянула на талии ее завязки и влезла в свой вечерний туалет, после чего Кэтлин застегнула у нее на спине прелестные, обтянутые шелком пуговки.
Рэчел стояла перед зеркалом и радостно улыбалась, довольная тем, как чудесно
Часы на каминной полке пробили половину седьмого.
— Я должна пойти одеться, — сказала Кэтлин, еще раз нежно обняв дочь. — Я чувствую, что этот вечер будет счастливым для тебя, — одобрительно добавила она.
Еще час, и она узнает, какое впечатление произведет она на Мэтью. Поправляя последние мелочи в своем туалете, Рэчел молилась о том, чтобы ее мать оказалась права и сегодняшний вечер действительно стал для нее счастливым. Ведь если Мэтью не любит ее столь же сильно, как она его, то как она будет жить? Как она вынесет подобное разочарование?
— Дорогая моя, вы выглядите прелестно! — воскликнула Фрэнсис Деверо, пока слуга помогал Рэчел снять голубой плащ, очень гармонировавший с ее туалетом.
Она повернулась к мужу, который стоял с ней рядом, встречая гостей.
— Не правда ли, она прелестна, Эдуард?
Мсье Деверо-старший поклонился со своей обычной любезностью и поцеловал руку Рэчел.
— Trйs belle, vraiment [20] , — согласился он.
Слегка смущенная словами мадам Деверо, Рэчел представила ей свою мать, в то время как глаза ее искали по всему вестибюлю высокую фигуру Мэтью.
20
Действительно, очень хороша (фр.).
Фрэнсис Деверо правильно истолковала ее беспокойный взгляд.
— Мэтью спустится к нам с минуты на минуту, моя дорогая, — тихонько сказала она на ухо Рэчел. — Он прямо с дороги и переодевается у себя в комнате. — Она повернулась к родителям Рэчел: — Давайте поднимемся в гостиную и подождем там моего сына и остальных гостей.
Коннор шагнул вперед, предложив руку мадам Деверо, Кэтлин оперлась на руку Эдуарда, Рэчел следовала за ними, поглощенная мыслями о Мэтью и не замечая элегантной обстановки дома Деверо. Предвкушая встречу с ним после неожиданной разлуки, она нервничала и к ее горлу время от времени подкатывала легкая дурнота. Неужели справедливо это старинное утверждение, что в разлуке любовь становится крепче? Разве сможет она полюбить Мэтью сильнее, чем любит сейчас? «Нет, — решила она, — это просто невозможно». Минуты тащились еле-еле, словно некая невидимая рука останавливала их течение. Рэчел прихлебывала холодный ромовый пунш, поданный одним из улыбающихся слуг, вежливо прислушивалась к разговорам вокруг нее и коротко отвечала на обращенные к ней вопросы. Она познакомилась с другими гостями — двоюродным братом Эдуарда, его женой и доктором Жерве Мэллореном. Последний — как решила она — находился по возрасту где-то между ее отцом и Эдуардом Деверо.
Разговор представлял собой обычную светскую беседу на нейтральные темы, не позволявшие ему принять мало-мальски опасный оборот, а Рэчел, призвав на помощь все свое терпение, ожидала появления Мэтью. В конце концов она была
— Мэтью! — радостно воскликнула его мать.
Войдя в комнату, он направился прямо к своей матери и, наклонившись, поцеловал ее в щеку. Он произнес все принятые в таких случаях фразы, приветствуя родителей Рэчел, здороваясь с доктором и своими родственниками, и наконец обратился к ней.
— Мисс Галлагер, — произнес он официальным тоном. Однако взгляд его голубых глаз согрел сердце Рэчел. Хотя Мэтью выглядел утомленным, лицо его было бледным и осунувшимся, глаза его говорили совсем о другом. Они говорили, что встреча с Рэчел стала глотком живительного напитка для его усталого тела.
На губах Рэчел заиграла улыбка.
— Мэтью, — пробормотала она внезапно охрипшим голосом, не заботясь о том, бросается ли ее влюбленность в глаза присутствующим.
В этот момент дворецкий Деверо Жан Марк, высокий негр с коротко подстриженными седыми волосами, появился в гостиной и своим певучим голосом объявил, что кушать подано. Мэтью протянул Рэчел руку и помог ей подняться со стула.
Он помедлил в гостиной, давая остальным возможность покинуть ее.
— Пойдемте, cherie, — произнес он в своей обычной медлительной манере, и, держась за руки, они вместе проследовали в великолепно обставленную столовую.
Глаза Рэчел широко раскрылись при виде роскошной сервировки и элегантности столовой. Стены ее были бледно-лимонного цвета и прекрасно гармонировали с портьерами шалфейного шелка, закрывавшими французские окна. Столовые приборы были не серебряными, как в большинстве домов, а золотыми. Восковые свечи в золотых канделябрах отражались в золотой посуде мягкими бликами.
Рэчел села и, взяв кольцо, державшее салфетку, обнаружила, что оно тоже золотое с выгравированными на нем цветами.
Над ореховым буфетом красовалась картина, о которой Рэчел несомненно читала. Это было полотно эпохи Возрождения с аллегорическим сюжетом, переданным с помощью мифологических образов.
Ее родители оказались напротив нее, Коннор сидел по левую руку Фрэнсис, а Кэтлин — справа от Эдуарда. Доктор Мэллорен расположился рядом с Рэчел, а между ним и Кэтлин Галлагер сидел кузен Эдуарда с женой.
В меню было представлено все разнообразие даров, щедро доставляемых Мексиканским заливом. Все блюда были типично креольскими, часть подавалась в горячем виде, часть в холодном. Рэчел сочла, что ей и в самом деле пора приобщиться к острой и пряной кухне Луизианы, и с любопытством принялась пробовать каждое появлявшееся перед ней блюдо. Как все это было не похоже на вечные овсянку, картошку и баранину, которыми потчевали ее в пансионе!
Потягивая вино, Рэчел прислушивалась к общему разговору. Похоже было, что запрет, наложенный на застольное обсуждение разгорающегося конфликта между северными и южными штатами, будет вот-вот нарушен. Рэчел чувствовала, что переход к этой теме неизбежен. Она была наиболее животрепещущей и злободневной и горячо обсуждалась в каждом доме, где бывала Рэчел, и во всех газетах, какие только ни попадались ей на глаза.
— Если бы можно было решить вопрос по-джентльменски, — провозгласил доктор Мэллорен, — то ни одна сторона не стремилась бы унизить другую и ничье достоинство не пострадало бы.