Неугасимый огонь
Шрифт:
– Вы заложили крепость в Кирене? – переспросил Парменион.
– Да.
Среди эллинов и македонян пробежал ропот.
– Египтяне в Кирене? Это немыслимо!
– Тихо! – поднял руку Александр.
Царь посмотрел на старейшего полководца. Потом перевёл взгляд на Полиперхонта, немногим уступавшего летами Пармениону. Тот поджал губы. Птолемей молча покачал головой. Кен негромко кашлянул.
– Тебя что-то смутило в моём рассказе, великий царь? – спросила Анхнофрет.
– Нет, – ответил Александр, – прошу тебя, продолжай, Анфея.
Что-то в царе переменилось. Александр был по-прежнему радушен и учтив, как подобало гостеприимному хозяину,
После речи Анхнофрет заиграли музыканты. Звенели кифары, пели флейты. Выступили танцовщицы, одетые лишь в золотые украшения. Многих из них гости потом увлекли к себе на ложа, угощая вином. Зал наполнился смехом и песнями. Несколько эллинов встали в круг и, положив руки друг другу на плечи, двинулись в хороводе, отбивая ногами ускоряющийся ритм и выкрикивая что-то воинственное. Напряжение ушло, и каждый говорил с каждым, причём никому не мешало незнание языка собеседника. Из многочисленных тёмных уголков дворца доносились женские стоны.
Мало кто обратил внимание на Эвмена, который долго что-то рассказывал Птолемею, Александру и Анхнофрет. Их лица вдруг стали очень озабоченными. Из прочих участников пира почти никто не поинтересовался, куда же делась египетская царица. Все веселились.
Пир закончился далеко за полночь. Гости разошлись-разъехались. Некоторых пришлось нести слугам. Даже среди египтян таких нашлось немало, хотя поначалу ремту чувствовали себя скованно и были полны решимости не напиваться.
Фараон был трезв, как стекло. Он простился с царём эллинским рукопожатием, протянул руку Птолемею, а потом отыскал глазами Эвмена, который держался позади тех стратегов, кто ещё был способен стоять на ногах. Тутмос быстро произнёс несколько слов. Их услышал Птолемей и в удивлении поднял бровь. Эвмен, глядя фараону глаза в глаза, сдержанно кивнул.
Анхнофрет заявила, что не поедет в лагерь египтян. Поскольку она посол, ей надлежит остаться. Выйдя в ночь, она отследила Птолемея и напросилась на приглашение проводить её. Лагид ехал верхом, а Анхнофрет вела свою колесницу рядом.
– Можно я задам тебе один деликатный вопрос? – спросила посланница.
– Задавай.
– Кто такая эта Кампаспа, упоминание которой не понравилось Александру?
Птолемей улыбнулся.
– Она была подругой царя.
– Подругой?
– Да. В Бехдете я вроде бы рассказывал про таких женщин, не помню, присутствовала ты или нет. И мы, и эллины зовём их гетерами, "подругами".
– Это какое-то сословие? Так же, как вы, высокородные македоняне, зовётесь "друзьями" царя?
– Ну, что-то вроде этого. Эти женщины пользуются большой свободой, они искусны в танцах, музыке и речах, часто прекрасно образованы, обучены всем премудростям любви, и за все это получают от восхищающихся ими мужей большую плату.
– Так они... любят за деньги?
– Любят за деньги диктериады, рабыни, приносящие доход своим хозяевам или государству [87] , – хмыкнул Птолемей, – или иеродулы в храмах Афродиты, которые отдаются мужам во славу богини. Но гетеры не рабыни. Их нельзя принудить к любви против воли. Перед ними преклоняются. Они сами выбирают, к кому прийти на ложе. По крайней мере, наиболее выдающиеся и знаменитые из них. Они выступают на симпосионах, развлекая и образовывая мужей. То есть делают то, чем сегодня занималась ты.
87
Диктериады –
Было темно, и Птолемей не видел, как Анхнофрет покраснела.
– Вот уж никогда бы не подумала, что меня сочтут...
Птолемей почувствовал её смущение и придержал коня, посмотрел на посланницу серьёзно.
– Некоторых из них боготворят. Я знавал одну, которой за ночь любви предлагали стоимость целой триеры. И она отказала.
В его голосе прозвучала грусть и Анхнофрет сделала неверный вывод.
– Отказала... тебе?
– Нет, – покачал головой Лагид, – мне не отказала.
Он надолго замолчал. Анхнофрет не сразу решилась продолжить.
– Кампаспа тоже из тех, кого боготворят?
– Да. Причём в прямом смысле. Есть такой город, Эфес. Вернее, будет. Дело происходило там. Мы одержали большую победу над персами и эллинские города, много лет находившиеся под их владычеством, один за другим радостно встречали нас. Во всём эллинском мире поднялось большое воодушевление, ибо очень многие не одно десятилетие мечтали о реванше персам. О мести за некогда сожжённые ими города. Наш поход и был такой местью. Под этим знаменем царь возглавил панэллинский союз. Имя Александра было у всех на устах. В Эфес съехались поэты, скульпторы. Они хотели воспеть подвиги царя, увековечить их в стихах, бронзе и мраморе. Среди них был художник Апеллес. Он не занимался ваянием мужей-воинов, подобно своему другу Лисиппу, с которым ты уже знакома. Его привлекало другое.
– Женская красота? – догадалась Анхнофрет.
– Да. Он предложил Александру создать картину. Афродиту Анадиомену, выходящую из морской пены. В качестве модели он видел лишь одну женщину.
– Кампаспу?
Птолемей кивнул.
– Подругу царя. Апеллес предложил Александру нарисовать её обнажённой и тот согласился.
– Что же было потом?
– Потом? Апеллес влюбился в свою модель, и та ответила взаимностью. Их связь раскрылась, но Александр не причинил художнику вреда. Более того, он уступил ему Кампаспу.
– Уступил? – удивилась посланница, – ты же сказал, что гетеры свободны.
– Да. Но все же она была любовницей царя.
Анхнофрет некоторое время молчала.
– Значит, он чужд ревности?
Птолемей подумал, покачал головой.
– Не думаю. Александр ревнив. Но ревнив к чужим подвигам, к славе. Он должен быть первым среди мужей, но не стремится к этому в делах любви. Сказать по правде, царь довольно равнодушен к женщинам. Когда он был юношей, то совсем не интересовался ими, все время проводил в воинских упражнениях или беседах с нашим учителем, Аристотелем. Родителей царевича это беспокоило, и тогда царь Филипп заплатил большие деньги гетере Калликсене, чтобы та научила его сына всем премудростям любви.
Птолемей усмехнулся.
– Калликсена очень старалась, да и Александр вовсе не избегал её объятий. Но он познал лишь плотскую любовь. Сердцем его Калликсена завладеть не смогла. Как и Кампаспа. Да и никто до сих пор. Когда мы отправлялись в поход, Парменион, Антипатр и Олимпиада, мать царя, умоляли его жениться. Говорили, что царству нужны наследники. Он отказался наотрез.
– Он так и не назвал никого своей царицей?
– Не назвал. Но, возможно, ты удивишься, если я скажу тебе, что сейчас у царя есть женщина.