Неугомонное зло
Шрифт:
— Это я тогда беседовал с ним, — признался Алан. — Я отлично помню наш разговор. Мне очень жаль, что мой визит так расстроил преподобного Паттинсона, но при нашей работе по-другому нельзя. Поймите, дело вовсе не в том, поверил я ему на слово или нет. Не сомневаюсь, ваш отец искренне полагал, что среди местных жителей нет преступников… Возможно, он даже был прав. Но мы ничего не знали наверняка — как не знаем до сих пор.
— Так это были вы? Как странно! — воскликнула Рут. — Вот уж действительно — мир тесен.
— Кстати, — добавил Маркби, — хотя ваш отец тогда показался мне немного эксцентричным, он вел себя вполне разумно. Защищал своих прихожан с огромным рвением.
— Вы не знали его так хорошо, как я. Кроме того, вы видели его только один раз и не имели
— В тот день, когда исчез Саймон Гастингс? — уточнил Маркби.
Рут вспыхнула и покачала головой:
— Вы забегаете вперед! Поймите, я пытаюсь все объяснить, хотя не сомневаюсь в том, что половина из того, что я собираюсь рассказать, вам уже известна! Так вот, мне захотелось ненадолго выйти из дому, погулять, подумать. Я повела собаку в сторону леса Стоуви. Я знала о том, что какой-то маньяк насилует женщин, но в сам лес заходить не собиралась. Рассчитывала побродить у опушки, по полям мистера Джонса. Но собака помчалась вперед, скрылась в лесу, и мне пришлось пойти за ней. Я звала ее, кричала, но она не возвращалась. Бедняжка! По-моему, она просто обрадовалась возможности побегать, погулять на воле. Отец вечно забывал ее выгуливать… Итак, я погналась за собакой и через несколько минут услышала, как кто-то в лесу разговаривает с ней. Потом я увидела мужчину, который сидел на поваленном дереве; рядом, на земле, лежал рюкзак. Собака подбежала к нему, а он чесал ее за ухом. Я подумала: очередной турист, который вздумал прогуляться по старой Пастушьей тропе. Я громко поздоровалась. Мне и в голову не пришло, что встречный может оказаться насильником, — это я на тот случай, если вы интересуетесь. Было вполне очевидно, что передо мной просто турист. Он поднял голову, и я узнала Саймона. Сначала мы оба просто оцепенели, стояли и смотрели друг на друга. Собака переводила взгляд с меня на него и обратно и тяжело дышала. Помню, ее пыхтение еще показалось мне очень громким. Наконец Саймон заговорил: «Рут! Что ты здесь делаешь?» Я объяснила, что неподалеку живет мой отец. Саймон сказал, что решил пройти по Пастушьей тропе. Сообщил, что работает в Лондоне, что его фирма занимается производством косметики из натуральных компонентов. Он процветает. А в лесу он иногда находит новые составляющие для своих масок и кремов — он ведь ботаник. Наконец, подробно рассказав о себе, он поинтересовался, чем занимаюсь я. Я сказала, что работаю учительницей. Я ждала, что он спросит о судьбе нашего ребенка, но он молчал. Тогда я не выдержала и спросила: «Разве тебе не интересно узнать о ребенке?» Он ответил: «О каком ребенке?» Я возмутилась до глубины души: «О нашем ребенке. Я отдала его в приемную семью». И знаете, что он ответил? «Ну, значит, все в порядке». И тогда, — продолжала Рут, — я в самом деле вышла из себя.
— Что неудивительно, — не удержалась Мередит.
— Он удивился, — продолжала Рут. — Стоял как пень, пока я кричала на него. Как сейчас, вижу его лицо. Он стоял разинув рот и даже как будто немножко испугался. Не помню, что именно я ему наговорила. Кажется, я спросила, неужели он не хочет узнать, что стало с нашим сыном? Неужели он не помнит, что ему исполнилось уже двенадцать лет? Выпустив пар, я развернулась и убежала. Мне тяжело было смотреть на его потрясенное, ошалелое лицо. Кажется, он меня окликнул, но не сдвинулся с места. А я все бежала и бежала, пока не выбилась из сил, и увидела, что стою посреди поля и на меня удивленно смотрит какая-то лошадь. Собака бежала рядом; время от времени она забегала вперед и заглядывала мне в лицо — понимала, что я чем-то сильно расстроена. Как ни странно, мне тогда вдруг стало смешно. Кто бы мог подумать!
Я нахожусь где-то в глуши, в обществе озабоченной собаки и
Рут вскинула голову и смущенно улыбнулась:
— Понимаю, звучит по-дурацки, но именно так я и поступила. Наверное, ненадолго я тоже сошла с ума. Итак, я сказала лошади: «Мне уже лучше». А лошадь тихонько заржала, как будто все поняла. Я подозвала собаку, и мы пошли домой. Ужасно не хотелось никого встречать по дороге. Как назло, навстречу мне попался не кто иной, как старый Билли Туэлвтриз, только тогда он еще не был таким старым, как сейчас. Он работал на мистера Джонса. Он спросил, что со мной, и я буркнула: «Ничего!» А Билли так многозначительно посмотрел на меня и спрашивает: «Значит, все хорошо?» Чтобы как-то объяснить, почему у меня распухло лицо и покраснели глаза, я сказала, что вспоминала мать. Он заявил, что очень огорчился, услышав о смерти мисс Мэри. И он, и другие деревенские жители называли мою маму только «мисс Мэри». Старый Билли начал расхваливать ее: мол, она была настоящая леди старой школы… потом неискренне выразил мне свои соболезнования. Я ответила: «Спасибо, мистер Туэлвтриз» — и пошла домой.
Измученная, Рут откинулась на спинку кресла:
— Теперь я понимаю, что была последней, кто видел Саймона живым!
Холодок пробежал по спине у Мередит. Неужели Алан был прав, включив Рут в свой список возможных подозреваемых? Она вспомнила, как совсем недавно и в этой же самой комнате Рут сказала, что была последней, кто видел Эстер в живых! А еще говорят, что молния не ударяет в одно и то же место дважды! А может, для нее просто обстоятельства сошлись роковым образом? Она ведь сама утверждает, что тогда «немножко сошла с ума». Может быть, в гневе она набросилась на Саймона с кулаками, а он поскользнулся, упал и ударился затылком о поваленное дерево…
— Давайте я все-таки сделаю омлет, — решительно заявила Мередит, отгоняя от себя мрачные мысли.
Она вышла на кухню и принялась искать необходимую утварь и тарелки. Рут велела Мередит звать ее, если ей что-нибудь понадобится, и Мередит ответила, что ей ничего не нужно. Через миг она услышала, что Рут и Алан снова разговаривают. Дверь в гостиную была открыта, и она отчетливо слышала их голоса.
— Почему? — спросил Алан. — Почему вы сказали, что, возможно, совершили уголовное преступление?
— Потому что вскоре после нашей встречи Саймон пропал. Ведь он пропал в тот самый день, двадцать четвертого? О нем писали в местных газетах и объявляли в новостях. Мне нужно было еще тогда признаться, что я видела его, но я боялась. Мне не хотелось объясняться. Я внушала себе, что мои показания ничему бы не помогли. — После паузы Рут добавила: — Правда ведь?
— Ваши слова помогли бы нам точнее определить район поисков. Возможно, его бы обнаружили гораздо раньше… Так вы это называете уголовным преступлением?
— Не только… Когда нашли кости, я ведь тоже могла бы пойти в полицию и рассказать о том дне, и все же я этого не сделала. Я втайне надеялась, что вы не сумеете идентифицировать его личность. Вместо того чтобы во всем признаться, я сожгла его письма. Если угодно, уничтожила улику. Я очень надеялась на то, что вы его не опознаете. Но вы все же выяснили, кто он такой.
— Мне, откровенно говоря, просто повезло, — вздохнул Маркби. — Дело в том, что у него оказались очень необычные зубные протезы, а мы нашли сохранившуюся челюсть.
— Вот видите? От судьбы не уйдешь. Я понимала, что должна пойти в полицию. Возможно, мои показания помогли бы его опознать. Но мне не хотелось ни в чем признаваться… Не было сил. Позже, когда я увидела в кафе его мать и услышала, как она вспоминает о нем, я почувствовала себя очень виноватой. Бедняжка, столько лет она не знала, что случилось с ее сыном! Может быть, расскажи я обо всем много лет назад, я сократила бы ее мучения. В общем, я утаила важные сведения… и нарушила закон.
Мередит вздохнула с облегчением, когда Алан мягко ответил: