Неугомонный
Шрифт:
— В глубине души он все же догадывается, что Луиза может оказаться права, предполагая наихудшее.
— А как думаешь ты?
— Выглядит все это скверно.
Валландер спросил, говорила ли она с кем-нибудь в Истаде. Он знал, что временами она контактирует с Кристиной Магнуссон, в том числе приватно.
— Дознаватель вернулся в Мальмё, — сообщила Линда. — По-видимому, твое дело вот-вот решится.
— Вероятно, меня уволят, — сказал Валландер.
Линда ответила чуть ли не возмущенно:
— Конечно, взять с собой в ресторан оружие —
— Я допускаю самое худшее, — мрачно сказал Валландер.
— Когда ты перестанешь жалеть себя, тогда и поговорим. — Она оборвала разговор.
Валландер подумал, что дочь определенно права. Скорей всего ему припаяют выговор плюс, возможно, вычет из жалованья. Он взял было телефон, хотел перезвонить дочери, но раздумал. Слишком велик риск, что они поссорятся. Он оделся, позавтракал, потом позвонил Иттербергу, который обещал принять его в девять. Валландер спросил, не напали ли они на след, однако ответ был отрицательный.
— Нам сообщили, что фон Энке якобы видели в Сёдертелье, — сказал Иттерберг. — Не знаю, что уж ему там понадобилось. Но как выяснилось, произошла ошибка. Речь шла о человеке в форме. А наш друг на прогулку форму не надевал.
— Все ж таки странно, что никто его не видел, — заметил Валландер. — Насколько я понял, в Лилльянсскугене всегда полно народу — кто гуляет, кто выводит собак.
— Согласен, — сказал Иттерберг. — Нас это тоже огорчает. Но, похоже, его вправду никто не видал. Ладно, жду вас в девять, тогда и потолкуем. Я вас встречу.
Иттерберг оказался человеком высоким, крепкого телосложения и напомнил Валландеру одного из шведских спортсменов-борцов. Он даже глянул на уши Иттерберга, не деформированы ли те, не похожи ли на цветную капусту, однако никаких признаков давней борцовской карьеры не обнаружил. Несмотря на могучее тело, двигался Иттерберг очень легко. Шагая впереди Валландера по коридорам, он словно бы почти не касался ногами пола. Наконец они добрались до кабинета, где царил беспорядок, а на полу красовался исполинский надувной дельфин.
— Подарок внучке, — пояснил Иттерберг. — Анна Лаура Констанс получит его в пятницу, когда ей сравняется девять. У вас есть внуки?
— Внучка. Недавно родилась.
— Как назвали?
— Пока что никак. Ждут, что имя появится как бы само собой.
Иттерберг пробормотал что-то неразборчивое и грузно уселся в кресло. Кивнул на окно, где стояла кофеварка, но Валландер помотал головой.
— Мы целиком и полностью исходим из того, что было совершено насильственное преступление, — сказал Иттерберг. — Он отсутствует уже слишком долго. Вообще, история странная. Ни единой зацепки. Никто его не видел. На самом деле будто в воздухе растворился. В парке тьма народу, и никто ничего не заметил. Не сходятся концы с концами.
— Выходит, он отклонился от обычного
— Или по крайней мере что-то случилось по дороге в парк. В любом случае опять-таки странно, что никто ничего не видел. На Вальхаллавеген нельзя убить человека и остаться незамеченным. И затащить человека в машину тоже.
— А может быть, он все же скрылся добровольно?
— Поскольку никто не обратил на него внимания, такой вывод напрашивается. Но иных подтверждений тому опять же нет.
Валландер кивнул.
— Вы говорили, этим делом заинтересовалась Полиция безопасности. Они ничего не раскопали?
Иттерберг прищурясь посмотрел на Валландера и откинулся на спинку кресла.
— С каких пор Полиция безопасности в нашей стране оказывает разумную помощь? Они говорят, это чистая рутина, им положено интересоваться исчезновением высокого военного чина, пусть даже давно ушедшего в отставку.
Иттерберг налил себе чашку кофе. Валландер снова отрицательно мотнул головой.
— На своем семидесятипятилетии фон Энке выглядел встревоженным, — сказал он.
Иттерберг внушал ему доверие, поэтому он рассказал про эпизод на террасе, когда Хокан фон Энке явно испугался.
— Вдобавок, — заключил Валландер, — тем вечером у меня возникло впечатление, что он хотел мне довериться. Однако ничто в его словах не объясняло, почему он встревожен, как не было и ничего, что бы свидетельствовало об особой доверительности.
— Но он был испуган?
— По-моему, да. Помню, я еще подумал, что командир подлодки вряд ли станет тревожиться из-за воображаемых опасностей. Подводные плавания — достаточная страховка против этого.
— Я понимаю, что вы имеете в виду, — задумчиво проговорил Иттерберг.
Из коридора вдруг донесся возмущенный женский голос. Валландер разобрал, что женщина взбешена тем, что «ее допрашивает какой-то паяц». И опять все стихло.
— И вот еще что, — сказал Валландер. — Я тщательно осмотрел его кабинет в квартире на Гревгатан. И мне показалось, кто-то побывал там и подчистил его архив. Точнее сказать не могу. Но вы ведь знаете, как оно бывает. Обнаруживаешь некую систему в том, как человек хранит свои вещи, прежде всего документы, которые тянутся в кильватере за каждым из нас. Пена дней,как говаривал один старый комиссар полиции. И вдруг эта система рушится. Возникают странные лакуны. Вдобавок идеальный порядок повсюду, кроме одного ящика, где все вперемешку.
— Что сказала жена?
— Что никто туда не заходил.
— Тогда, наверно, существуют только две возможности. Либо она сама подчистила архив по причине, о которой не хочет говорить. Может, просто-напросто не желает выдавать свое любопытство, и только. Может, стыдится его, не знаю. Либо это сделал сам фон Энке.
Слушая Иттерберга, Валландер задумался. Что-то ему следовало понять, какая-то взаимосвязь на миг открылась и тотчас опять стерлась. Не сумел он ее ухватить, ускользнула.