Неукротимая Анжелика
Шрифт:
Охваченная ужасом от безумного огня, метавшегося в его глазах, она искала выход.
– А, тебе стало страшно? Это мне больше нравится… Уже не задираешь нос? Скоро станешь умолять меня. Я умею за таких браться.
Он отстегнул перевязь и бросил ее вместе со шпагой на кушетку. Потом туда же полетел его пояс, и с циничным бесстыдством он стал расстегиваться.
Она схватила скамеечку, единственное, что было под рукой, и швырнула в него. Он уклонился и нагнулся над Анжеликой, обхватив обеими руками. Когда его лицо придвинулось, она укусила его в щеку.
– Ах ты, волчица!
Охваченный безумной яростью, он хотел швырнуть ее об пол. В узком
Наконец, Анжелика почувствовала, что ее силы иссякли. Она упала. Д'Эскренвиль навалился на нее, задыхаясь, и прижал всей тяжестью своего тела к полу. Она уже не могла сопротивляться, только отворачивала голову, чтобы не видеть эту жестокую ухмылку.
– Спокойно, спокойно, моя милая… Вот так, не шевелись, будь послушнее… Дай-ка я тебя разгляжу получше.
Он разорвал корсаж и впился жадными губами в ее грудь. Дернувшись от омерзения, она попыталась вырваться, но он крепче сжал объятия, овладевая ее протестующим телом. В последнюю минуту она вновь попыталась вырваться. Он выругался и ударил ее с такой силой, что она закричала от боли. Бессчетные минуты она должна была терпеть бешеную ярость, с которой он набросился на нее, подминая и подчиняя себе, словно зверь в берлоге.
Когда он поднялся, она сгорала от стыда. Он приподнял ее, вгляделся в мертвенно-бледное лицо и швырнул назад. Она тяжело упала к его ногам.
– Вот в таком виде женщины мне нравятся. Недостает только слез.
Он привел в порядок свой костюм из красного сукна, застегнул пояс. Опираясь на одну руку, Анжелика другой пыталась прикрыться обрывками платья. Ее светлые волосы упали вперед, открывая затылок.
Д'Эскренвиль бросил ей напоследок:
– Плачь же, что ты не плачешь, плачь!
Она заплакала только тогда, когда он ушел. Целый поток жгучих слез залил ее лицо. С трудом приподнявшись, она села на край кушетки. Жестокие страдания последних дней, эти непрерывные стычки с взбесившимися мужчинами сломили, кажется, ее мужество и упорство. В голове у нее повторялись, словно кружась в адской карусели, слова старого каторжника: «Рыба – баклану, добыча
– пирату, а женщина – всем».
Отчаянные рыдания сотрясали ее, и она лежала так, пока не услышала тихое царапанье в дверь.
– Кто там?
– Это я, Савари.
Глава 10
– Разрешите войти? – шепнул старик, просовывая в приоткрытую дверь свое лицо, черное от «пиньо».
– Конечно, – отвечала Анжелика, пытаясь как-то прикрыться. – Повезло еще, что этот негодяй не запер меня на ключ.
Савари хмыкнул, увидев красноречивый беспорядок в каюте, и уселся на дальний краешек кушетки, стыдливо опустив глаза.
– Увы, сударыня. Надо признаться, что с тех пор, как попал на этот корабль, я не могу больше гордиться своей принадлежностью к мужскому полу. Прошу у вас прощения за всех мужчин.
– Вашей вины тут нет, мэтр Савари. – Анжелика энергичным движением вытерла мокрые щеки и вздернула голову. – Я сама виновата. Меня достаточно предостерегали. Что ж, вино налито, надо пить… В конце концов, я осталась жива. И вы тоже, а это самое главное… А что с бедным Паннасавом?
– Плохо, лежит в беспамятстве.
– А вы? Вы не рискуете, что с вами расправятся за то, что пришли ко мне?
– Плетка, дубинка, а то подвесят за большие пальцы на нижней рее, – смотря что придет в голову почтенному маркизу.
Анжелика
– Это ужасный человек, Савари! Он способен на все.
– Он курит гашиш, – объяснил, нахмурившись, старый аптекарь. – Я это сразу понял по его взгляду. Это арабское растение вызывает у тех, кто его употребляет, настоящие вспышки безумия. Наше положение опасно…
Он потер свои худые белые руки. У Анжелики сжалось сердце, она подумала, что теперь у нее нет другой защиты, кроме этого хрупкого старичка в лохмотьях, с жалкими остатками седых волос.
Мэтр Савари стал тихо говорить, что не надо терять мужества. Через несколько дней им, возможно, удастся бежать.
– Бежать! О, неужели это возможно, мэтр Савари? Но как же…
– Ш-ш! Это дело нелегкое, но нам могут помочь, потому что Паннасав принадлежит к людям Рескатора. Вы и сами об этом догадывались. Он один из множества корабельщиков, рыбаков и купцов, которые помогают Рескатору в его делах. Так вот, Паннасав мне это растолковал. У них так ведется, что самый скромный перевозчик «пиньо», будь он мусульманин или христианин, уверен, что ему не придется гнить в трюме работорговцев. Рескатор всегда устраивает так, чтобы спасти своих людей. Потому столько народу и работает на него.
Савари нагнулся, шепча еле слышно:
– У него всюду есть сообщники. Даже на этом корабле. В непромокаемом пакете у марсельца между флагом мальтийских рыцарей и знаменем со знаком герцога Тосканского хранился еще один потаенный пропуск, по которому его узнают и помогут ему сторожащие его матросы.
– Неужели вы думаете, что среди стражи этого ужасного д'Эскренвиля могут быть сообщники Рескатора? Ведь они рискуют жизнью…
– Или фортуной! В сообществе перевозчиков серебра те, кто помогает устроить побег, получают сказочные суммы, как говорят. Так распорядился этот неведомый правитель, Рескатор, которого нам довелось уже встретить. Неизвестно, откуда происходит Рескатор, кто он – бербер, турок или испанец, христианин или ренегат, или просто родился мусульманином, – но одно бесспорно: он не вступает ни в какие отношения с купцами-корсарами Средиземноморья, ни с белыми, ни с черными, потому что все они торгуют рабами. Его сказочное богатство нажито незаконной торговлей серебром. Это приводит в бешенство остальных купцов, которые не могут понять, как это у пирата хорошо идут дела, если он не ведет торга людьми. Все против него: венецианцы, генуэзцы, мальтийские рыцари, алжирцы Меццо-Морте, турецкие купцы из Бейрута. Но он всесилен, потому что всем, кто работает на него, хорошо. Вот Паннасаву, например, удалось спасти часть своего груза, и ему хватит денег, чтобы купить другое судно, не хуже «Жольеты». Придется, однако, подождать, пока наш бедный марселец оправится от раны, а потом уж можно рисковать.
– Только бы это было не слишком долго. Ах, мэтр Савари, как мне благодарить вас за то, что вы не покинули меня, когда я уже не могу ничем быть вам полезна?
– Разве я могу забыть, сударыня, сколько стараний вы приложили, чтобы помочь мне получить мумие, которое персидский посол привез в дар нашему королю Людовику XIV? Вы столько потрудились для дела науки, а я только для нее и живу. Но еще больше, чем оказанные вами услуги, я ценю ваше уважение к науке, сударыня, и благодарю вас за это. Женщина, питающая такое уважение к науке и к незаметному труду ученых, не заслуживает того, чтобы исчезнуть в лабиринте гарема и служить забавой сладострастным мусульманам. Я все пущу в ход, чтобы избавить вас от этой участи.