Неукротимая любовь
Шрифт:
Он стоял, глядя на фонтан в саду, пока ему не сказали, что экипаж подан.
Маркиз запрыгнул на сиденье кучера, схватил вожжи и погнал фаэтон по площади с такой скоростью, что старый Эбби, наблюдавший за ним, только покачал головой.
Часы, которые Фортуна провела в дилижансе, показались ей вечностью.
Фортуна решила, что жизнь для нее закончилась, а впереди ждало только одно — одиночество да молитвы о том, чтобы Господь поскорее призвал ее к себе.
Она
«Пусть он сердится на меня, — подумала она, — но лучше терпеть его гнев, чем жить с другим человеком, пусть даже самым добрым и спокойным». Пусть он ненавидит ее, но его ненависть все равно лучше, чем полное равнодушие, с которым он отослал ее прочь, отправив в тот мир, где, как она знала, он никогда не появляется.
После того как маркиз оставил ее в библиотеке, она не плакала, но теперь слезы застилали ей глаза, и она все ниже и ниже наклоняла голову, чтобы пассажиры не заметили ее горя.
Но они не делали никаких попыток завязать с ней разговор. Фортуна знала, что они не решались нарушить ее одиночество из-за монашеского одеяния.
— О боже! — шептала Фортуна. — Как бы мне хотелось стать старой и седой! Тогда бы мне пришлось страдать не так уж долго!
Кучер в третий раз сменил лошадей, они ехали уже более трех часов, как вдруг на пустынной дороге, где не было видно ни одного экипажа, огромный дилижанс резко остановился.
Раздались громкие голоса — кучер с кем-то спорил. Потом дверь распахнулась, разбудив своим стуком дремавших пассажиров. Какой-то престарелый джентльмен разразился гневной речью в адрес кучера:
— В чем дело? Мы уже и так опаздываем, а ты еще остановил дилижанс!
— Среди пассажиров есть монахиня, — произнес кучер. — Прошу вас, мэм, выйдите из экипажа — вас тут спрашивают.
Глаза всех пассажиров обратились к Фортуне.
— M-меня… никто… не может… спрашивать, — запинаясь и с явной неохотой произнесла она.
— Других монахинь здесь нет, мэм, — ответил возница. — А джентльмен требует, чтобы вы вышли, и как можно скорее.
Но Фортуна оставалась на своем месте.
— Ступайте, моя дорогая, сказала ей сидевшая рядом женщина, — сдается мне, что кто-то нуждается в вашем утешении.
— Буду вам очень признателен, мэм, если вы поскорее выйдете из экипажа, — настойчиво произнес кучер. — Мы уже и так опаздываем, а до Дувра еще пятнадцать миль.
— Да-да… я выйду, — пробормотала Фортуна, почувствовав нескрываемую враждебность со стороны пассажиров из-за того, что она задерживала дилижанс.
Как только она ступила на дорогу, кучер захлопнул дверь и с проворством обезьяны вскарабкался на свое место на козлах. Просвистел
Невдалеке она увидела фаэтон, который отъезжал в сторону, чтобы освободить дорогу. Дилижанс проехал мимо, и Фортуна поняла, что владелец фаэтона ждет ее.
Фортуне было страшно, но в то же время она ощутила радость оттого, что снова увидит маркиза. Она направилась по пыльной дороге к фаэтону.
Маркиза сопровождал один Джим, который, помогая ей подняться в фаэтон, нахально улыбнулся. После этого он запрыгнул на запятки, а маркиз одним ударом хлыста развернул коней и погнал их в Лондон.
Он не смотрел на Фортуну, и сердце ее упало.
Она искоса взглянула на маркиза и по жесткой линий его губ поняла, что он вне себя от ярости. Фортуна сжала руки и еле удержалась, чтобы не заплакать.
Он злился на нее, и совершенно справедливо. Она ослушалась его приказа, и все-таки у нее было одно утешение, устоять перед которым она не смогла, — ей суждено еще немного побыть в его обществе, посидеть рядом.
Некоторое время спустя они свернули с главной дороги, и Фортуна без слов поняла, куда они едут.
До замка было еще далеко, но, проехав несколько миль, они оказались во владениях, когда-то принадлежавших отцу маркиза, которые его сын хорошо знал и за возвращение которых боролся столько лет.
Одежда монахини стесняла Фортуну, и она сняла вуаль и развязала апостольник. Волосы густой волной рассыпались по ее плечам.
Она выглядела так же, как и в тот день, когда маркиз, радуясь, что ему удалось спасти ее от заточения в монастыре, привез ее домой из Франции.
Интересно, помнит ли он, как она спала у него на груди, когда они в темноте ехали в Лондон?
Фортуна снова взглянула на своего спутника и подумала, что никогда еще он не казался ей таким неприступным.
Вдруг она почувствовала, что больше не в силах выносить его молчание, и снова еле сдержалась, чтобы громко не всхлипнуть.
Красота замка в лучах заходящего солнца не произвела на нее такого впечатления, как в первый раз. Когда Джим помог ей выйти из фаэтона, она, дрожа от страха, последовала за маркизом по каменным ступеням и прошла в дом через огромные, обитые железом двери.
Большой холл, откуда начиналась лестница с резными перилами, показался ей мрачным и непривлекательным.
— Когда вы переоденетесь в нормальное платье, Фортуна, — произнес ледяным голосом маркиз, — спуститесь в библиотеку — я хочу поговорить с вами.
Произнеся это, он удалился, а Фортуна, борясь со слезами, стала медленно подниматься по лестнице, чувствуя, что силы ее покидают.
На площадке второго этажа она, к своему удивлению, увидела миссис Денверс. В ее лице и улыбке было что-то успокаивающее.