Неуловимая невеста
Шрифт:
– Вас она бы послушала, Элиза, – сказала миссис Уэнби, проявляя признаки совестливости. – Одно лишь слово любой из нас – и она бы позабыла все, что было сказано о ее муже и Шарлотте Гарстон. Иногда я думаю, не жестоко ли мы поступаем, поддерживая эту выдумку и передавая ее. Теперь мне кажется, я должна ей все рассказать.
– Что? И уничтожить целый год развлечений во всех гостиных Мэйфеар? – вскричала леди Кэттерик, пораженная, как ее подруга могла сказать такой вздор. – Никогда не утруждайте себя заботами об исправлении недостатков простаков, я всегда это говорила! Кроме того, посмотрите
– Какая мерзость! – воскликнула миссис Уэнби.
– Мерзость! – прогремела миссис Балмер. Когда чашки были возвращены слуге, нагретые кирпичи положены дамам под ноги и дверца закрыта, ездовой тронул лошадей. Карета исчезла в ночи, быстро оставив позади гостиницу «Красный Лев».
Ранним утром следующего дня лорд Карлтон лежал на спине, растянувшись на постели, и глядел в выбеленный потолок. Сумрак комнаты уже таял под лучами рассвета. В левой руке он держал свои карманные часы. Движение на улицах уже началось, и это заставляло дребезжать оконное стекло. Рожки разных карет начали сигналить уже добрый час назад и постепенно раздавались все чаще.
Он почти не спал, хотя в гостинице «Робин Гуд» они устроились со всеми удобствами. Своей бессонницей он был целиком обязан растущим сомнениям относительно Джулиан. По часам он видел, что не спит уже ровно два часа. За это время он рассмотрел свои чувства со всех возможных точек зрения множество раз. Тем не менее он по-прежнему не решил, что ему делать.
Будь он даже менее наблюдательным, он не смог бы ошибиться в том, что его невеста без памяти в него влюблена. Нежность светилась в ее чудесных зеленых глазах, звучала в каждом произносимом ею слове, угадывалась в каждом движении ее грациозной фигуры.
Как мило спросила она его прошлым вечером после легкого ужина: «Что случилось, Эдвард?»
Его зовут Стивен.
Вот что случилось, по крайней мере, отчасти.
Он пока не мог сказать ей правду. Но его удивляло больше всего то, как сильно ему хотелось все ей сказать. Он сам себя не понимал. Сердце продолжало шептать, что он должен открыть ей правду. Разум говорил, что он должен закрыть на замок свое сердце, если все еще рассчитывает довести дело до конца.
Поэтому он не оставался с ней долго после ужина. Он заявил, что изрядно устал, и, когда он проводил ее наверх, к дверям ее спальни, он только прикоснулся к ее пальцам, пожелав ей доброй ночи.
Какой разочарованной она казалась.
Какой встревоженной.
Делать было нечего. Поцелуй, соединивший их в карете, не только был одним из самых страстных, какие ему приходилось дарить и получать за всю свою жизнь, – Боже правый, ему хотелось, чтобы этот поцелуй длился вечно! – но даже испугал лорда Карлтона. Даже лучшие умы бывали сбиты с толку одним-двумя жаркими поцелуями. Как ни странно, вспоминая о том восторге, с каким он держал ее в объятиях, он чувствовал обманутым себя вместо Джулиан.
Но что он испытывал к ней? Он так и не смог ничего прояснить. Одно было ясно: приближаясь к ней, он менялся и становился не таким, каким был без нее. Хоть он и решил, что не будет целовать ее,
Может быть, причина в ее возрасте?
Ей, в конце концов, всего девятнадцать, и ему, чтобы довести план до конца, придется воспользоваться своей опытностью перед сущей невинностью. У девочки за плечами – ни одного лондонского сезона, который мог бы ей дать достаточно осмотрительности, чтобы противостоять опасным заигрываниям распутника.
Ему, возможно, было бы легче, будь она хоть немного постарше.
И все же, возраст ее совсем не объяснял, почему ему так хорошо с Джулиан. Хоть что-то должно было быть скучным для него в обществе девушки одиннадцатью годами моложе его. Обычно лепет молодых девиц очень скоро наскучивал ему. А вот беседы с Джулиан… Ее суждения были тонкими и неожиданно зрелыми, ее разговор свободно переходил от искусства к книгам или политике, а ее вкусы и пристрастия не так уж отличались от его собственных.
Признавая все это, он не мог понять, почему же он по-прежнему намеревается погубить ее? Здравый смысл и врожденная порядочность Карлтона подсказывали, что он должен отказаться от своего нелепого плана; причинив вред Джулиан, он сделает больно и себе. Эта девушка менее других заслуживает такого циничного отношения.
Но только лишь совесть и нежные чувства начинали брать верх в душе Карлтона, как ему вдруг снова вспоминались все эти злобные сплетни, переданные ему Джулиан с непростительной, по его мнению, поспешностью и готовностью принять их на веру. Незаслуженные оскорбления, на которые он не мог ответить, вновь вызвали у него вспышку гнева. Он опять начинал сомневаться, так ли уж хороша Джулиан, и не является ли ее красота единственной причиной, по которой он находит в ней столько достоинств.
Нет, он будет продолжать, как задумал, и через неделю они будут в Париже: он не намерен отказываться от мести.
Глава семнадцатая
Спустя три дня с тяжелым сердцем Джулиан подняла глаза от своей зеленой шелковой муфты и с удивлением увидела показавшийся впереди шпиль церкви на Хайгейтском холме. Как быстро прошло время! Представить только, ведь они уже доехали до Хайгейта.
До Лондона теперь было рукой подать.
Комок подступал к горлу, и она лишь ценой больших усилий сдерживала наворачивающиеся на глаза слезы.
Каким радужным казалось все в Колодце Робин Гуда.
Теперь все изменилось, но почему?
Что произошло?
Она смотрела на Эдварда, совершенно растерянная. В течение последних нескольких дней он глядел в окно с непонятным выражением на лице, холодный, далекий.
Она незаметно вздохнула и стала снова вспоминать все, что произошло до этого дня, надеясь, что сможет понять, когда же и в чем она допустила ошибку. А она, конечно, допустила эту ошибку, потому что отношение Эдварда к ней изменилось совершенно.