Неуловимый Серый
Шрифт:
Очнулся он от того, что кто-то обильно поливал его голову достаточно холодной водой.
Парикмахерская «Стелла» располагалась на конечной остановке автобуса, в поселке Юбилейный. Бабуся проворно вышла из дверей и направилась через дорогу. Еще подъезжая, она заметила яркую вывеску, которая обозначала вышеназванный салон, предлагающий услуги по наведению красоты.
Бабуся толкнула стеклянную дверь и оказалась в небольшом зале, по всей видимости, приемной, так она окрестила помещение, вдоль стен которого стояли кресла. Кстати, некоторые из них были зяняты. В частности, прямо
Напротив, у окна, одно из кресел занимала девочка лет шестнадцати с длинной косой и в светлом летнем платьице и, видимо, ее мама, женщина лет около сорока, довольно милая, рассматривающая сейчас какой-то журнал и то и дело что-то показывающая в нем своей дочери. На ней был цветастый костюм, а ее волосы были собраны на затылке. Через два кресла от них примостился какой-то дедок, в летнем кепи, вполне еще крепенький, читающий газету и посматривающий поверх очком по сторонам.
С левой стороны от предбанника располагался мужской зал, с правой, соответственно, женский.
Евдокия Тимофеевна внимательно осмотрела клиентов и некоторые из них ответили ей таким же тщательным осмотром. Бабуся направилась к креслу у окна, рядом с девчушкой и села. Затем, немного освоившись, решила провести рекогносцировку.
Бабуся встала и с независимым и одновременно скучающим видом заглянула в зал, над входом в который было написано «женский». Здесь она увидела двух молоденьких парикмахеров, одним из которых оказался приятненький, хотя и субтильный мальчишка, с каким-то невообразимым цветом волос, ловко накручивающий на бигуди волосы солидной матроны, а второй миленькая хрупкая девчоночка в очках и с конским хвостом на макушке, в который были собраны ее темно-русые волосы, лихо обрабатывающая лаком прическу молодой расфуфыренной дамочки.
В другом зале, называющимся «мужским», Бабуся увидела двух теток, очень смахивающих на продавцов с рынка. Тетки были крепкими на вид, похоже, здорово закаленными в боях с клиентурой и до безобразия похожими. Одна из низ остригала мальчишку лет десяти, норовящего увернуться от ножниц, а другая, по всей видимости, его папашу, полного краснолицего дядьку.
Баба Дуся покачала головой. Н-да… Лучше бы на из месте находился тот паренек, подумала она, по опыту зная, что молодежь куда как легче разговорить. «Ну, что ж, – Бабуся снова села в свое кресло, под внимательным и недовольным взглядом сорокалетней мадамы, – придется действовать по-другому…»
Очередь продвинулась на одного человека. Одним из счастливчиков оказался дедок. «Чего ему стричь-то?!» – удивилась Бабуся, когда тот стянул кепчонку и обнажил практически лысый череп. А другой – та самая недовольная тетка. Бабуся вздохнула. Время близилось к обеду, надо бы пошевеливаться.
Молодка со скучающим видом посмотрела на настенные часы,
Тут же из дамского зала появилась парикмахерша-девушка и пригласила мамулю с отпрыском, а в мужском зале так же произошло движение. Остриженные и уложенные клиенты покинули помещение и теперь в приемной осталась только Бабуся. Она взяла в руки какой-то замызганный журнальчик и пролистала его, дивясь тому, чего только не изобретают люди, чтобы стать якобы красивее.
Итак, первой освободилась тетка более сурового вида из мужского зала. Сначала, естественно, вышел дедок, который теперь стал полностью лысым. Его розовый череп блестел, что надраенный медный таз. Он заговорщически подмигнул Бабусе и расплылся в беззубой улыбке. Бабуся демонстративно хмыкнула, дед снова подмигнул. «Намекает!» – подумала Бабуся и показала ему язык. Дед хохотнул, натянул кепчонку и, изображая из себя покорителя дамских, пардон, старушечьих сердец, ухмыльнулся и проворковал:
– Может прогуляемся?
– Чего, чего? А может, ты меня еще и в нумера позовешь? – ядовито поинтересовалась Бабуся.
– А что? Мы с тобой еще, того-этого! – браво ответил дед.
– А ты, лысый, – скривилась Бабуся, – не в моем вкусе! – и, встав из кресла, с гордо поднятой головой, как и положено, прошла в мужской зал.
Дед удивленно крякнул ей вслед.
Первым делом Евдокия Тимофеевна, разумеется, села в свободное кресло.
– Здесь мужской зал, – тут же грубо сказала ей одна из теток с рыжей пережженной шевелюрой, обрабатывающая молодого человека, который, надо сказать, тоже не без удивления покосился на Бабусю.
– Да я знаю, милая, – мягко ответила старушка. – Я всю свою жизнь только у мужских паликмахеров и стригусь. Вот знала бы ты, какой паликмахер у нас в селе был! – продолжила она, закатив глаза и вздохнув. – Иван Сергеич! Так он, не только овечек с коняжками стриг любо-дорого, но даже самого нашего председателя! – похвасталась она, глядя прямо в изумленное лицо тетки. Парень в кресле коротко хохотнул.
– Слушайте, бабуля, – грубо проговорила та, – я же вам сказала, что здесь мужской зал. Идите-ка, пожалуйста…
– И что? – встрепенулась старушка. – Вы что, не паликмахеры, покороче меня не пострижете? Вон, у моего внучка подружка, напарница ваша, тоже вроде как мужской паликмахер, так нет же, и меня когда-никогда обкорнает, тоже загляденье! Да она, кстати, тута, у вас работает. Слушай, детонька, может, ты мне ее и кликнешь?
– Зина! – крикнула тетка.
Тут же в дверях появилась напарница, с тусклыми глазами и коротко подстриженными темными волосами. Она мрачно уставилась на сидящую с самым невинным видом Бабусю.
– Ой, – воскликнула Евдокия Тимофеевна, – какая у вас, Зиночка, причесочка славная! Энто кто же вас так? – Парень снова хохотнул, парикмахерша процедила:
– Не дергайтесь, молодой человек.
Теперь была реплика Зины, она ничего не понимая, посмотрела на Бабусю и ответила:
– А что вы здесь делаете?
– Как энто что? – удивилась Бабуся. – Я, понятное дело постичься пришла!
– Здесь мужской зал! – проворчала Зина, посмотрев на напарницу. Напарница выразительно покрутила пальцем у виска.