Неумолимый
Шрифт:
Вашмен медленно пробирался среди камней. Нет, не крался, а шел, пригнувшись, чтобы в случае чего быть готовым к прыжку. Каждый поворот в лабиринте камней являл собой потенциальную засаду, и Вашмен постоянно останавливался, чтобы вглядеться в новые контуры, представшие его взору. Несколько раз он забредал в тупики и вынужден был возвращаться. Наткнувшись на подходящий утес, он забрался туда и осторожно поднял голову, чтобы осмотреться. Его взгляду предстало только хаотическое нагромождение камней. Лошадь двигалась за несколько ярдов от Вашмена; он мог видеть ее уши и луку седла, скользнувшие мимо. Он спустился вниз, обогнул утес и двинулся дальше.
Густые
Адреналин, попадавший в его вены, заставлял дрожать руки. Вашмен сделал шаг вперед, готовясь обогнуть большую скалу, когда услышал щелчок чеки, вылетевшей из гранаты, и бросился ничком на камни.
От грохота взрыва заломило барабанные перепонки. Осколки попали в скалу над его головой, и его осыпало градом горячих камней.
Вашмен перекатывался, в отчаянии ворочая головой, чтобы хоть краем глаза заметить Харгита, ибо тот наверняка был где-то рядом, ловя его на мушку. Он потянул револьвер из кармана, но тот застрял; Вашмен дергал изо всех сил, пытаясь вытащить оружие, и тут заметил Харгита в глубокой тени в пещерке между двумя валунами: снег отсвечивал белым на его землистого цвета лице, и черное дуло ружья смотрело прямо на Вашмена. Он понял, что не успеет пустить в ход револьвер прежде, чем Харгит убьет его, но решил все же попытаться.
Ствол ружья глядел точно на Вашмена, и он ждал выстрела, напрягшись всем телом, пока его рука, невероятно медленно – так ему казалось – поднимала револьвер. Но Харгит не стрелял. Глаза майора расширились от изумления и страха – он словно отказывался верить происходящему, – и Вашмен пальнул, не целясь. Промах – пуля отрикошетила от скалы, – и ружье дернулось в руке Харгита, но не выстрелило, а Вашмен поднял пистолет на вытянутую руку, нажал на спуск и отчетливо увидел, как отошла пола куртки Харгита, когда его тело содрогнулось от удара пули.
Блестящие от холода глаза Харгита потускнели. Он зашатался, ружье клонилось вниз, Харгит попытался направить ствол на Вашмена – и рухнул на бок, поджав колени.
Вашмен бросился вперед и пинком ноги отшвырнул ружье. Майор бездумно взглянул на полицейского, правая его рука медленно разогнулась. В тусклом свете пальцы казались синими – и тогда Вашмен все понял: этот человек слишком долго сжимал холодную сталь, и пальцы онемели от лютого ночного мороза. Вашмен-то знал, что такое холод, – и это знание дало ему преимущество перед Харгитом, который во всем остальном ему не уступал, и сейчас, склонившись над умирающим, Вашмен произнес неожиданно для себя:
– И все же я больше индеец, чем вы, майор.
Он прочитал изумление в угасающих глазах Харгита. Тот не понял, о чем он говорит.
Затем напряжение спало, и зубы Вашмена застучали, как отбойный молоток.
Глава 12
Фэбээровец считал деньги. Он упаковал их обратно в вещмешки, запечатал пластырем из походной аптечки и поставил свою подпись под цифрой "931 670". Вашмен тоже нацарапал свои инициалы под подписью Вискерса.
Они доставили сюда два мертвых тела – Харгита и Хэнратти, – накрыли их одеялами и дожидались вертолетов. Первый уже прилетел – им было видно,
Бараклоу и Барт сидели, скованные наручниками друг с другом, а Бак Стивенс лежал на сложенном одеяле с туго перебинтованным бедром. Вискерс повернулся к Вашмену и сказал:
– Благодарю вас, патрульный. Думаю, вы знаете, за что.
– Не стоит заносить это в анналы.
– Я собираюсь дать вам лестную характеристику в своем отчете. – Это было сказано тоном человека, который может позволить себе широкий жест.
– Не трудитесь выставлять меня слишком уж в розовом свете.
– Но как обойтись без похвалы? Я стольким обязан вам, патрульный. Хотел бы я обладать вашим искусством и знаниями!
"Конечно, ты хотел бы. Вы забрали моих бизонов, мою землю и теперь желаете заполучить мою мудрость". Вашмен подумал это, но не сказал вслух, ибо трудно подыскать верные слова, чтобы выразить такое, особенно человеку, не спавшему столько времени.
– Я был бы весьма благодарен, – произнес он вместо этого, – если бы вы в своем отчете упомянули Бака. Для стажера он вел себя очень даже здорово.
– Не беспокойтесь, – важно заверил Вискерс и, отвернувшись, стал махать рукой снижающемуся вертолету.
При посадке от вращающихся винтов облаком поднялся снег, и Вискерс прокричал сквозь гул лопастей:
– В свой следующий отпуск я приеду сюда поохотиться. Хотелось бы вновь прогуляться по этим местам в более спокойной обстановке, если, конечно, вы не возражаете!
– Не возражаю! – крикнул в ответ Вашмен, зная, что Вискерс не сделает этого и прекрасно понимает, что Вашмен не верит ни одному его слову. Он повернулся и направился к Баку Стивенсу.
Вашмен отнес своего напарника в вертолет, хотя натруженные мышцы ног почти отказывались подчиняться. Когда он укладывал Стивенса на выдвижную койку, усталое молодое лицо стажера расплылось в довольной ухмылке. Он оглянулся на Вискерса, заговорщически подмигнул и, когда Вашмен наклонился к самому его уху, поинтересовался:
– Скажи, кто же такой на самом деле этот переодетый, кимо саиб?
Вашмен слегка улыбнулся. А затем попросил:
– Не называй меня больше "кимо саиб", Бак.
Стивенс некоторое время вглядывался в лицо Вашмена, затем понимающе кивнул:
– Ладно, Сэм.
Послесловие
Сам Брайан Гарфилд так рассказывает о себе и своем творчестве:
"С детства я привык видеть в доме писателей, ибо несколько наших соседей были писателями, а моя мать рисовала обложки для "Сатердэй ревью" и писала с натуры портреты авторов. Годам к двенадцати я пришел к заключению, что писательство не только почетное, но, пожалуй, единственно приемлемое для меня занятие. Под покровительством сочувствующего школьного преподавателя английского и покойного автора вестернов Фредерика Глиддена я в подростковом возрасте сочинил десяток рассказов, но дешевые журналы, куда я их отправлял, всякий раз приказывали долго жить, отчего мной овладевало легкое безумие. Однако, в конце концов, я умудрился написать роман, который после трех лет проволочек был напечатан, после чего я уже не останавливался.