Неупокоенные
Шрифт:
– Эми, о чем ты говоришь? – прошептала Минна.
– Как в книжке! – воскликнула девочка, как будто это было очевидно. – В «Черном гелиотропе» Пенелопу закопали в землю, чтобы она могла вернуться.
Минна побледнела.
– Господи… – Она задрожала. – Бог ты мой, она ведь права…
– Ее похоронили под плакучей ивой, – сказала довольная Эми, ерзая на руках у Трентона, – это волшебство. Дерево заплакало, и Пенелопа проснулась. Помнишь, мамочка?
– Помню, солнышко. – Минна попыталась улыбнуться, но не смогла. Ее глаза снова встретились с глазами Трентона. Теперь она выглядела
Эми продолжала бормотать:
– А потом армия Нихилис пришла, чтобы захватить дворец и выгнать Невинных…
– Ладно, Эми, – сказал Трентон. Он старался, чтобы его голос звучал весело и непринужденно. – Давай ты будешь рассказывать мне, что было в «Черном гелиотропе», пока мы будем собирать вещи? Как тебе?
– Но Невинные сбежали через ходы под землей и сожгли дворец, чтобы злые Нихилис умерли. Огонь был таким высоким, что доставал до самого неба. – Эми протянула руки к потолку.
– Ух-ты, какой большой пожар, – машинально сказал Трентон, и вдруг что-то шевельнулось у него в голове. Пожар! Огонь! Он толкнул входную дверь носком кроссовки. Снаружи сияло солнце, а небо было белым как зола.
Элис
Я не хотела ее убивать! Поверьте хоть в это.
Я думала, что просто смогу стереть ее из моей жизни, что просто отправлю ее обратно в небытие.
«Ибо прах ты и в прах возвратишься».
В тот год тоже было много хлопка. Белые облачка висели на оконных рамах, как маленькие свидетели моего преступления. Как бы я хотела, чтобы это был настоящий снег! Чтобы однажды он засыпал меня с головой, и я замерзла бы насмерть. Может, я должна была тогда умереть. Может, это было то, чего я заслуживала.
Но я не умерла.
Эд вот-вот должен был вернуться с войны.
Я не могла вернуться к своей семье. Близких друзей, кроме Томаса, у меня не было.
И Томаса я тоже хотела стереть из своей жизни.
Я слышала, что в Бостоне делали соответствующие операции. Но они стоили очень дорого, а у меня не было таких денег. Но были другие способы: таблетки и отрава, проволочные вешалки, наконец.
Я думала, что она просто исчезнет. Сегодня я беременна, а завтра – уже нет. Думала, что у меня появится шанс начать все заново. Когда Эд вернется, я постараюсь снова его полюбить. Стану ему самой лучшей женой на свете! И буду молить Бога каждый день о том, чтобы Он даровал мне прощение…
Что ж, по крайней мере, последнюю часть договора с самой собой я выполнила.
Но она держалась крепко. Маленькая Пенелопа… Моя бедная маленькая Пенелопа, которая умела только одно – жить. Я пила таблетки и отбеливатель… Меня выворачивало наизнанку. Я умоляла мой маленький цветочек увянуть поскорее. Я даже пыталась упасть с лестницы, но в последний момент не смогла разжать руки.
Наконец она вышла. Королева Пенелопа. Холодная и синяя, в кровавом плаще с длинным шлейфом. Моя маленькая мудрая Пенелопа. Она отказалась сделать даже один вздох в этом ужасном мире. В мире, где матери становятся чудовищами,
Трентон
Они все закончили в Коралл-Ривер. Минна договорилась с Холли, одной из соседок, которая присматривала за Ричардом, чтобы та убралась в доме после их отъезда. Вещи уже погрузили в машину. Адриану отправили в местный мотель с напарником Дэнни. Ричард Уокер был похоронен, как и завещал, – на его земле.
Трентону захотелось пройтись по дому в последний раз.
Он шел через комнаты, прикасался к стенам, занавескам и оставшейся мебели и хотел ощутить прежнюю связь с отцом, прошлым, с Евой… Но это были всего лишь пустые и теперь незнакомые ему комнаты. Они больше ничего не значили. Прошлое все равно останется с вами, хотите вы этого или нет.
Проходя по кухне, Трентон остановился у окна. На улице полицейская машина работала на холостом ходу. На заднем сиденье сидела Кэролайн. Минна играла в догонялки с Эми, бегая вокруг их БМВ, чтобы отвлечь ее – или себя – от последних событий. Трентон видел, как в небо взвились птицы, и взгляд его упал на одинокую плакучую иву. Он подумал об останках своего отца, о прахе, который был там захоронен. Может, однажды его подхватит ветер, пронесет по сочной зеленой траве и угонит на небо, туда, к молочно-белым облакам. А еще Трентон подумал о маленькой девочке в коробке, и у него сердце сжалось в груди – как должно быть ужасно лежать там одной. Гораздо лучше воспарить в небо с летним ветром.
Этого все хотят в конечном итоге – стать частью чего-то большего.
А потом в тишине раздался очень тихий и далекий голос: «Отпусти… Освободи меня…»
Трентон застыл на месте, боясь пошевелиться или даже вздохнуть.
«Огонь… Пожалуйста… Огонь…»
Он почувствовал на шее дуновение холодного ветра, как будто его кто-то коснулся. Трентон вспомнил о взорвавшейся лампочке, о толчке в спину тогда на чердаке, о неожиданных порывах ветра, об опрокинутых свечах по время сеанса.
Как это должно быть ужасно – быть запертым навечно в доме, как в большой коробке. Проводить все время в одиночестве, среди пустых комнат и голых стен.
И он понял, что нужно сделать – что он должен сделать.
Трентон протянул руку через кухонную стойку и плотно закрыл окно. На удивление он был очень спокоен. Как будто кто-то направлял его, контролировал его тело.
Нужно быть осторожным – все должно выглядеть как несчастный случай.
Утечка газа, например. Искра от плохой проводки, взорвавшаяся лампочка, упавшая свеча…
Трентон направился к плите и открыл газ. Он начал выходить с тихим шипением, как вздох облегчения.
– Трентон!
Он от неожиданности чуть не подпрыгнул. Минна стояла в дверном проеме, держась за круглую ручку.
– Ты готов? Мы уже собираемся уезжать.
– Да, я иду, – сказал он и почувствовал жгучее желание закрыть газ и в последний раз пройтись по комнатам, запоминая каждый уголок, каждую складку на занавесках, каждый лучик солнца на полу. Но Трентон взял себя в руки и пошел к выходу.