Неусыпное око

Гарднер Джеймс Алан

— Ой! Обычно трупы бывают более окостенелыми, чем этот.

— Знаете ли вы что-нибудь о трупах своборесов? — уточнил Четикамп.

— Я изучал все дивианские виды, — ответил Юнупур с петушиной самоуверенностью. — У меня не так много практического опыта, но все же… Своборесы цепенеют медленно в первые двенадцать часов после смерти, три дня остаются окостеневшими, а потом напряжение спадает, и трупы становятся неподатливыми, хотя и не совсем несгибаемыми. — Он взглянул на Тика. — Мой профессор никогда не говорил, что своборесы становятся абсолютно дряблыми.

Тик

не ответил. Выражение его лица говорило, что именно он думал о тех, кто обвиняет преподавателей в своей некомпетентности.

Я же думала совсем об ином. О том, что напугало меня до дрожи в коленях и в остальных местах. Я в отчаянии молилась, чтобы Юнупур нашел какую-нибудь очевидную причину смерти — колотую рану в сердце, странгуляционную борозду вокруг шеи.

— Ну, продолжим поиски.

Эксперт распахнул куртку Ирану, открыв теплую белую рубашку — высококачественную, но не непристойно дорогую. Нигде никаких очевидных пятен крови.

На шее Ирану был небрежно повязан черный вязаный шарф. Недостаточно плотно, чтобы задушить, только как защита от холода.

Юнупур снял шарф. Никаких следов насилия.

— От этого моя работа становится только интереснее, — объявил Юнупур. — В чем кайф, если причина смерти очевидна?

— Можете ли вы назвать нам время смерти? — спросил Четикамп.

— Настолько дряблое тело стало трупом более трех дней назад, — ответил Юнупур. — А в такую стужу все естественные процессы замедляются, в том числе тело дольше окостеневает, а потом становится дряблым. Мне нужно провести дополнительные анализы, но я гарантирую, что этот парень мертв уже больше недели.

— Что означает — он был уже мертв к моменту смерти Чаппалара, — заметила Фестина.

— А мог он умереть еще три месяца тому назад? — поинтересовался полицейский. — Именно столько он числился пропавшим без вести.

— Это меня не удивило бы. — Юнупур поднял свое сканирующее устройство и снова провел им вдоль тела. — Да, точно, могло пройти и три месяца. Существенного разложения не произошло, но здесь холодно, и к тому же редкие насекомые забираются так глубоко в шахту. Труп мог оставаться в таком состоянии долгое время.

— Учитывая то, какой здесь холод, — пробормотала адмирал, — я удивлена, что тело не замерзло до одеревенения.

— Здесь холодно, но не ниже точки замерзания, — откликнулся Четикамп, — а так глубоко под землей температура меняется не сильно, что бы ни происходило снаружи.

— Так и есть, — сказал Юнупур. — Ну, давайте продолжим поиски причины смерти.

Он расстегнул рубашку Ирану. Никаких ран.

Снял с него брюки — тоже из дорогого материала. Никаких видимых повреждений на теле.

Он перекатил тело, чтобы проверить спину. Ничего необычного.

Когда Юнупур снова перекатил тело на спину, веки сразу упали, открыв глаза, и у трупа отвисла челюсть.

— Да уж, трупак и вправду обмякший, точно? — пробормотал Юнупур.

— Вялый, — сказала я. — Он вялый.

Я оглядела комнату. Ребята из взвода были молоды, Юнупур тоже. Они не могут такого

помнить. Четикампу было достаточно лет, но, может быть, он тогда не часто общался с больными и умирающими. Фестина прибыла с другой планеты. Тик искал прибежища в чаще, надеясь умереть до того, как его найдут разведчики, а потом он пролежал в постели практически дольше, чем кто бы то ни было, так и не увидев, как выглядели другие вялые тела.

Только я видела. И с той минуты, как руки Ирану плюхнулись на землю как не управляемые мускулами мешки с водой, у меня по спине поползли мурашки от такого дежа-вю.

Юнупур прав: тела своборесов обычно не были столь дряблыми.

— Вы имеете в виду… — начал Четикамп.

— Чепуха! — вмешался Тик. — Чума не коснулась своборесов.

— Болезни способны приспосабливаться, — мрачно пробормотала Фестина.

— Экие глупости, — затрясся от смеха Юнупур. Ну, хотя бы его мембраны-паруса заколыхались — Давайте не будем впадать в мелодраматичность, ладно? Если нет следов на теле, то парня, скорее всего, просто отравили. Или передозировка. Или его хватил сердечный приступ или удар, или он подавился костью орта и задохнулся. Не было ни единого случая заболевания этой жуткой чумой со времен самой эпидемии.

— Можно, я дотронусь до него? — сказала я. — Мне знакомо ощущение вялых мышц. Этого я не забуду до конца своих дней.

— Мама Фэй, ну, если ты и вправду волнуешься, то я могу попросить судебно-медицинскую лабораторию исследовать толику мышечной ткани…

— Нет! — рявкнула я в ответ. — Нам нужно знать это сейчас, до того, как ты увезешь тело в город. Если оно заражено новым штаммом вялой смерти — тем, который заразит другие виды, кроме улумов…

— Тогда мы герметично упакуем покойного в стерильный мешок и предпримем обычные предосторожности в лаборатории.

— Я хочу прикоснуться к нему. Я хочу узнать сейчас.

— Ты не узнаешь. — Юнупур заметно злился. — Ты не можешь ставить диагноз по одному прикосновению. И как бы то ни было — прошло двадцать семь лет с тех пор, как ты видела жертв чумы… и все они были улумы, а их мускулатура полностью отличается от своборесов.

— Пусть она прикоснется к трупу, — тихо промолвил Тик. — Почему бы нет?

Юнупур взглянул на Четикампа. Капитан полиции пожал плечами.

— Чем это повредит?

— Повредит, если она расстроится без повода, — пробормотал Юнупур. — Я наслышан про нашу маму Фэй. — Но он вынул новую пару перчаток и кинул их мне.

Я быстро их надела, стараясь не раздумывать, зачем я это делаю. Еще одна тема типа родинок и скальпеля? Мой шанс подцепить чуму, если это тот штамм, который убивает не только улумов?

Что-то вроде того. Но я искренне хотела разобраться, и я была убеждена, что узнаю чуму на ощупь. Ауру болезни, так же как и странную водянистость вялой мышцы. Я знала врага. Я массировала, растирала и разминала… переносила недвижные тела, мертвые и живые…

Я узнаю. Я была уверена, что узнаю. Один только раз сжать бицепс Ирану или плечо или тронуть безвольные мышцы его лица.