Неужели я умру?
Шрифт:
Бродо глубоко погрузился в свои мысли, уставившись в посветлевшие от солнца горы. В этот момент меня посетило какое-то новое, странное чувство. Столь тонкое, что за него было сложно зацепиться и понять. Что-то похожее на ностальгию, состояние, уже имевшее место в прошлом. Нечто противоречивое. Сердце беспощадно таранило стенки груди. Руки дрожали, но не от холода. Я хотел плакать и смеяться. Я будто бы смотрел кино из далекого прошлого, актером в котором был я, но кто были оператор и режиссер этой постановки? Затем из глубин сознания появилась паника. Я вскочил будто бы ужаленный роем пчел и рванул со всех ног в дом. Добежав до раковины, я раздал рык и избавился от содержимого желудка, испытывая боль в горле, будто бы извергнул битое стекло. Дыхание не повиновалось. «Все хорошо, – повторил я, – все хорошо». Я привел себя
– Шаду! Шаду! – взволнованно раздался клич Бродо.
– Все хорошо, я в порядке, деда!
– Боже правый, ты напугал старика. Может, тебе лучше остаться дома? Тебе нужны силы, завтра путь неблизкий.
– Я уезжаю? Так быстро?
– Время летит незаметно, молодой человек, особенно в хорошей компании! – с улыбкой сказал дедушка.
Очередная волна слез вызвала у меня затруднение смотреть на происходящее. Бродо положил мне руку на плечо и начал сеанс призыва спокойствия:
– Тебя ждет дома много интересного. Ты даже не заметишь, как пролетит время. Впереди новый жизненный этап, новые знакомства, новые возможности. Отец всегда мечтал, чтобы ты стал юристом. Пойдем, нам нужен воздух…
В этот момент я почувствовал холодный укол прямо в сердце. Дедушка продолжал что-то говорить, но его слова растворялись, не коснувшись моих ушей. Обрывки прошлого сложились в единую картину. И внезапно я осознал жизненный этап, на который отправил меня Вестос. Завтра я сяду в поезд, который увезет меня в Хегри, а по прибытии мне сообщат, что Бродо уснул и больше не проснулся.
Тупик под названием «безысходность». Я был во власти этого душераздирающего чувства, с каждой минутой теряя веру и надежду. Словно я наблюдал за песочными часами, зная, что с последней упавшей песчинкой закончится время самого дорогого мне человека. Бродо, ты не заслуживаешь этой участи! Окруженный вопросами: что делать, как помочь, как объяснить происходящее, – я впадал в отчаяние. Все казалось безумием, вызывавшим непрекращающуюся дрожь и холод, скатывающийся по спине и ногам. Я был бессилен, пытаясь смотреть дедушке в глаза. Он как всегда чувствовал мое беспокойство. Старик обнял меня и, с трудом скрывая переживания, дал мне время побыть в одиночестве. «Что это: урок или наказание?» Для чего я здесь? Может быть, это ад? – в ужасе размышлял я. И вдруг врезавшийся мне в глаза яркий свет прервал буйство навязчивых мыслей, и я услышал проповедь Вестоса:
– Многие из вас тратят время на ненужных людей, которым жалко даже секунды в ответ. Вы пытаетесь понравиться тем, кто презирает вас. Безответная любовь вызывает у людей азарт. И снова противоречие. Где-то в тени, но всегда рядом ваши близкие, любящие и родные. Вы откладываете главные слова на завтра, думая, что еще будет время в этом бесконечном, увлекательном, полном надежд «завтра». Но время беспощадно, и в один день близкие уходят. Ну а вы, растратив постоянно занятую жизнь на вечную погоню за славой, утехами и признанием, испытываете чувство вины, потому что не выпустили на волю столь чудотворные и, как воздух, необходимые признания. Ибо осознание приходит в тяжелые минуты, Шаду.
– Я не могу просто смотреть и бездействовать!
– Смерть Бродо была предрешена задолго до его рождения. Открыв эту тайну, ты превратишь его последний день в пытку.
– Скажи, что мне делать? – с мольбами обратился я к Вестосу
– Тебе выбирать, мой друг: отдать столь драгоценное время в руки отчаянию либо подарить чудесные минуты радости, которые ценит больше всего на свете твой дедушка.
– Кто ты, Вестос? Зачем ты отправил меня сюда? – тихим голосом спросил я.
Но мой гость исчез, оставив в тайне свою личность.
4
Как в старые добрые времена, под предлогом ловли форели, я и Бродо
Добравшись до намеченной цели, я принялся пристально вглядываться в окружающую нас живописную красоту. Осень приближалась и покрывала деревья самоцветами, превращая горный пейзаж в фестиваль красок. Но больше всего меня восхищали остававшиеся неизменными величественные сосны. Аромат этих деревьев исцелял меня от беспокойства и тревоги. Здесь стирались следы цивилизации, и ты покорно признавал царствие природы, которая мудро правила этими местами. Слушаешь тишину, и время останавливается, и ты невольно сливаешься в одно целое с волшебством этих мест. Природа начинает говорить с тобой шелестом листьев, дуновением ветра, всплесками воды. Таинственная речка впитывает в себя все плохое и своим бурным течением уносит беды прочь.
«Я снова здесь…» – сдерживая слезы радости, подумал я.
Дедушка принялся заботливо раскладывать снасти, доверив мне только одну удочку, с которой я едва мог совладать. С улыбкой наблюдая за моей беспомощностью, он помог мне справиться с наживкой и закинуть снасть. После продолжительного молчания Бродо первым прервал безмолвие:
– Шаду, ты по-прежнему рисуешь? Я помню тот день, когда во всей Чауде отключили свет, а ты зажег свечу на кухне, накинул на себя, словно плащ, простыню и принялся писать мой портрет. Ты был такой важный.
– Дедушка, мне тогда было, наверное, лет пять, – почувствовав прилив хорошего настроения, звонко ответил я.
– Будучи студентом, ты мне писал о своей победе на городском конкурсе художников. А Хегри ведь не маленькая деревня.
– Да, деда, это так. Я всегда любил рисовать, несмотря на строгий запрет отца. Он всегда говорил мне: «Лучше бы ты занимался полезным делом. Жизнь тяжелая и подлая. Сейчас эпоха негодяев, и ты должен думать о своем будущем». Однажды, когда я получил плохую оценку по латыни, он разорвал мои наброски со всем накопленным творчеством и вышвырнул ошметки в окно. Я наблюдал, как ветер разносит в стороны кусочки моих чувств, хранившихся на бумаге долгие годы: городские пейзажи, портрет моей первой любви и моего лучшего друга, первое поздравление маме. Я тогда хотел выпрыгнуть вслед за ними, в надежде спасти хотя бы клочок…
Бродо как всегда внимательно поглощал каждое слово. Не отрывая глаз, он понимающе кивал и хлопал меня по плечу. Я перевел дух и продолжил:
– Неделю я провел в молчании, предпочитая до позднего часа засиживаться в одиночестве на крыше дома. Затем смирился. Ударился в изучение юриспруденции, игнорируя призывы души. Привычка стала второй натурой. Прошло больше года без творческих всплесков. И вот однажды меня попросили нарисовать карикатуры для местной студенческой газеты. Я подумал: это второй шанс, но все попытки свести краски в единое целое были провальными. Словно стучался в дверь, которая была безнадежно заперта… А потом появился страх, от которого я решил прятаться, – я глубоко вздохнул.