Неверноподданный

Владмели Владимир

– В Америке такая почва, что любая коряга расцветёт буйным цветом. А твоя мамочка легко приспосабливается. Приехала же она в Москву из какой-то Жмеринки и прекрасно здесь устроилась.

– Боря, я не хочу об этом говорить.

– А я хочу, потому что нам здесь не светит не только с квартирой, нам здесь вообще ничего не светит. Я и преподавать-то устроился только благодаря твоему отцу.

– Почему же мой отец смог стать заместителем директора такого большого завода, да ещё и с допуском высшей степени секретности. Почему другие здесь нормально живут, а ты не можешь?

– Наверное, они умнее меня или хитрее, а может, умеют жопу лизать или у них мохнатая лапа. Я не знаю и меня это не интересует,

но у меня здесь всё идёт наперекосяк.

– Потерпи, этот маразм не может продолжаться вечно.

– Так ведь и жизнь наша не может продолжаться вечно, а я хочу добиться чего-нибудь, пока у меня ещё варят мозги и есть силы, но главное я хочу, чтобы моя дочь жила в нормальной стране. Ты думала, что здесь с ней будет?

– То же, что и с нами. Вырастет, выйдет замуж, родит детей. Но для этого у неё должен быть отец, а ты убежал неизвестно куда.

– Я с удовольствием вернусь, но сначала твоя мать должна передо мной извиниться.

– Боря, ты хочешь невозможного. Уменьши свои запросы до реалистического минимума.

– Минимум - это чтобы она не разговаривала со мной как с провинившимся школьником и не возникала, когда я воспитываю дочь так, как считаю нужным. А если она не примет эти условия, скажи, что ты уедешь со мной в Штаты.

– Я никуда не поеду.

– Но сказать это ты можешь.

– Нет, не могу.

У Раи действительно не поворачивался язык сказать это матери. Она не представляла себе жизни не только в другой стране, но даже в другом городе. Она два раза ездила со студенческим отрядом на электрификацию и жизнь в первобытных условиях так на неё подействовала, что она скорее готова была терпеть упрёки родителей, чем житейские неудобства. Правда, она тоже устала от постоянных нравоучений матери и, когда Нина Михайловна стала в очередной раз жаловаться на неблагодарность, Рая сказала:

– Тебе недолго осталось терпеть, мы собираемся ехать.

– Ну и катитесь отсюда, скатертью дорога, никто вас не держит.

– На это нам нужно твоё разрешение.

– Какое разрешение?

– Для того, чтобы выехать на постоянное место жительства за границу, нужно получить разрешение родителей.

В глазах Нины Михайловны появился ужас.

– А что родители Бориса едут с ним?

– Конечно.

– И вы не боитесь брать их с собой? Они же старики, а его отец вообще инвалид. Кому они там нужны? Здесь у них есть квартира, бесплатная медицина, пенсия, а там вы и сами не знаете, на каком будете свете, а им ведь надо что-то есть и где-то жить, да и медицина там стоит огромных денег. Я совсем недавно смотрела передачу о наших эмигрантах в Америке. Все они спят и видят, как бы вернуться обратно.

Рая усмехнулась.

– Но даже если и не все, я уверена, что многие готовы поменяться с Борей местами. Он получает не меньше своих приятелей-кандидатов наук. У него прочное положение, ему автоматически идёт педагогический стаж и прибавляется зарплата.

– Мама, да разве дело в этом. Есть ещё и человеческое достоинство.

Ты слышала такое словосочетание "человеческое достоинство".

– Ему же нравится преподавать.

– Ему это также нравится как заключённому, которого перевели из карцера с крысами в общую камеру, куда крысы боятся выбегать, потому что зэки их там сожрут. Просто выбора у него нет, а тут ещё к неприятностям на работе добавляются ссоры дома. Конечно, он хочет в Америку.

– Ну и пусть едет, а тебе-то что там делать? Кому там нужны советские экономисты.

– Он мой муж, мама. Я поеду с ним.

– А я?!
– Несколько секунд Нине Михайловне удавалось сдерживать слёзы, но потом она разрыдалась и сразу же превратилась в одинокую, стареющую женщину.

До этой ссоры Поланская считала, что Рая от неё никуда не денется и вот теперь её уверенность поколебалась. Она может лишиться не только дочери, но и внучки. Видно, история повторяется. Она тоже не послушала своих родителей и ушла из дома

с каким-то вдовцом-майором, который был намного старше её. Её мать испытывала недоверие к военной форме любого достоинства и боялась, что этот офицер сделает из Нины ещё одного рядового в своём батальоне. Нине было всего девятнадцать лет и она готова была на всё. Её родители почувствовали это и уступили. Она вышла замуж, а Лев Абрамович вскоре демобилизовался и вернулся домой, в небольшой Подмосковный городок. Там Нина познакомилась с его друзьями и быстро приобрела новых, потому что ей нужна была не просто компания, а большая компания. Пока был жив Поланский, у неё всегда был полон дом гостей. Они с удовольствием к ней приходили, а она с радостью их принимала. Ей хотелось постоянно видеть их рядом. Сначала дочь, а потом и внучка стали частью интерьера во время этих приёмов. Она представить себе не могла, что они могут уехать.

Рая продолжала политику челночной дипломатии, пытаясь склонить к компромиссу каждую из сторон. Борис упорствовал, и, в конце концов, она сказала, что не хочет жить в подвешенном состоянии и, если он не вернётся, она подаст на развод.

– А кто будет Ленку прогуливать, пелёнки стирать, в молочную кухню ходить? Ты, наверное, даже не знаешь, где эта кухня находится.

– Уже узнала.

– А жить на что будешь?

– На алименты.

– Если ты разведёшься, я брошу работу и пойду сапоги тачать. В мастерской большая часть зарплаты в ведомости не указывается, так что на моих алиментах ты не очень-то пошикуешь.

– Значит, для того чтобы доставить мне неприятность ты готов стать сапожником?

– Не сапожником, а обувщиком, - ответил он, пытаясь смягчить тон разговора, - они теперь хотят сменить название профессии, чтобы им не приклеивали ярлык пьяниц и дебоширов.

– Ладно, Боря, я устала с тобой пререкаться, бери свои шмотки и возвращайся.

– Только если твоя мать не будет больше лезть ко мне со своими советами.

– Как вы оба мне надоели, у меня своих неприятностей вагон и маленькая тележка, а мне ещё вас надо уговаривать, баранов упрямых. Я думаю, ты не круглый идиот и понимаешь, что в конце концов вам придётся помириться. Пусть это будет без взаимных извинений, просто сделай первый шаг. Ведь у мамашки скоро день рождения, надеюсь, ты не забыл?

– Забыл.

– Ну, так завяжи себе узелок на память.

– Я и так завязал и вот уже почти неделю не развязываю.

– Сам виноват, - сказала Рая и, крепко взяв его за руку, добавила,

– пошли.

Он даже не стал притворяться, что хочет вырваться. Открыв дверь своей квартиры, Рая сказала:

– Мама, я хочу вас помирить.

– Да я и не ссорилась.

– Вы просто прогнали меня из дома, - сказал Борис.

– Ну, я погорячилась, извини.

– Извиняю.

– А теперь обещайте мне впредь никогда не разговаривать на политические темы, - потребовала Рая.

Борис пожал плечами, Нина Михайловна кивнула и закрепила мир с зятем родственным поцелуем.

XVI

Первое время после примирения Нина Михайловна говорила с Борисом неестественно ласковым тоном. Апломб и самоуверенность исчезли, суровое выражение лица при разговоре с ним сменилось угодливо-настороженным. Боря чувствовал себя неловко, а Рая даже стала опасаться за психическое состояние матери, и, чтобы отвлечь её от печальных мыслей, посоветовала ей устроить день рождения. Нина Михайловна только отмахнулась, ведь день рождения у неё был 29 февраля и она отмечала его раз в четыре года. Этот год был не високосный, годовщина не круглая, мужа нет в живых, а дочка собирается эмигрировать, да и внучка при виде полуграмотной старухи забывает о собственной бабушке. В общем, поводов для веселья нет, но Рая сказала, что именно поэтому и надо собрать гостей. Ведь в день рождения приглашённые говорят имениннице приятные вещи и хотя это обычно ложь, но настроение поднимает.