Неверный. Свободный роман
Шрифт:
— А ты?
— Я лишь могу посоветовать клинику, где тебя хорошенько почистят.
— Ты чудовище…
— Ты сама ко мне в постель прыгнула! — зевает. — Давай, Саш, избавься от проблемы, а потом будь умницей, береги ноги в тепле, носи шапку… Прощай.
Глава 2
Глава 2
Александра
Долбаная
Юбка вроде не слишком короткая, но пальцам Мирасова легко удается ее поддеть и потянуть вверх, закатывая по ногам, по попе.
Он тянет юбку вверх, мое сердце падает вниз.
К ногам.
От стыда, шока и предвкушения.
Его палец до сих пор у меня во рту, только теперь не я касаюсь его, а он — меня. Двигает вперед и назад у меня во рту.
Слюны выделилось до неприличия много, я глотаю ее автоматически.
— Рано-рано сглатываешь, — хрипло шепчет на ушко и просовывает палец целиком.
Да я задохнуться могу или подавиться!
Последнее намного вернее.
Возмущенно отвожу полыхающее лицо в сторону, пытаюсь сдвинуться — ни на миллиметр не выходит.
Зато руки Мирасова оживают и проходятся по всему моему телу ладонями вверх и вниз… вниз…
Он обхватывает мой зад с двух сторон и крепко сжимает. Ахаю от неожиданной боли, впившейся под кожу от его пальцев.
— Отпустите! Я извинилась! — отталкиваю его ладошками грудь.
Он мягко отклоняется назад.
Плавно и красиво, как в режиме слоу-мо.
И я, вложившая в свой удар слишком много силенок, просто лечу вперед, на него, растопырив руки в стороны.
Гад ловит меня со смехом и стискивает за талию, шлепает попу, снова жамкает ее и проводит пальцами вдоль резинки трусов, трогает сзади.
— Ай аман, что за трусы… Шорты, что ли?
Новая попытка избежать контакта, но Мирасов ловко мной вертит, как жонглер — любимой кеглей.
Новый писк, моя возня. Он низко посмеивается, успевает меня куснуть, лизнуть, щипнуть и прижать грудью к стене.
Левая рука ложится на затылок, удерживая. Лбом касаюсь холодной стены и горю от ужасного пошлого взгляда Расула.
Ощущаю, как он скользит по мне сверху вниз и обратно.
— Точно шорты. Санька, а Санька… Ты чего мужские трусы таскаешь?
Он оттягивает резинку и шлепает меня ею по коже.
«Ушлепок! Ушлепок настоящий!» — думаю со слезами и понимаю, что вот-вот разревусь.
Меня такое обращение на части разрывает, буквально на клочки: я что, игрушка какая-то?
Он со мной, как с вещью!
А тело млеет от его умелых касаний, губ, языка.
Лизнул шею, куснул за ушком, в груди творится что-то невероятное и скользит по телу жаркой волной, опускаясь следом за его касаниями.
— Имя мужское. Трусы — мужские. Может быть, у тебя и член
— Может быть и есть. Вам нравится мальчиков лапать? — сиплю и разражаюсь истеричным смехом. — Потрогайте. Да-да, потрогайте. У девочки Саньки есть мальчик-с-пальчик… Дефект имеется. Такое, знаете… Редко, но случается. Член есть, но очень маленький. К-к-крошечный просто! Возьмите его в руку…
— Дура, что ли? — замирает за моей спиной. — Не смешные у тебя шуточки, Санька. Хреново ты извиняешься! Должна будешь!
В темном, довольно узком коридоре раздаются чьи-то шаги.
Близко-близко.
Это мой шанс!
Не будет же Мирасов меня при ком-то… так же нагло трогать!
Я быстро одергиваю юбку вниз и отскакиваю в сторону, тяжело дыша, бросаюсь бежать.
— Полотенца! — гремит за спиной голос.
Да в жопу твои полотенца. Сам собирай, мудачина! Я уволюсь к чертовой бабушке, я просто уволюсь!
На скорости влетаю в раздевалку и хрипло дышу, повалившись на скамейку. Раздевалка и душевые для персонала здесь напоминают атмосферу небольшого спортзала, даже запах стоит похожий — влажный пар душевой и терпкий запах обуви.
Сердце вот-вот выскочит из груди. Перед глазами темнеет.
Несколько злых слез все-таки выкатывается из глаз.
Не знаю, почему. Я же привыкшая…
Официанткой работаю, и моя жопонька, как выразился Мирасов, не раз встречалась с чужими липкими ладонями и похотливыми предложениями.
Как-то пьяный кретин меня в углу зажал и пыхтел, как боров у бабушки в загоне для свиней. Я чудом увернулась и то лишь потому, что этот козел был совсем пьяный, он даже свой ремень нащупать не мог, пытался штаны снять вместе с ним…
Тогда я труханула немного, но не так, как сейчас.
Что со мной такое?
Слезы продолжают обжигать глаза, нос заложило мгновенно!
Тот боров меня только напугал, но грязь его касаний как будто просто скатилась по мне и осталась там, где-то под ногами.
Но то, что было сейчас, оно словно изнутри разрослось уродливыми черными пятнами и все-все горит.
Поднявшись, бросаюсь к раковине, умываясь. Лицо краснеет еще сильнее — от ледяной воды и растирания бумажными полотенцами.
Глаза становятся щелочками. Так, кажется, хватит! Перестаралась…
Нужно подумать, как быть…
Мирасов всегда меня задирал, был требователен, отпускал шуточки, но никогда не лапал, а сегодня… Будто с ума сошел.
Может быть, обкурился.
Да, скорее всего, он укуренный. Укуренный ушлепок, что от него ждать?
Надо просто пересидеть тихо-тихо, как мышка, до конца смены, а потом он и проспится, и продышится, и все-все-все.
Не хочу терять денежное место.
— Один раз пристал, и все. Больше не будет. Буду смотреть в оба! — говорю вслух, шмыгая носом.