Невероятная победа
Шрифт:
Кусака попросил разрешения поговорить с Ямамото с глазу на глаз. В маленьком помещении под мостиком он рассказал главкому, как подавлены случившимся его офицеры, все еще ведя разговоры о самоубийстве. Кусака попросил Ямамото реорганизовать авианосный флот и дать шанс отомстить за поражение. Глаза Ямамото наполнились слезами, и он ответил: "Я понимаю вас. Кусака, и все сделаю".
На крейсере "Нагара" адмирал Нагумо снова впал в прострацию. Было приказано не спускать с него глаз, чтобы он не наделал каких-нибудь глупостей, Ошеломленные поражением офицеры, осознав катастрофу, пытались понять, как это могло произойти. Если бы гидросамолет No 4 с тяжелого крейсера "Тонэ" вылетел вовремя, то американский флот мог быть обнаруженным до перевооружения второй ударной волны... если бы пикирующие бомбардировщики противника атаковали их всего на несколько минут позже, то самолеты с авианосцев были
Все это было так, но сейчас самым главным становилось ослабление эффекта в стране от столь ошеломляющего поражения. Еще находясь в море, Ямамото полностью сообщил о результатах боя начальнику Главного Морского штаба адмиралу Нагано. Нагано позвонил в генштаб, и 8 июня представители высшего командования собрались на совещание, на котором эти ужасные новости были доложены премьер-министру Тодзио. Выслушав доклад, генерал Тодзио принял следующие решения:
1. Факты катастрофы не должны выйти за пределы этой комнаты.
2. Все имеющиеся в распоряжении средства должны быть выделены для восполнения потерь.
3. Никакой публичной критики в отношении флота.
10 июня звуки фанфар и знакомая мелодия военно-морского марша возвестили слушателям Токийского радио, что сейчас будет передано сообщение о новой крупной победе на море. И действительно сообщение выглядело внушительным: два американских авианосца потоплено... сбито 120 самолетов противника... высажен десант на Алеутские острова... стерта с лица земли военно-воздушная база противника на Мидуэе. Японские потери: один авианосец потоплен, еще один авианосец и крейсер повреждены. Потеряно 35 самолетов.
На следующий день ведущий военный радиокомментатор Японии Масанори Ито, выступая по столичному радио, заявил, что "результаты войны настолько блестящи, что превосходят всякое воображение". Ему вторил начальник отдела прессы ВМС при императорской ставке капитан 1-го ранга Хидео Хирайде, который договорился до того, что "отвлекающий диверсионный удар по Мидуэю дал возможность без помех высадить десант на Алеутские острова".
Кинооператор Макисима, прибыв на военно-морскую базу в Куре, был предупрежден, что если он появится в Токио, то будет немедленно арестован. Несколько недель Макисима находился в Куре, не имея возможности даже связаться с семьей, а затем снова был послан в море. Уцелевшие из экипажей погибших авианосцев были изолированы в казармах на базах Сахеки и Капоя, а экипажи надводных кораблей, вставших на рейде Хасирадзима, были лишены увольнений на берег. Еще тяжелее пришлось раненым. Капитан 2-го ранга Охара 10 недель пробыл в госпитале, залечивая ожоги полученные на авианосце "Сорю", и в течение всего этого времени ему не разрешалось принимать никаких посетителей или видеть кого-нибудь из других пациентов госпиталя.
Когда капитана 2-го ранга Футида несли на берег, с ним обращались подобно тому, как в средние века обращались с жертвами чумы. Его сняли с корабля ночью, неся в закрытых носилках, и тайно пронесли в госпиталь через черный ход.
На залитых послеполуденным солнцем пирсах Перл-Харбора ровными рядами стояли санитарные автомашины. Среди многих людей, высыпавших на пирс, были адмирал Нимиц с несколькими офицерами своего штаба. Подходил эскадренный миноносец "Бэнхем" - первый корабль, вернувшийся в Перл-Харбор после боя, имея на борту раненых с эсминца "Хэммен". Когда эсминец подходил к своему месту у стенки, все корабли, находящиеся в гавани, приспустили флаги, салютуя ему. Матросы "Бэнхема" были очень сконфужены такими почестями, но они безмерно гордились осколочными пробоинами в корпусе своего корабля и перебитой антенной на мачте. Когда "Бэнхем" встал на швартовы, на борт эсминца поднялся адмирал Нимиц. Командующий флотом пожал руку командиру корабля капитану 3-го ранга Джозефу Вортингтону, а затем, повернувшись к построенному экипажу, поблагодарил моряков за все, что они сделали. После того, как командующий флотом покинул эсминец, началась выгрузка раненых 50 носилок были погружены в санитарные автомобили.
Через четыре дня,
Несколько позже в штаб Нимица прибыл капитан 1-го ранга Симард, направляющийся с Мидуэя к новому месту службы. Командующий флотом поблагодарил Симарда и поздравил его с присвоенным накануне боя очередным воинским званием. Указав на новые серебряные орлы капитана 1-го ранга на погонах Симарда, адмирал Нимиц, который присвоил ему это звание, с усмешкой заметил: "Откровенно говоря, я просто направил вам цветы перед похоронами".
Затем к Нимицу явился генерал Иммонс с бутылкой шампанского, украшенной бело-голубой лентой, символизирующей цвета флота. Иммонс поздравил командующего флотом и признал свою неправоту при оценке намерений противника. Тут кто-то вспомнил о Джо Рочфорте, из подвала которого поступила та блестящая развединформация, что и позволила выиграть сражение. Нимиц приказал вызвать Рочфорта, но тот, как всегда погруженный в работу, снова опоздал на полчаса. Но на этот раз адмирал не рассердился на него. Собрав свой штаб, командующий объявил, что одержанной победой они все обязаны блестящей работе возглавляемого Рочфортом подразделения военно-морской разведки. Рочфорт ответил, что он очень рад переменой отношения к его подразделению со стороны командования.
Летчики отдыхали. Пилоты "Энтерпрайза" и "Йорктауна" оспоривали друг у друга почести первого дня сражения. В Королевском Гавайском отеле произошел яростный спор между летчиками армейской и морской авиации, чуть не закончившийся дракой. (Только после войны стало известно, что "летающие крепости" сбросили в бою у Мидуэя 322 бомбы на корабли противника, но не добились ни одного попадания.)
Первоначальное напряжение спадало, и вскоре все больше и больше стали говорить о недостатках, выявленных в ходе боя. Были сделаны, пожалуй, правильные выводы, что развертывание подводных лодок было проведено плохо, что воздушная разведка была организована убого, что связь была медленной и громоздкой, что не было достаточной координации действий между оперативными соединениями, что "Йорктаун" можно было спасти, что 16-е оперативное соединение на сумело как следует развить достигнутый успех. В длинном перечне выявленных недостатков легко даже можно было забыть о том, какое громадное дело было сделано, несмотря на все недостатки! Ведь, в сущности, совсем небольшое количество решительных людей, вступив в бой с подавляюще-превосходящими силами противника, ценой величайшего самопожертвования полностью изменили ход войны на Тихом океане. После этого поражения японцы так больше и не сумели перехватить инициативу и перейти в наступление. Однако судьба сражения висела на таком тонком волоске, что американцы были ошеломлены своей победой не меньше, чем противник поражением. И насколько этот волосок был тонким, может быть, никто не понял лучше, чем командир подводной лодки "Наутилус" капитан 3-го ранга Брокман.
Подойдя 5 июня к Мидуэю, он понятия не имел о том, как кончилось сражение и в чьих руках находится сам атолл. Мидуэй выглядел, как обычно, проносящиеся над морем альбатросы, белая полоса прибоя, разбивающаяся об ослепительный коралловый песок, тусклая голубизна лагуны. Брокман провел своим перископом вдоль атолла и, наконец, увидел то, что искал. Высоко над командным пунктом Сэнд-Айленда гордо развевался в воздухе звездно-полосатый американский флаг.
Приложение.
Загадки Мидуэя
Когда японские бомбы обрушились на Мидуэй, некий сержант морской пехоты по фамилии Андерсон получил удар по голове летящей банкой бобов, орехов или томатного сока - в зависимости от того, кто как рассказывает эту историю. Сержант Андерсон никогда не был обнаружен, и этот эпизод остался одной из маленьких загадок Мидуэя. А таких загадок было очень много. Горячка боя и сопутствующая ей неразбериха всегда порождают противоречия в оценках количества кораблей противника, расстояний, попаданий и промахов. Кроме того, в бою у Мидуэя дело осложнялось еще и тем, что сражение все время шло то по одну, то по другую сторону международной линии времени. В бортовом журнале одной летающей лодки записано, что она вылетела 3 июня, выполнила задачу 5-го и вернулась на базу 4-го. При анализе боевых документов наталкиваешься и еще на одну трудность: в японском флоте всегда использовалось токийское время. И на этот раз все время подготовки к операции шло по токийскому времени, но как только соединения Объединенного флота вышли в море, они почему-то перешли на время Мидуэя.