Невероятно прекрасна
Шрифт:
Свистящая болтовня дельфинов вынудили ее снова открыть глаза. Рядом с лодкой резвилось около дюжины гибких серых тел в совершенно спокойном море, зеленовато-голубая поверхность отражала солнечные лучи, которые уже начали пробиваться сквозь рассеивающиеся облака. У Беки вырвался такой выдох, что по силе мог соперничать с уже почти пропавшим ветром. Она сделала это!
— Ух ты, — раздалось позади нее, она резко развернулась и увидела, вышедшего из-за поворота Маркуса, а сразу за ним и Фергюса. Русал расслабился, когда увидел, что Бека спокойно стоит возле борта. Наверно потому, что не мог видеть ее трясущиеся коленки.
— Поверить не могу, что шторм так
Даже насквозь промокший и покрытый чешуей рыб, он выглядел самым красивым мужчиной из когда-либо ею виденных. «Ты идиотка, Бека Янси. Он не выносит тебя, ты не выносишь его, и ты не можешь перестать сохнуть по нему. Соберись-ка». Она уже приготовилась, что он снова начнет отчитывать ее. Но этого не произошло. Вместо этого он глубоко вздохнул и сказал:
— Я должен извиниться перед тобой.
Бека чуть не упала.
— Что? — спросила она. Может, когда она укрощала шторм, повредила себе слух.
Маркус сжал зубы.
— Ты слышала. Я прошу прощения, что наорал на тебя, — он сделал паузу, очевидно пытаясь сдержать себя от повторения этого. — Ты застала меня врасплох, выпрыгнув за борт. Я был… в общем, я волновался за тебя. А когда я расстраиваюсь, я ору. — Он кивнул в сторону Фергюса. — Твой парень напомнил мне, что ты опытный дайвер и серфер, и не сделала бы ничего такого, если бы не была уверена в своей безопасности. Но я до сих пор не понимаю, как дельфины могли рассказать тебе, где можно найти рыбу. Это похоже на те смехотворные истории моего отца, которые он любил рассказывать нам, когда мы были детьми. Но так как мы наловили полный трюм рыбы, я не могу поспорить с результатами, — он пожал своими мощными плечами, и они были похожи на горы во время землетрясения. — Поэтому, я прошу прощения и благодарю тебя. Хотя все еще считаю тебя сумасшедшей, но я не должен был выходить из себя.
Бека моргнула.
— Это было одним из самых худших извинений, которые я когда-либо слышала, но я его принимаю. — Она рассмеялась и добавила: — И Фергюс мне не парень, он просто мой приятель по серфингу, который предложил свою помощь.
На обветренном лице Маркуса промелькнуло совершенно непонятное выражение, и он уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но его прервал Кенни, который прибежал с носа лодки и выглядел очень встревоженным. Его мокрая футболка прилипла к его тощей груди, красная краска логотипа пива на груди вылезла на белый хлопок самой футболки.
— Маркус! Маркус! — Кенни затормозил прямо возле мужчины. — Идем быстрей! У твоего отца приступ — я не уверен, что он дышит.
Глава 8
Маркус маленькими глотками пил безвкусную жижу, которая в больнице именовалась кофе, и изо всех сил сопротивлялся соблазну встать и пройтись по практически пустой тускло освещенной столовой. Его нервировали бежевые стены этого помещения, а также бежевые столы и бесцветная на вид еда.
Его отец все еще находился в отделении неотложной помощи, стараясь победить истощение и обезвоживание, но, в остальном, все было хорошо. Они оба выслушали лекцию о пациентах, прошедших химиотерапию, от интерна, который выглядел лет на шестнадцать, а затем старик бесцеремонно вышвырнул сына из палаты.
— Тебе нет нужды оставаться и смотреть, как эту дрянь вливают мне в руку, — как всегда «тактично» высказался Маркус Старший. — Спустись в кафетерий и закадри там симпатичную медсестричку или займись еще чем-нибудь.
Маркус подозревал, что отец просто не хочет казаться перед ним слабым, но от этого не становилось легче. Правда заключалась в том, что молодой человек вообще не понимал, почему он здесь, почему после всех этих лет снова готов мириться с дурным нравом и плохим отношением старика. Они не любили друг друга. Черт, они не обменялись ни словом с тех пор, как в восемнадцать лет Маркус сбежал, чтобы присоединиться к морским пехотинцам. До того дня, как ему позвонил врач отца, парень даже не был уверен, что его старик жив, и даже не задумывался, заботило ли его это.
И, все же, он был здесь, пытаясь поддержать отца, который вел себя, словно репей в заднице, контролировал, что тот проходит химиотерапию, полностью выполняя инструкции врача. Да к тому же никто, кроме Всемогущего Бога, не мог заставить Маруса Старшего отдохнуть и успокоиться. Это напоминало попытку выдрессировать акулу, научив ее сидеть и выпрашивать угощение.
К ужасу Маркуса, оказалось, что его всего еще это волнует. Даже при том, что старик вновь всколыхнул давно забытые гнев и печаль. Даже при том, что они не ладили, хотя Маркус со своей стороны прилагал титанические усилия, лишь бы сохранить мир. Но парень понимал, что глубоко в душе он хотел нормальных отношений с отцом. Не самое подходящее время, чтобы осознать это.
Казалось, в его глаза насыпали песка, и Маркус потер их кончиками пальцев. Они проснулись и покинули дом в пять утра, и он отвратительно спал в ночь до этого. Или в ночь перед этим. Ирония заключалась в том, что он отлично высыпался в зоне военных действий, но с тех пор, как вернулся домой, вздрагивал и просыпался от малейшего шума. А иногда его кошмары напоминали ему обо всех тех ужасах, что он пережил, словно опять оказывался посреди этого. Не помогало и то, что они с отцом так нервировали друг друга, к тому же половину своих ночей Маркус провел на лодке, которая уж точно была не приспособлена для комфортного времяпрепровождения.
В любом случае, все это было временно. Либо его отец поправится и Маркус сможет уйти и жить своей жизнью, либо, если ничего не поможет, рак победит Маркуса Старшего, и тогда опять же он уйдет и заживет своей жизнью. Еще полгода или год, максимум, и он покинет эти места. Как раз вовремя.
— Маркус! — радостный тонкий голосок вырвал Маркуса из его невеселых дум. — Что ты здесь делаешь?
Он посмотрел вверх и увидел молодого паренька с лысой головой и в бейсболке, которая была сдвинута на один бок, что придавало ему залихватский вид. Вот только темная кожа его знакомого имела пепельный оттенок. Но, несмотря на его явно плохое здоровье, он излучал энтузиазм и доброжелательность. Тито был частым гостем отделения химиотерапии; в двенадцать он так самоотверженно сражался с лейкемией, что Маркус проникся симпатией к парню с момента их первой встречи. Он всегда находил время, чтобы поговорить с ним, если они одновременно находились в комнате ожидания.
— Эй, Тито, рад тебя видеть, — сказал Маркус. — Надеюсь, ты пришел сюда не ради кофе. Знаешь, эта дрянь будет лишь замедлять твой рост.
Усмехнувшись, Тито скользнул на один из пустых стульев за столом и помахал бутылкой воды, доказывая обратное.
— Не-е, мужик. Я должен пройти обследование перед следующей процедурой, и моя мама хотела перехватить что-нибудь, пока мы здесь. — Мальчик понизил голос. — Она теперь работает в две смены на заводе. И я не думаю, что она помнит, что нужно брать с собой достаточно еды.