Невероятные похождения Алексиса Зорбаса (Я, грек Зорба) (др. перевод)
Шрифт:
– Тьфу, мужчины! – И, немного помолчав, добавил: – От женщин чего ждать? Знай рожают детей от кого попало. От мужчин чего ждать? Знай попадают в западню. Добавь душицы, хозяин!
Он снял горшок с огня, мы уселись, скрестив ноги, и принялись за еду.
Зорбас погрузился в глубокое раздумье. Какой-то червь точил его. Он глянул на меня, открыл было рот и снова закрыл. В свете светильника я ясно разглядел в его глазах печаль и беспокойство.
Я не сдержался и спросил:
– Ты чего-то не договариваешь, Зорбас. Говори! Скажи, и сразу полегчает!
Зорбас молчал. Затем поднял камушек и швырнул его в открытую
– Оставь камни в покое. Говори!
Зорбас вытянул морщинистую шею и, вперив в меня взгляд, взволнованно спросил:
– Ты мне веришь, хозяин?
– Верю, Зорбас, – ответил я. – Что бы ты ни сделал, ошибки не будет. Если бы ты даже сам того захотел, ошибки все равно не будет. Ты – как лев или волк: эти звери никогда не ведут себя как овцы или ослы, никогда не идут супротив собственной природы. Так и ты: ты – Зорбас с головы до пят.
Зорбас тряхнул головой:
– Но я уже сам не знаю, куда нас черт несет!
– Зато я знаю. Не бойся: шагай вперед!
– Скажи-ка это еще раз, хозяин. От этого я буду чувствовать себя уверенней! – воскликнул Зорбас.
– Вперед!
Глаза у Зорбаса блеснули.
– Ну, тогда расскажу тебе! Вот уже несколько дней я вынашиваю в мыслях грандиозный план, безумную идею. Осуществим ее?
– Ты еще спрашиваешь? Для того мы и приехали сюда: осуществлять идеи.
Вытянув шею, Зорбас смотрел на меня с радостью и страхом.
– Скажи правду, хозяин! – закричал он. – Разве мы не ради угля приехали?
– Уголь – только предлог. Чтобы людей не будоражить. Пусть люди думают, будто мы серьезные предприниматели, а то, глядишь, выжатыми лимонами забросают. Понятно, Зорбас?
Зорбас так и застыл с разинутым ртом. Он пытался понять и не решался поверить такому счастью. И вдруг смысл сказанного дошел до него, он бросился ко мне, схватил за плечо и спросил с надеждой:
– Ты танцевать умеешь? Умеешь?
– Нет.
– Нет?!
От неожиданности руки у Зорбаса опустились.
– Хорошо, – сказал он, чуть помолчав. – Тогда танцевать буду я, хозяин. Стань-ка чуть поодаль, чтобы я тебя не задел ненароком. Эх! Эх!
Зорбас прыгнул, вылетел из барака, сбросил с себя туфли, пиджак, жилет, закатил брюки до колен и пустился в пляс. Лицо его, все еще испачканное углем, было совершенно темным, а глаза сверкали белым огнем.
Зорбас пустился в пляс, хлопал в ладоши, прыгал, крутился в воздухе, падал на колени и снова легко приседал, будто был из резины. Затем он вдруг снова взмывал высоко в воздух, словно упорно пытаясь преодолеть великие законы природы и, распахнув крылья, улететь прочь. Внутри этого изъеденного, задубевшего тела душа пыталась увлечь за собой плоть и, подобно летящей звезде, устремиться вместе с ней в темноту. Душа увлекала тело ввысь, но тело падало, не в силах удержаться в воздухе, душа снова безжалостно поднимала его, еще выше, но злополучное тело снова падало вниз, выбившись из сил.
Зорбас нахмурился, лицо его стало пугающе серьезным. Он уже не кричал, но, стиснув зубы, пытался достичь невозможного.
– Довольно, Зорбас! Довольно! – воскликнул я, испугавшись, как бы старое тело, не выдержав чрезмерного напряжения, не рассыпалось в воздухе.
Я кричал, но разве Зорбас мог слышать призыв земли? Тело его уподобилось птице.
Я наблюдал за дикой, отчаянной пляской уже с испугом. В детстве, когда воображение мое
– Как умер твой дед? – спросили меня однажды одноклассники, когда я ходил еще в первый класс начальной школы.
И я тут же создал легенду. Я говорил, одновременно создавая ее, а создавая – сам же в нее верил.
– Дед мой носил резиновые туфли. Однажды, когда у него была уже седая борода, он прыгнул с крыши нашего дома, но едва коснулся земли, тут же отскочил от нее, словно мяч, взлетел выше дома, а затем стал подниматься все выше и выше, пока не исчез в облаках. Так вот умер мой дед.
После создания этой легенды, приходя в крохотную церквушку Святого Мины и видя внизу на иконостасе Воскресение Христово, я всякий раз указывал на Христа рукой и говорил одноклассникам:
– Это мой дед в резиновых туфлях!
И вот в тот вечер, столько лет спустя, видя, как Зорбас отрывается от земли, я вновь с ужасом пережил свою собственную детскую сказку, испугавшись, что Зорбас может исчезнуть в облаках.
– Довольно, Зорбас! Довольно! – закричал я.
Запыхавшись, Зорбас присел на землю. Лицо его сияло от счастья, седые волосы прилипли ко лбу, пот струился по испачканным углем щекам и подбородку.
Я встревоженно наклонился к нему.
– Теперь мне полегчало, – сказал он после некоторого молчания. – Будто кровь пустили. Теперь я могу говорить.
Он вошел в барак, уселся у мангала, и лицо его засияло.
– Что это на тебя нашло? Отчего ты вдруг пустился в пляс?
– А как же иначе, хозяин? Стало невмоготу от чрезмерной радости, нужно было разрядиться. А в чем разрядка для человека? В словах? Х-хэ…
– От какой еще радости?
Зорбас взволнованно глянул на меня. Губы его дрогнули.
– От какой радости? Разве то, что ты сказал только что, сказано так вдруг, слова ради? Разве ты сам того не понимаешь? Стало быть, мы сюда не ради угля приехали… Дай-ка в себя прийти! Мы, стало быть, приехали сюда убивать время да пыль людям в глаза пускать, чтобы нас не сочли умалишенными и не забросали выжатыми лимонами. А когда мы останемся вдвоем и никто нас не увидит, будем животы надрывать со смеху! Вот этого, честное слово, мне и хотелось, но я и сам того хорошенько не осознавал. То об угле думал, то о госпоже Бубулине, то о тебе… Шиворот-навыворот. Когда я прокладывал галереи, то говорил себе: «Я уголь ищу! Уголь! Уголь!» И весь без остатка превращался в уголь. Когда я отдыхал и развлекался со старой тюленихой – будь она неладна! – мне казалось, что весь лигнит и все хозяева висят на ленточке у нее вокруг шеи. И самого Зорбаса я тоже по ошибке туда же вешал. А оставшись наедине с собой, когда работы не было, я думал о тебе, хозяин, и сердце у меня разрывалось. И вот какие мысли приходили мне на ум, ложась камнем на душу: «И не стыдно тебе, Зорбас?! И не стыдно тебе обманывать этого доброго человека, проматывая его деньги?! До каких пор ты будешь подлецом, Зорбас? Довольно!» Я, хозяин, был в полной растерянности: дьявол тащил меня в одну сторону, Бог – в другую, а вместе они разрывали меня надвое. Но теперь – спасибо тебе, хозяин! – ты произнес великие слова, и все стало ясно. Я все понял и во всем разобрался! Теперь мы друг друга понимаем. Теперь – огонь изо всех орудий! Сколько у тебя еще денег осталось? Брось их, пропади они пропадом!