Невероятные похождения Алексиса Зорбаса (Я, грек Зорба) (др. перевод)

Казандзакис Никос

Среди всех демонов, пребывавших в Зорбасе, в тот вечер победу снова одержал шутливый, добросердечный демон. Зорбасу стало жаль старую шансонетку, сердце его растаяло, когда он увидел ее помутневшие состарившиеся глаза, устремленные на него с такой мучительной тревогой.

– Черт побери! – пробормотал Зорбас, принимая решение. – Если я могу сделать еще одно удовольствие женскому племени, ну так давай сделаю его!

Он выскочил на берег, взял мадам под руку, дал мне кольца, повернулся к морю и запел: «Благослови нас, Боже, отныне и во веки веков, аминь!»

Он повернулся ко мне и сказал:

–

Запомни, хозяин…

– Нет сегодня «хозяина», – отрезал я. – Зови меня кумом.

– Ну так запомни, кум, когда я крикну: «Давай! Давай!», наденешь нам кольца.

Сказав это, он фальшивым, козлиным голосом запел: «О рабе Божьем Алексии и о рабе Божьей Фортенции, обручающихся друг с другом, и о спасении душ их Господу помолимся!»

– Господи, помилуй! Господи, помилуй! – проблеял я, с трудом сдерживая смех и слезы.

– Есть и другие тропари, но дьявол меня побери, если я их помню! Перейдем лучше к сути дела, – сказал Зорбас.

Он рванулся, крикнул: «Давай! Давай!» – и протянул мне свою ручищу.

– Протяни и ты свою ручку, моя душечка, – сказал Зорбас своей нареченной.

Пухлая, изъеденная щелочью рука дрожала. Я надел им на пальцы кольца, и Зорбас самозабвенно, словно дервиш, завопил: «Обручается раб Божий Алексий с рабой Божьей Фортенцией, во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь! Обручается раба Божья Фортенция с рабом Божьим Алексием…»

– Готово! И это дело сделано – примите мои поздравления! Иди-ка сюда, госпожа Зорбадена [44] , прими от меня первый целомудренный поцелуй в твоей жизни!

Но мадам Ортанс рухнула наземь, обняла колени Зорбаса и зарыдала, а Зорбас сочувственно покачал своей разгоряченной головой и пробормотал:

– Бедные женщины!

Мадам Ортанс поднялась, оправила юбки и раскрыла объятия.

– Нет уж! – воскликнул Зорбас. – Сегодня Страстной вторник, руки прочь! Пост!

44

Зорбадена – женская форма фамилии Зорбас.

– Зорбас… – томно шептала женщина.

– Потерпи, мадам, до Пасхи, тогда и отведаем мяса. И красные яйца вместе разобьем. А теперь пора домой. Что люди скажут, если увидят тебя в столь поздний час на улице?

Бубулина умоляюще смотрела на него.

– Нет, нет, – сказал Зорбас. – На Пасху! Пошли с нами, кум!

И тайком сказал мне на ухо:

– Ради бога, не оставляй нас одних! Сегодня я совсем не в настроении.

Мы направились к селу. Небо искрилось, пахло морем, стенали ночные птицы. Счастливая и меланхолическая старая русалка тащилась, повиснув на руке у Зорбаса.

Сегодня она наконец добралась до гавани, к которой стремилась всю жизнь. Всю жизнь несчастная пела, развлекалась, насмехалась над честными женщинами, но сердце ее горело в огне. Когда надушенная и напомаженная, покрытая толстым слоем штукатурки мадам Ортанс проходила в броских нарядах по улицам Александрии, Бейрута, Константинополя и видела, как бедные женщины

кормят своим молоком младенцев, грудь у несчастной ныла, разбухала, а соски вздымались, тоже желая младенческих губ. «Выйти замуж, выйти замуж и родить ребенка…» – вот на что были устремлены все помысли и стремления ее жизни, и мадам стенала. Но ни одному человеку никогда не призналась она в своих страданиях. И вот наконец – слава Богу! (правда, несколько поздновато, но все равно хорошо), – потрепанная и разбитая морскими бурями, приближалась она к многожеланной гавани…

Время от времени она поднимала глаза и тайком поглядывала на шедшего рядом длинного висельника. «Это не богатый паша с золотыми кистями, не прекрасный юный бей, но все равно хорошо – слава Богу! Он стал моим мужем, он пойдет со мной под венец – слава Богу!»

Зорбас чувствовал тяжесть навалившегося на него тела и поспешно тащил мадам, чтобы поскорее добраться до села и избавиться от нее. А несчастная спотыкалась о камни, ломая ногти на ногах, мозоли доставляли ей мучения, но она не проронила ни звука. К чему тут слова? К чему жалобы? Все было хорошо – слава Богу!

Мы уже миновали смоковницу архонтовой дочки, сад вдовы, показались первые сельские дома. Мы остановились.

– Спокойной ночи, дорогой, – сказала счастливая шансонетка и привстала на цыпочки, пытаясь дотянуться до губ нареченного.

Но Зорбас даже не наклонился.

– Хочешь я припаду с поцелуями к ногам твоим, любимый? – спросила женщина, собираясь броситься наземь.

– Нет, нет! – воскликнул растроганный Зорбас и схватил ее в объятия. – Это я должен целовать тебе ноги, госпожа моя, только мне лень… Спокойной ночи!

Мы расстались. Обратно мы с Зорбасом шли молча, вдыхая полной грудью благоуханный воздух. Зорбас вдруг повернулся и посмотрел на меня:

– Что делать будем, хозяин? Смеяться или плакать? Посоветуй.

Я не ответил. И у меня тоже комок в горле стоял, сам не знаю отчего – от слез или от смеха.

– Скажи, хозяин, – вдруг снова спросил Зорбас, – как звали древнего бога-повесу, который никого, совсем никого из женского племени не оставлял без утешения? Что-то я такое слышал. Он, кажется, тоже красил бороду, разукрашивал себе руки сердцами да русалками, маскировался, прикидываясь то быком, то лебедем, то бараном, то ослом, как только было по вкусу всякой там, с позволения сказать, потаскушке. Ну-ка, скажи, как его звали, будь добр!

– Ты, наверное, имеешь в виду Зевса. Как это ты его вспомнил?

– Бог да благословит душу его! – сказал Зорбас, воздев руки к небу. – Он много вынес, много выстрадал, настоящий великомученик, послушай меня, хозяин, я тоже кое-что понимаю. Ты только книжки слушаешь, но сам подумай – кто их пишет! Пф! Учителя! А что учителя могут понимать в бабниках да бабах? Пропади они пропадом!

– А почему бы, Зорбас, и твоей милости не написать, не поведать нам про все чудеса земные?

– Почему? Да потому, что я живу всеми этими чудесами и времени просто не хватает. То люди, то женщина, то вино, то сандури – времени просто нет взяться за эту дрянь – за перо. Потому-то мир и достался бумагомарателям. Кто живет чудесами, у того нет времени, а у кого есть время, тот не живет чудесами. Понятно?