Невероятный уменьшающийся человек
Шрифт:
Не несчастный случай вырвет его из ее жизни, не быстротечная болезнь, оставляющая человека в памяти родных и друзей таким, каким он был при жизни, в одночасье, безжалостно лишит его любви Лу. И не продолжительная болезнь, во время которой он, по крайней мере, оставался бы самим собой, и, хотя Лу смотрела бы на него с жалостью и страхом, во всяком случае она видела бы перед собой человека, которого знала еще до начала болезни.
Его беда была страшнее, много ужаснее.
Так пройдут месяцы, может быть, даже год, если врачам не удастся остановить развитие
Они будут смеяться: ведь это же невозможно — все время ходить с постными лицами. Ведь вероятно, однажды они посмеются какой-то шутке — и это будет момент веселого забвения всех страхов. А затем снова на них обрушится темным океаном, сметающим на своем пути все преграды, ужас: смех смолкнет и радости придет конец. И правда, от которой по телу бегут мурашки, правда о том, что он уменьшается, вернет и все их страхи и омрачит жизнь.
— Лу.
Она повернула к нему голову. Скотт наклонился, чтобы поцеловать жену, но не смог дотянуться до ее губ. Придя в раздражение, он отчаянным движением встал коленом на диван и запустил правую руку в копну ее шелковистых волос, нервно надавливая ей на голову кончиками пальцев.
Резким движением отклонив голову Лу назад, Скотт впился в ее рот и вдавил ее своей тяжестью в подушку. Губы Лу, не ожидавшей такого поступка от мужа, были напряжены.
Скотт услышал, как упали на пол свитер и клубок и как приятно зашуршали в его сжимающихся пальцах шелковистые волосы жены. Он провел рукой по ее мягкой податливой груди. Оторвавшись от ее рта, впился своими полуоткрытыми губами в ее шею, сладостно-медленно покусывая зубами ее теплую кожу.
— Скотт! — задыхаясь, произнесла Лу.
От звука этого голоса он будто вмиг обессилел. И почувствовал, как внутри разливается холодная пустота. Почти устыдившись того, что сделал, Скотт отодвинулся от жены. Руки его безвольно сползли с теплого тела.
— Милый, что случилось? — спросила она.
— Разве ты сама не знаешь? — И Скотт неприятно поразился тому, как дрожит собственный голос Быстрым движением он приложил руки к щекам и во взгляде жены прочел неожиданно пришедшее понимание.
— О милый, — сказала Лу, наклонившись к нему.
Теплыми губами она прижалась к его рту, а он все так и сидел, будто окаменев. Ее ласки, голос, поцелуй — все было лишено страсти, все было не так, как у женщины, страстно желающей своего мужа. В голосе Лу, в ее прикосновениях была только снисходительность доброй женщины, жалеющей беднягу, который захотел близости с ней.
Скотт отвернулся.
— Не надо, дорогой, — с мольбой в голосе произнесла
— У нас совсем не было для этого времени, — откликнулся он.
— Так в этом-то все и дело, — продолжала Лу. — Как же я могла сдержать удивление? Разве не так?
Скотт сделал глотательное движение, и в горле у него раздался сухой щелчок.
— Может, и так, — произнес он едва слышно.
— Милый. — Она поцеловала его руку. — Не думай, будто я... будто я тебя оттолкнула.
Скотт засопел носом.
— Мне кажется, что... что это было бы немножко нелепо, — сказал он, стараясь казаться спокойным. — Со мной... вот таким. Это было бы...
— Милый, прошу тебя. — Она не дала ему договорить. — Ты все усложняешь.
— Посмотри на меня. Что уж тут усложнять?
— Скотт... Скотт... — И она прижала его маленькую ручку к своей щеке. — Если бы я могла хоть словом помочь.
Он смотрел в сторону, не решаясь встретиться взглядом с женой.
— Ты здесь ни при чем.
— Почему из Центра-то не звонят? Почему все никак не разгадают тайну болезни?
Теперь он знал, что мужская сила вся из него вышла. И даже помышлять о близости с Лу было как-то глупо.
— Обними меня, Скотт, — попросила Лу.
Несколько секунд он сидел неподвижно, опустив подбородок, с остановившимся, ничего не выражающим взглядом, который делал непроницаемой застывшую на его лице маску отчаяния. Отняв от лица правую руку, он попробовал обнять Лу, боясь, что руки не хватит, чтобы обхватить ее поясницу. Мышцы живота свело судорогой. Скотту хотелось подняться с дивана и уйти прочь. Он чувствовал себя тщедушным, нелепым созданием, смешным карликом, который вознамерился совратить нормальную женщину, и сидел, будто окаменев, чувствуя сквозь шелковую одежду тепло ее тела. Скотт скорее согласился бы умереть, чем сознаться жене в том, что под тяжестью ее руки у него ломило плечо.
— У нас могло... могло бы получиться. — В голосе Лу слышался призыв. — Мы...
Скотт как-то странно завертел головой, как будто высматривая путь к бегству.
— Хватит, Лу. Оставь это. Забудь об этом. Я был дураком...
Он чуть отодвинулся и до боли стиснул руки.
— Просто оставь это, — повторил он. — Оставь.
— Любимый, я бы не сказала, что это очень хорошо с твоей стороны, — запротестовала Лу. — Ты не думаешь, что...
— Нет, я не думаю! — резко ответил он. — И ты тоже так не думаешь.
— Скотт, я знаю, что тебе больно, но...
— Прошу, забудь об этом.
Глаза его были закрыты, сквозь сжатые зубы слова проходили чуть слышно и предостерегающе.
Лу молчала. А Скотт дышал так, будто ему не хватало воздуха. Комната, в которой они сидели, стала для него местом гибели всех надежд.
— Ладно, — наконец прошептала Лу.
Какое-то время Скотт покусывал нижнюю губу, а потом вдруг спросил:
— Ты написала об этом своим родителям?
— Моим родителям?