Невеста „1-го Апреля“
Шрифт:
— Я этого не отрицаю, но нам нужен был восьмой.
— Основательная причина! Я бы взял два шара.
— Послушайте Мишель, — сказала мягко молодая девушка, — сознайтесь, что крокет вас вовсе не так интересует, а вы были просто в дурном расположении духа?
Мишель с нетерпением бросил папиросу.
— Сюзанна, мы уже поссорились из-за этого… Лангилля. Я согласен с вами, что у меня был довольно глупый взрыв гнева, но вы дурно поняли мои слова.
— Пусть будет так; не будем спорить об этом. Мне хотелось бы только, чтобы ни одно облако не существовало между нами из-за такой ничтожной причины, Мишель.
— Сюзи, что мне было досадно, это то, что вы сказали, будто я ревную. Ревновать — мне, к Лангиллю! Вот странная идея! Вы ведь верите, Сюзи,
— Одним словом, все забыто, не так ли? — сказала молодая девушка. — Друзья?
— Друзья, Сюзи.
Он взял и пожал руку, протянутую ему; таким образом разговор окончился так, как бы мог начаться; но это все таки было не то же самое, и Сюзи это чувствовала, хотя она себя поздравила с тем, что оказалась ловким дипломатом.
Размышления Мишеля в то время, как он возвращался пешком в башню Сен-Сильвера, были к тому же менее всего оптимистические. Они клонились к тому плачевному заключению, что Сюзанна и он решительно не понимали друг друга, и что всякое действительное согласие между ними представлялось все менее и менее возможным.
О! как опасно оставаться идеалистом, несмотря ни на что! В продолжение более месяца он представлял себе, что он наконец достиг этого относительного счастья, состоявшего в спокойствии, мирной привязанности, нежной интимности, к которому он стремился. Сюзи конечно не была той женщиной, в которую он мог влюбиться, но одно мгновение ему казалось, что он нашел в ней друга, прелестного, желанного „товарища“, о котором мечтал. Прежде всего его очаровал этот изящный и решительный ум; затем в один вечер он видел свою невесту у изголовья умершей, полную смирения, и он сам почувствовал свое сердце столь эгоистичным подле этого детского сердца, широко раскрытого для любви к ближнему! В тот вечер волнение, охватившее Мишеля, было глубокое, сильное… Но на следующий день пришлось все таки убедиться, что молодая девушка, так нежно благодарившая его в передней Кастельфлора, была та же, которая танцевала „skirt-dance“, не боялась при случае выкурить папироску, любила до безумия красивые туалеты и вальсы и которая никогда бы не согласилась выйти замуж за человека без средств.
Чтобы глубже проникнуть в эту двойственность личности, Мишель хотел видеть Сюзанну в свете, он за ней там наблюдал. Теперь он убедился: мисс Северн была решительно и прежде всего кокетка, маленькая дьявольская кокетка, которая до самозабвения опьянялась своей собственной прелестью и тупоумной лестью окружавших ее. Но если Мишель чувствовал мало симпатии к молодым эксцентричкам, то кокеток он ненавидел!
Это было непобедимое отвращение. Он ими гнушался и из убеждения и инстинктом. Когда же он невольно дал слегка почувствовать это, он удивил, нагнал скуку на молодую девушку и… разве не усмотрела она в этом ревность? Ревность — и к Лангиллю… дурочка! Как она не поняла, что, если ее жених не мог без возмущения слушать салонную болтовню этого старого чижа, то это было из принципа, из уважения к человеку… Ревнует! Сюзанна, вероятно, представляла себе, что, по примеру Деплана и ему подобных, он не мог видеть хорошенького личика, чтобы тотчас же из-за этого не потерять рассудок.
Рассуждая все время так, Мишель приближался к башне Сен-Сильвера, усталый от Сюзанны, усталый от себя самого. Ах! ужасно усталый! И он сожалел о своей ссоре с мисс Северн и больше всего сожалел он о прежнем покое.
Зачем убаюкивал он себя такими нежными иллюзиями тогда в тиши деревни, сидя в карете, мягко катившейся по дороге? Какие нелепые планы создавал он, потому только, что впечатлительная девочка плакала на его плече?
Сюзанна-кокетка, — что ему до этого? Разве он не предполагал этого уже в самом начале их товарищеского союза? Не была ли Колетта также кокеткой, и не покорился ли Мишель с самого начала тому, чтобы иметь жену кокетку, легкомысленную и даже эксцентричную? Разве он, подобно другим, выбирал свою жену между многими? Нет, обстоятельства,
Итак, он предоставит Сюзанне поступать по своему, оставляя за собой право решительно вмешаться только в том случае, когда этого потребует его достоинство. Но беспокоиться из-за ветреницы, маленькой, неразумной, шальной особы, стараться ее перевоспитать… никогда, конечно!
И только после того, как Мишель, много раз пробежав этот, все тот же, круг мыслей, счел себя вполне образумившимся, он уехал в Париж, где провел три дня.
VII
Во время этих трех дней прогулки, визиты, обеды следовали так непрерывно друг за другом, что Сюзи, едва успевавшая выспаться, не имела времени для размышлений. Даже в Кастельфлоре большую часть ее свободного времени отнимала Колетта, которая не завязывала ни одной ленты, не посоветовавшись с ней, или дети, которых она обожала и чьи ласки и игры часто ее увлекали; другую часть времени она назначала для своего туалета, занимавшего и озабочивавшего ее тем больше, что ей удавалось чудо — быть хорошо одетой и до бесконечности изменять вид своих платьев, не тратя много денег.
В утро четвертого дня Колетта решила пригласить Рео в этот день к обеду, и Сюзанна, восхищенная этой мыслью, взяла на себя это поручение, отказываясь по своему обыкновению от провожатых; сидя на высокой подушке экипажа, она сама, своими нервными и нежными руками, правила лошадьми.
Когда мисс Северн, тоненькая в своем платье ампир, вышитом цветочками, открыла дверь гостиной Рео, ее щеки от поездки по полному свежести лесу разукрасились румянцем, и глаза ее блестели, как звезды, под большой шляпой, подбитой белым тюлем.
— Из какой красивой картины начала столетия спустились вы, милая барышня? — спросил весело Жак Рео.
— Льстец!
Она протянула руку Жаку, отвечая ему улыбкой на его улыбку, затем она заметила Раймонда Деплана, двоюродного брата г-жи Сенваль, низко ей кланявшегося, и опять новое shake-hand [32] с улыбкой.
ее веселая улыбка из под этой светлой шляпы, посылала как бы луч света в маленькую комнатку.
— Как поживает Тереза? — сказала она. — Нет, благодарю, я не сяду, я сейчас еду, но раньше узнайте причину моего утреннего визита: „г-н и г-жа Фовель просят г-на и г-жу Рео, м-ль Симону Шазе и г-на Поля Рео, сделать им честь отобедать сегодня в Кастельфлоре“… без церемонии, само собой разумеется, да и напрасно об этом говорить: неправильная форма приглашения это достаточно доказывает. Но в деревне, как в деревне! Вы не отвечаете?
32
Рукопожатие.
Жак колебался.
— Ваше приглашение ужасно соблазнительно, м-ль, и однако я боюсь, что нам нужно будет отказаться от удовольствия его принять.
— Почему же?
— М-ль, мы обедали в пятницу в Шеснэ, в Кастельфлоре в субботу, в воскресенье у Рьеж, а в понедельник мы имели удовольствие принимать наших друзей у себя, ну а сегодня вторник!
— В деревню ездят для отдыха, — заметил философски Деплан.
— По крайней мере с таким похвальным намерением, продолжал г-н Рео, и вот почему, сударыня, я боюсь, что было бы очень неблагоразумно для Терезы и Симоны выезжать еще и сегодняшний вечер. Увы! моя ответственность, как главы семьи, обязывает меня быть очень откровенным.
— Чересчур даже, сударь! Но я повидаюсь с Терезой, и если она откажется, я с вами поссорюсь.
Когда мисс Северн направлялась к двери, она повернула голову в сторону Раймонда Деплана, рассматривавшего ее очень внимательно, что ее однако ни мало не смутило.
— Мы получили приглашение от г-жи Сенваль. Какая восхитительная идея этот бал, зеленый и „mauve“! Я безумно ему рада!
— „Mauve“ — туалеты молодых женщин, светло-зеленый — туалеты молодых девушек, зеленые и „mauve“, цветы, декорирующие гостиные; зеленый и „mauve“ — котильон!