Невеста для фейри. Зеркало Оберона
Шрифт:
Как же быть? Сердце тянется к Оберону, а разум твердит: беги!
— А вот эта девушка определенно влюблена, потому что единственная меня не заметила! — раздался надо мной насмешливый звенящий голос.
Я смущенно подняла взгляд и еле сдержала возглас удивления: передо мной стоял отец. Стараясь не подавать вида, что узнала его, принялась сбивчиво бормотать какие-то извинения, но слушать меня не стали. Вместо этого, медноволосый сидхе объявил:
— Меня зовут Мидир и я буду наставлять вас всех в танцах. Пожалуй,
— Я Эйлин… Эйлин Даффи — произнесла и прикусила язык. Ну, кто меня просил называться девичьей фамилией Матери?!
— Эйлин… — задумчиво протянул фейри, впиваясь в меня взглядом зеленых глаз и затем, оглядывая головы до ног, а потом с беззаботной веселостью произнес — Что ж, посмотрим, как ты летаешь, птичка!
Мне показалось или в последнем слове таилось больше тепла и расположения, чем должно? Однако проанализировать происходящее мне не дали, обхватили за талию и закружили, в витиеватом, причудливом танце под неизвестно откуда взявшуюся музыку.
Фейри очень умело вел и двигался так легко и грациозно, будто летел, словно его тело не имело веса. Чуть позже я поняла, что Мидир применил ко мне свою магию. Поскольку ни чем иным не могла объяснить то, что уже на втором круге по залу, помнила и сама выполняла все положенные повороты и шаги.
— Твою мать зовут Морна, не так ли птичка моя? — весело подмигнув, шепотом спросил отец.
— Да — призналась, едва шевеля губами, чтобы остальные не видели, что я разговариваю с медноволосым танцором.
— Я не ошибся в нашу прошлую встречу. Ты действительно моя дочь. Я помню твою мать. Она великолепно танцует. Где она сейчас?
— Тебе ли спрашивать об этом? Где был ты, когда на нее обрушился гнев Титании? Теперь мама мертва и прах ее развеян над холмами.
— Ты не удивлена… почему?
— Она рисовала тебя. Там в Срединном мире, в ее доме в Лонгфорде, остались картины на которых вы вместе. Так почему ты не спас ее?
— Не обвиняй в этом меня. Я не знал. Время в Сидхейме идет медленно, а у вас быстро. Мне нужно было отлучиться на полчаса, а по времени ее мира я отсутствовал несколько лет.
— Это тебя не извиняет. Ты не заботился о ней.
— Моей вины тут нет. Не представляю, кем должна была быть и чем насолить Титании твоя бабка, если Морну убили. Наша жизнь вечна, ваша — мимолетна, как у бабочек. Помня это, мы стараемся не привязываться к созданиям Срединного мира. Я покинул твою мать, чтобы не привыкать к ней.
— И на ее чувства, тебе, конечно же, было наплевать… Мне не нужны твои оправдания, пусть совесть будет тебе судьей.
Какое-то время мы танцевали молча. Эльф над чем-то размышлял, а затем произнес:
— Обычно мы не нянчимся со своими отпрысками, но в память о матери, так уж и быть, пригляжу за тобой. Если хочешь жить, не смей никому в Сидхейме рассказывать о матери
— Ты так близко знаком с королем? — подозрительно спросила я.
— Оберон мой ближайший друг. А во времена, когда луна еще не родилась и над миром днем и ночью висел туман, он был моим учеником.
ГЛАВА 46
ГЛАВА 46
Мидир сменил партнершу, и я отошла в сторону, чтобы в одной из ниш, украшенных цветами, сесть на удобный диванчик и вдалеке от остальных справиться с эмоциями.
Девушки восхищенно смотрели на отца, поддавшись притягательной магии сидхе и мне до слез было больно смотреть на это. В каждой из них сейчас я видела мать. Именно так она и смотрела на него: влюбленно, преданно, с изумленным восхищением, будто на цветок, расцветший среди зимы.
Это страшно… То, как легко, небрежно, одним взглядом, жестом, просто присутствием эти создания умели нараспашку открывать двери в человеческие сердца. Чувствовали они при этом сострадание? Чувствовали ли вину? Вряд ли…
"Им не ведомы смерти жестокие ласки,
Состраданье, любовь — в их сердцах не гостят…"
Так писала Морна, которая, после редких часов сладостных встреч и годов страданий, следующих после, как никто поняла сущность фейри.
Я будто наяву видела, как она одинокая, влюбленная, в отчаянии блуждает то среди холмов, то в городе, силясь отыскать в многоликой толпе знакомые черты. Ведь судя по тому, что видела сама, порой фейри захаживали и в город.
В легендах и балладах, которые я читала, они могли приглушать свою притягательность. Сидхе обращались старухами и стариками, не брезговали и обличьями животных. Порой фея могла принять вид лани, выдры или ястреба с голубыми глазами.
Морна рисовала Мидира, искала его, жаждала еще раз, хотя бы на миг взглянуть в его глаза. Теперь, после встречи с Обероном, я понимаю ее жажду и даже не виню за то, что оставила меня. Гламор, как болезнь, сводит людей с ума.
Будь мама человеком, после встречи с отцом зачахла бы от тоски меньше чем через год. Лишь то, что в ее жилах, ли то, что была полукровкой, позволило ей выжить.
Странно, что на меня гламор Мидира так не действовал так, как на прочих. Может, потому, что мы родственники? Или он из вежливости приглушил свою силу, чтобы я не почувствовала смущение от влечения к собственному отцу? Трудно представить, какие труды написал бы дядюшка Фрейд, будь он знаком с фейри…
Мидир не выглядел для меня простым человеком, у меня тоже захватывало дух от его красоты. Но это было лишь бледной тенью, по сравнению с тем, что испытывала к Оберону. Казалось, заговори он со мной, и я потеряю дар речи. Буду просто смотреть в его глаза и бесконечно тонуть в их глубинах.