Невеста для генерального
Шрифт:
Я стараюсь взять себя в руки, но ничего не выходит. Волнуюсь так, как не волновалась ни на одном экзамене или собеседовании. Кто знает, чего ожидать от такого, как Рокотов?
Дверь за мной закрывается, и я остаюсь один на один с генеральным.
Большой кабинет залит светом из огромных панорамных окон. Сам Рокотов сидит в черном кожаном кресле за массивным столом из явно дорогущих пород древесины. Разговаривает с кем-то по телефону.
Молча кивает мне на кресло напротив.
Присаживаюсь на указанное место, кладу руки на колени и вцепляюсь пальцами в край
Смотрю в пол. И хоть нас разделяет пара метров, тяну носом и чувствую исходящий от него запах чего-то дорогого, с кедрово-мускусными нотками.
Вздрагиваю от удара метронома, замечая его только сейчас.
Наконец-то поднимаю взгляд и скольжу им по фигуре генерального. Максим Романович без пиджака, и оттого выглядит еще массивнее, чем в нашу прошлую встречу. Ух, как рубашка обтягивает его мышцы…
Смотрю еще выше и тут понимаю, что все это время он отвечал мне тем же. Щеки тут же заливает краской, словно меня поймали на чем-то постыдном. Зато генеральный нисколько не смущается. Продолжает говорить по телефону и откровенно меня разглядывать.
Когда ожидание становится совсем невыносимым, и я готова провалиться сквозь землю от его пронизывающего взгляда, он кладет телефон на стол.
И продолжает молчать.
Может, ждет, пока заговорю я? Э нет, ляпну что-нибудь не то, сделаю еще хуже. Это я могу. А может, специально молчит. Вдруг у него тактика такая — запугивание. Что ж, со мной сработало на ура. Я не нахожу себе места.
— Кира, — Максим Романович ставит локти на стол и складывает пальцы домиком, — знаешь, какое качество я ценю в сотрудниках?
От его ледяного тона руки покрываются мурашками, и я нервно сглатываю.
Ну, хоть начал не с «Васнецова, ты уволена». Это же хороший знак, так?
— К-какое?
— Пунктуальность.
Я опускаю голову и бормочу еле слышно:
— Простите…
— Прощаю. В первый и последний раз. Время, чтобы ты знала, самый ценный ресурс, который у нас есть, и я не привык разбрасываться им просто так.
Он серьезно? Вообще-то, я опоздала всего на пару минут!
— Вот и сейчас вместо того, чтобы тратить этот ценный ресурс на тебя, я мог бы решать другие, более важные вопросы.
Чего-о? Мой рот от возмущения приоткрывается сам собой. Я не просила тратить время на неважную меня, наоборот, была бы рада, если бы его на меня не тратили!
Молчу.
— Сколько ты тут работаешь?
— Два месяца, — отвечаю я, не понимая, куда он клонит.
— То есть у тебя было время изучить, как тут все устроено, как работают модели и так далее.
Главное, не спрашивает — утверждает.
И что говорить в ответ? Скажу «нет», решит, что я тут балду пинаю вместо работы. Отвечаю расплывчато:
— Ну… в целом, да.
— Тогда скажи мне, — генеральный подается вперед, и его тон становится еще более строгим, — почему ты отказалась от съемок?
— Максим Романович, но я ведь уже объяснила: я не модель.
В конце-то концов, генеральный не может не понимать! Работать среди моделей и моделью — вот
— Ты знаешь принципы работы, этого достаточно.
Сказал как отрезал.
Ему достаточно, а мне нет. Я могу ему прямо сейчас показать ролики, как работают настоящие модели перед фотокамерами. Сменить позу тридцать раз за двадцать секунд для них не проблема, а для меня — очень даже. И я ни разу не шучу, реально несколько десятков поз за минуту! Вот хоть сейчас доставай телефон и показывай ему видео.
Ну где я и где все эти лампы, софиты и уверенность? Нас разделяет пропасть. Нет, Марианская впадина.
— Максим Романович, я думаю, что… — хочу объяснить, что все не так просто, как он там себе насочинял, но договорить не успеваю.
Он сурово прерывает:
— Кира, думать — это не твоя задача. Твоя задача — четко следовать инструкциям, которые даст режиссер. У тебя подходящий типаж, ты нужна мне на этих съемках и сделаешь так, как я сказал. Твое участие уже согласовано.
Вот как? Округляю глаза. Без меня меня женили. На место страха быть уволенной приходит злость.
Я ему что, рабыня?
Ладно бы просил, так ведь нет, приказывает, словно я его собственность и он имеет полное право распоряжаться мной как вздумается.
— На время твоей командировки за тобой сохраняется твой полный оклад, плюс командировочные. Возможна и премия.
Он называет общую сумму, и я ошарашенно на него пялюсь.
Я знаю, сколько получают модели, и за одну съемку им столько не платят, если они не звезды, конечно. Неужели этот проект настолько важен Рокотову? Черт, это даже хуже. Когда провалюсь, по голове меня точно не погладят. А я ведь провалюсь — обязательно! Причем так феерично, что ему и не снилось! Я неуклюжая, нефотогеничная, и вообще… Он что, слепой и этого не видит?!
С другой стороны, это как раз почти нужная сумма для мамы. Если буду экономить командировочные, то как раз хватит.
Теперь во мне борются две части.
Одна говорит: «Кира, это лучше, чем кредитная кабала. Несколько недель съемок, и проблема мамы будет решена. Никакого суда, она перестанет нервничать».
Другая цокает и закатывает глаза: «Ну да, а о своих нервах ты подумала? Помнишь, как Соколов орал на новенькую модель? Называл ее деревянной, бестолочью, бесталанным переростком? И это она закончила школу моделей. А тебя, дорогуша, ждет кое-что похуже. Ты не умеешь двигаться, держаться на камеру. Те, кто говорят, что это легко, просто не пробовали сами. Куда ты лезешь? И вообще, маму ты на кого оставишь, а? Модель недоделанная. Не, не вариант».
— Если откажешься, можешь писать заявление по собственному желанию, — сухо припечатывает Максим Романович. — Мне не нужны сотрудники, которые отказываются работать.
— Я не отказываюсь!
Впервые на его лице хоть какие-то эмоции: генеральный приподнимает бровь.
Его губы трогает легкая усмешка.
— Значит, ты согласна?
Вот скотина! Зажал в угол и доволен. Как я буду возвращать кредит, если лишусь работы? Нормальное место так сразу не найти, а вот проценты на долг капают сразу.