Невеста герцога
Шрифт:
А герцог именно должен видеть лес. Уиндем был огромной ответственностью, с владениями, разбросанными по всей Британии. Поймет ли это Одли? Будет ли относиться к своей миссии с уважением или станет перекладывать решения на управляющих и секретарей, как это делали многие знакомые Томаса, обычно с разрушительными результатами.
Может ли человек заботиться о таком наследстве, как Уиндем, если он не родился наследником? Томас благоговел перед герцогством, Но у него была целая жизнь, чтобы узнать и полюбить эту землю. Одли появился здесь на прошлой неделе. Способен
Вряд ли. Учитывая, как его приветствовала их бабушка.
Томас потер виски. Все пойдет прахом. Не сразу, конечно. Для этого он слишком хорошо управлял поместьями. Но со временем Одли разнесет все на части, даже если это не входит в его намерения.
— Что ж, это будет не моя проблема, — сказал он вслух. Он уже не будет герцогом. Дьявол, он, наверное, даже не останется в Линкольншире. Интересно, есть ли на этот счет какие-нибудь распоряжения в завещании его деда? Какой-нибудь маленький домик под Лидсом, который тог купил, чтобы отослать туда своего младшего сына. Ему не хотелось оставаться поблизости, когда Одли примет на себя его роль. Он переберется в другое поместье и прекратит общение со всеми ими.
Томас сделал глоток бренди, отметив, что почти прикончил бутылку. Это принесло ему некоторое удовлетворение. Этот бреди нелегко достался ему, и он не испытывал особого желания оставлять его Одли. Но это послужило ему напоминанием о некоторых телесных потребностях. Он отодвинул кресло и встал. В углу имелся ночной горшок, но он недавно оборудовал Белгрейв последними достижениями туалетных технологий. Будь он проклят, если откажется от удобств, прежде чем его вышлют на север, в Лидс.
Томас вышел из кабинета и двинулся по коридору. Время было позднее, и дом затих. Он не спеша сделал свои дела, любуясь современными изобретениями, затем направился назад, в кабинет, где и намеревался провести ночь — точнее, ее остаток, — прикончив бренди.
Но по пути он услышал шум, свидетельствующий, что еще не все легли спать. Он остановился и заглянул в розовую гостиную. На столе стоял зажженный канделябр, освещая комнату мерцающим сиянием. Возле секретера, стоявшего в дальнем углу, суетилась Грейс, открывая и закрывая ящики с расстроенным выражением лица.
Он должен извиниться перед ней, решил Томас. Его поведение сегодня днем было непростительным. Они слишком долго дружили, чтобы позволить их дружбе закончиться вот так.
Грейс вздрогнула, когда он окликнул ее по имени.
— Томас, — сказала она, — я не знала, что вы еще не спите.
— Еще не так уж поздно, — отозвался он.
Она слабо улыбнулась.
— Наверное. Вдовствующая герцогиня легла, но еще не спит.
— Ваша работа никогда не кончается? — спросил он, входя в комнату.
— Нет, — сказала она, смиренно пожав плечами. Он видел этот жест бесчисленное множество раз и выражение лица, которым он сопровождался: немного удрученное и чуточку ироничное. Право, он не понимал, как она выносит его бабку. Сам он мирился с ней, потому что
Впрочем, предположил он, ей тоже приходится мириться с ней. Рабочие места для благородных девиц на дороге не валяются.
— У меня закончилась писчая бумага наверху, — объяснила она.
— Для писем?
— Вашей бабушки, — подтвердила она. — Мне не с кем переписываться. Полагаю, когда Элизабет Уиллоуби выйдет замуж и переедет… — Она помедлила в задумчивости. — Я буду скучать по ней.
— Да, — промолвил он, вспомнив, что рассказала ему Амелия. — Вы близкие подруги.
Грейс кивнула.
— Ах, вот где она. — Она вытащила небольшую стопку бумаги. — А теперь мне надо идти, — сказала она, скорчив гримаску. — Писать письма для вашей бабушки.
— Разве она не может написать их сама? — удивился он.
— Она считает, что может. Но по правде говоря, у нее ужасный почерк. Никто не в состоянии разобрать ее каракули. Даже я. Мне приходится наполовину импровизировать, когда я переписываю ее письма.
Томас хмыкнул. Грейс такая умница. Интересно, почему она до сих пор не замужем? Неужели потенциальных женихов смущает ее положение в Белгрейве? Вероятно. Пожалуй, это отчасти и его вина. В своем стремлении удержать ее в качестве компаньонки вдовствующей герцогини он не позаботился о том, чтобы обеспечить ее небольшим приданым, чтобы она могла оставить службу и найти мужа.
— Я должен извиниться, Грейс, — сказал он, подойдя к ней.
— За то, что случилось днем? О, пустяки. Это ужасная ситуация, и никто не может винить вас…
— За очень многое, — перебил он. Ему следовало предоставить ей возможность найти мужа. Тогда, не считая прочего, ее не было бы здесь, когда появился Одли.
— Пожалуйста, — сказала она, с грустной улыбкой. — Я не могу придумать ничего, за что вам нужно извиняться, но, уверяю вас, если бы было за что, я приняла бы ваши извинения со всем великодушием.
— Спасибо, — ответил он. Если он и почувствовал себя лучше, то не намного. И поскольку лучшее убежище на виду, он сказал: — Через два дня мы уезжаем в Ливерпуль.
Она медленно кивнула.
— Полагаю, вам нужно многое сделать перед отъездом.
Он думал об этом. И не только об этом. Последние четыре дня Томас провел с мыслью, что вернется в Англию никем. Поэтому он довел себя до изнеможения, делая все необходимое, чтобы убедиться, что самый последний уголок Уиндема пребывает в должном состоянии. Ему совсем не нужно, чтобы кто-нибудь говорил, будто он саботирует нового герцога.
Он уладил все дела. Оставалось просмотреть последние счета, проследить за тем, чтобы упаковали его личные вещи, и после этого…
Его жизнь как герцога закончится.
— Уже почти ничего, — сказал он, не в состоянии скрыть горечь, прозвучавшую в голосе.
— О. — Ее явно удивило, что он сказал об этом вслух. — Должно быть, это приятная перемена.
Томас подался вперед. Он видел, что ей неловко, и выпил как раз достаточно, чтобы получать от этого некоторое удовольствие.
— Видите ли, я практикуюсь, — сказал он.